Инна Денисова рассказывает об экстатическом фильме Верховена, французской социальной комедии о временах бунта «желтых жилетов» и о японской медитации по чеховским мотивам.
«Искушение»
XVII век, тосканский городок Пеша. Девочка Бенедетта Карлини едет с отцом и матерью в монастырь поступать в послушницы. На подходе к городским воротам их окружают разбойники, отнимая у матери ожерелье. Испуганы все, кроме крошечки-хаврошечки, которая требует вернуть украденное, а не то обидчиков накажет ее возлюбленный Иисус. Мерзавцы не успевают начать глумиться, как из ветвей дерева вылетает птица и гадит вору в глаз.
Проходит 15 лет, но с сестрой Бенедеттой (Виржини Эфира) продолжают происходить чудеса: на руках и ногах кровоточат стигматы, из груди в моменты гнева рвется львиный рык. Любовь к Иисусу тоже не охладевает (он приходит к ней во снах, похожих на приторные китчевые мелодрамы), но вступает в конфликт с влечением к юной послушнице Бартоломее (Дафна Патакия), которая прячется в монастыре от домогательств отца и братьев.
Монастырь расколот на два лагеря. Кроме союзниц и поклонниц, у Бенедетты есть враги — строгая и принципиальная мать-настоятельница (Шарлотта Рэмплинг) с дочерью, сестрой Кристиной. Обе со скепсисом взирают на экстатические конвульсии Бенедетты. Настоятельница все ищет доказательства мошенничества, подглядывает через дыру в стене.
Верховен в свои 82 года оказался куда смелее и бодрее многих молодых и скучных коллег. Его предыдущий фильм «Она», показанный в 2016 году здесь же, в Каннах, казался Эверестом мастерства, но режиссер решил достучаться до небес. «Искушение» — фильм о страсти, снятый со страстью, достигающей бергмановского размаха. Это мистерия, религиозное действо, сеанс экзорцизма. Внешний размах соответствует внутреннему: из каждой сцены здесь выжат максимум, визуальный и эмоциональный. Для усиления напряжения включается контрастный душ, смех чередуется со слезами. Вот влюбленные выстругивают из фигурки Богоматери дилдо, а вот уже их пытают каленым железом. Страстность Бенедетты контрастирует с ледяным спокойствием ее разоблачительницы. Кстати, именно Рэмплинг разыгрывает тут настоящую античную трагедию: к изумлению зрителей, ее героиня пройдет все круги ада — от чумы до костра.
«Сядь за руль моей машины»
Юсукэ Кафуку (Хидэтоси Нисидзима) — театральный режиссер и актер, играющий «В ожидании Годо» и «Дядю Ваню», его жена Ото (Рэйка Кирисима) — сценаристка. В машине она рассказывает ему замыслы своих будущих сюжетов. Их лица, снятые из-за автомобильного стекла, в свете мерцающих фар, печальны; в их доме на полке стоит фотография девочки — это умершая в младенчестве дочь. Однажды Юсукэ вернется домой и застанет жену в постели с молодым актером, но не признается ей, что заметил. Позже, нервничая из-за измены жены, он не справится с управлением и попадет в автомобильную аварию. А потом Ото внезапно умрет от инсульта.
Все это только 40-минутный пролог, после которого пойдут начальные титры. Рюсукэ Хамагути — медленный режиссер и никуда не торопится, продолжительность его фильма — три часа. Его часто называют японским Ромером за любовь к разговорам в кадре. А «Сядь за руль» — это уже смесь Ромера с Чеховым: потеряв жену, Юсукэ будет ставить «Дядю Ваню» в Хиросиме, и основное действие посвящено этому процессу. Одним из актеров окажется тот самый любовник жены. Беседуя в дороге с шофером Митико (после аварии герой уже сам не садится за руль), Юсукэ будет рассуждать, можно ли любить того, кто причинил тебе боль.
Чеховские персонажи, которых он кастингует в свою инновационную постановку, говорят на разных языках — по-китайски, по-английски, а Соня вообще немая и изъясняется жестами; это Вавилон, где диалог невозможен, а для выражения боли слова и вовсе не нужны. Раньше за рулем Юсукэ обычно повторял текст роли, дядя Ваня — его персонаж, но теперь водительское место заняла профессионально обученная Митико. Автомобиль, едущий по дороге среди мерцающих городских огней, становится продолжением сцены и монтируется встык с репетициями спектакля. В Японии водителю положено молчать, но вот Юсукэ и Митико уже читают «Дядю Ваню» по ролям и плачут на плече друг у друга, два потерянных человека в равнодушном к их страданиям мире, повторяя: «Мы отдохнем».
«Перелом»
Рафаэль (Валерия Бруни-Тедески в комическом амплуа), сумасбродная и своенравная художница, преследует свою бывшую, Жюли (Марина Фоис). Они 10 лет жили вместе, но с Жюли хватит. Ночью накануне Раф окатила Жюли ливнем любовных эсэмэсок, днем улицы Парижа заливает уже настоящим дождем. Рафаэль бежит за Жюли, поскальзывается и падает, по соседним улицам несутся протестующие в желтых жилетах.
Демонстрант, водитель грузовика (Пио Мармай), спрашивает полицейского, смогла бы его бабушка прожить на 700 евро в месяц. Полицейский в ответ стреляет. И вот Рафаэль и водитель лежат на соседних каталках в приемном покое. У него прострелена нога, у нее сломан локоть. Она истерит и продолжает истязать звонками Жюли, он требует у врачей немедленного излечения, ведь его могут уволить. Медперсонал глух к обоим. Отделение забито больными: упавшая без памяти бабушка, острый псих, еще одна протестующая, которая задыхается от слезоточивого газа. От нечего делать Рафаэль и водитель устраивают классовый спарринг — он обзовет ее буржуа, она ответит презрительным высокомерием. Над головами раненых вещает телевизор с беззвучным Макроном, окончательно рассорившим бедных с богатыми.
Мамблкор про историческую ночь «желтых жилетов», будто бы наспех снятый в юните скорой помощи, выходит за рамки социальной драмы. Классическое триединство времени, места и действия превращает больницу в подмостки, а происходящее — в спектакль, где важен каждый второстепенный персонаж со своей историей. Медсестра Ким, бегающая от одного пострадавшего к другому, не смотрит в собственный телефон, заваленный эсэмэсками: ее муж паникует дома с больным ребенком, скоро он тоже прибежит в отделение. Псих сорвется с катушек и пойдет в атаку, полиция начнет штурмовать больницу снаружи.
Социальная драма к финалу превратится в экшен с захватом заложников и настоящую человеческую комедию, где все равны перед лицом болезни: младенцы и старики, пролетарии и буржуа, возлюбленные бывшие и настоящие. Эксплуатация Катрин Корсини социальных стереотипов (богема в момент штурма проявит беспомощность, а вот рабочий класс не растеряется) плюс предсказуемый для левой повестки финал, где беднякам будет хуже всех, вызвал ироничную ухмылку французских критиков, не заметивших достоинств фильма.
Корсини, к примеру, отлично держит бешеный ритм. Дрожащая ручная камера носится от одного больного к другому, не комкая сюжета и достигая документальной достоверности (иногда кажется, что смотришь репортаж из больницы — бинты, шприцы и трубки крупным планом). Или великолепный актерский ансамбль со звездой Валери Бруни-Тедески на вершине елки — нелепость и неуклюжесть ее героини, несколько раз подряд выпадающей из каталки в драматические моменты, придает фильму комического шарма, смягчающего социальный пафос.
