На КиноПоиск HD можно посмотреть один из главных фаворитов оскаровской гонки, за роль в котором статуэтку получила Юн Ё-джон. Это история об американской мечте, захватившей семейство иммигрантов из Южной Кореи 1980-х. Рассказываем, как в фильме Ли Айзека Чуна соединились типичные мотивы азиатского и американского кино, а также личный опыт режиссера.
Про что это
Семья И из Южной Кореи переселяется в аграрную глушь Арканзаса. На дворе начало 1980-х, и герои уже не первый год живут в США, куда бежали от южнокорейской диктатуры и царившей в стране бедности. Правда, жизнь среди диаспоры и отупляющая работа на птицефабрике надоела главе семьи Джейкобу, и он решил осуществить свою американскую мечту — стать фермером. Жена Джейкоба, Моника, относится к этому скептически. Для нее важнее благополучие детей — Анны и младшего Дэвида, у которого больное сердце. Чтобы финансово помочь семье, пока Джейкоб выращивает баклажаны и редьку, Моника идет работать на местную птицефабрику. И выписывает из Кореи свою мать Сун Джу, чтобы та присматривала за детьми. Дэвиду бабушка сразу не нравится: она целыми днями смотрит рестлинг по телевизору, режется в карты и совсем не умеет готовить.
Кто это сделал
Режиссер Ли Айзек Чун — тоже американский кореец по происхождению — раньше уже снял несколько инди-фильмов. Но «Минари» для него стал переломным моментом: до него режиссер был в творческом тупике, даже думал уйти из кино. Выходом стала саморефлексия. «Минари» — почти автобиографическое высказывание, основанное на воспоминаниях о детстве. Эти воспоминания всплывают на экране не в общем сюжете, а в отдельных сценках, репликах, образах. Прежде чем начать работу над сценарием, Ли Айзек Чун записал 80 таких эпизодов-флешбэков.
На роли детей Чун взял американских корейцев Ноэля Чо и Алана С. Кима (для обоих это дебюты). Роль Джейкоба тоже досталась американскому корейцу Стивену Яну (он известен ролями в телесериалах, прежде всего как Гленн из «Ходячих мертвецов»). Ян родился в Южной Корее, и его, так же как младших героев фильма, в Америку привезли родители.
Жена Джейкоба, стремящаяся жить в диаспоре, и ее мать, едва говорящая по-английски, наоборот, воплощают корейское прошлое семьи. Неудивительно, что эти роли Ли Айзек Чун отдал актрисам из Южной Кореи. Монику сыграла звезда независимого кино Хан Е-ри, а ее мать — великая корейская актриса Юн Ё-джон. Сейчас, после всех премий и номинаций, западная пресса называет Юн «корейской Мэрил Стрип», но это несправедливо. Ее карьера была не столь гладкой. После взлета в 1970-е Юн Ё-джон уехала с мужем в США, где 10 лет была простой домохозяйкой. После развода и возвращения в Корею с детьми она, чтобы заработать на жизнь, играла стандартных второстепенных персонажей в дневных телесериалах про тяжелую женскую долю. На рубеже тысячелетий, когда актрисе было за пятьдесят, у нее снова появились достойные роли. Их специально для Юн писала недавно пришедшая в профессию талантливая молодежь.
Трудно сказать, в чем именно проявляется ощутимая разница между этими двумя группами героев. Зрители из Кореи или диаспоры, очевидно, обращают внимание на тонкие различия в языке, в пластике и т. д. Но нюансы эмоциональной динамики экранных отношений, например сильнейшую связь между матерью и бабушкой, заметит всякий.
Что получилось
Фильм по обложке может показаться нишевым, то ли слишком локально-американским, какими иногда бывают драмы из конкурса «Сандэнса», то ли слишком азиатским/корейским. С одной стороны, это политическое кино — азиатов в США традиционно оборачивают дегуманизирующими мифами (модельное меньшинство, вечные иностранцы) и засовывают в ниши, в том числе и в Голливуде. Поэтому превращение семьи И в героев американской истории о сельскохозяйственных подвигах на фронтире — попытка эту обертку разорвать.
Но это еще и художественная задача — сделать личную историю универсальной и понятной для всех. Для этого Ли Айзек Чун собрал фильм из очень разных по сути частей и оставил между ними пробелы и умолчания, заполнить которые предлагается самому зрителю аллюзиями на свой собственный опыт. Режиссер, очевидно, стремился к аутентичности и натурализму, но специально остановился в шаге от них, чтобы в фильме осталось место и вымыслу. Например, постановщик воссоздал по фотографиям странный дом на колесах, в котором сам провел детство, но в то же время изменил предысторию семьи и не стал делать взрослых персонажей похожими на его родителей.
Так же отдельно друг от друга существуют в пространстве фильма две кинематографические традиции, служившие источниками вдохновения автора. С одной стороны, злоключения корейцев в Арканзасе — это очевидное продолжение индивидуалистских американских вестернов о покорении природы (в традиционных версиях Джона Форда или как у Терренса Малика в «Днях жатвы»). С другой — маленькие герои фильма живут в типично азиатской драме о повседневном мире взрослых, увиденном глазами ребенка («Доброе утро!» Ясудзиро Одзу, «Лето у дедушки» Хоу Сяосяня, «Один и два» Эдварда Яна). Какую из трактовок выбрать — решает зритель, сам того не замечая, и это порождает совершенно разные эмоциональные реакции на «Минари».
Для европейской или российской критики Одзу с Хоу Сяосянем выходят на первый план, а вестерн или религиозные мотивы маячат где-то на фоне, поэтому картина кажется глубокой, но еще и смешной и оптимистической. А для американцев азиатского происхождения это личная история, трагедия об их собственном детстве и о жертвах, на которые ради них пошли родители. Юн Ё-джон упоминала в интервью, что ее старший сын, живущий в США, отказывается смотреть фильм, потому что уже трейлер его подкосил.
Вердикт
«Минари» — важный фильм, который только кажется маленьким и простым, как ростки съедобной травы, вынесенной в название. Про глубинные национальные контексты, которые сделали фильму кассу в Южной Корее (из девяти с лишним миллионов бокс-офиса «Минари» половина корейские), мы уже сказали выше. Но даже из России видно, что это необычное и в то же время очень понятное кино. Это не только портрет корейцев в Америке, но и портрет Америки глазами иммигрантов, для которых эта земля одновременно и чужая, и своя. Дом-фургон, который чуть не уносит ураганом, как в сказке про Элли и Тотошку; странные и жутковатые соседи-гиганты, которых дети видят в церкви, куда семья и ходит социализироваться. В начале фильма Джейкоб отказывается пользоваться услугами местного лозоходца, предпочитая найти воду на участке с помощью своей корейской (он подчеркивает этот момент в разговоре с сыном) логики и рациональности. В эпилоге он все-таки капитулирует перед американским суеверием, которое на самом деле часть особого, насквозь религиозного сознания.
И, самое главное, это совсем не голливудское кино: несмотря на то, что его финал дарит надежду на счастливое будущее семье И, режиссер оставляет героев — и нас — на грустном месте, фактически отбрасывая нас к началу сюжета о преодолении. Кому-то такой конец может показаться счастливым, дающим надежду на прекрасное будущее семье И в новом году. Кому-то, наоборот, началом новых испытаний вроде тех, что мы наблюдали эти два часа.
