Синефильский роман Чарли Кауфмана, нежная книга Итана Хоука о том, что такое семья, и грустные рассказы автора «Коня БоДжека» — своими впечатлениями от прочитанного делится Данил Леховицер.
Чарли Кауфман — «Муравечество»
Как выражаются в англоязычном интернете, это майндбендер (текст, напрочь сворачивающий мозг), написанный сценаристом «Быть Джоном Малковичем» и «Адаптации». Главный герой романа, В. Розенбергер Розенберг, замыкает список самых неудачливых кинокритиков: он ведет никому не нужный блог, в котором даже фильму своей дочери ставит две звезды. В чем же тут интрига? А вот в чем: В. узнает о существовании шедевра подпольного авангарда — самого длинного фильма в истории кино, кукольной анимации продолжительностью в три месяца. Розенберг случайно уничтожает пленку и оказывается вторым и последним человеком, кто видел все целиком. Теперь 50-летний В., у которого начинается деменция, должен восстановить две тысячи часов хронометража. Для этого ему надо отделить подлинные воспоминания о фильме от ложных (обычная, кстати, проблема кинокритика). Желательно при этом не сойти с ума.
«Муравечество» (русский перевод Сергея Карпова и Алексея Поляринова выпущен издательством Individuum) наследует давней традиции переусложненных кирпичей вроде «Радуги земного тяготения» Пинчона и «Бесконечной шутки» Фостера Уоллеса. Как и эти романы, кауфмановский дебют нуждается в постраничном комментарии, отдельном приложении, расшифровывающем рой отсылок.
Итан Хоук — «Пепельная среда»
Если пересказывать второй роман Хоука (а всего у него уже пять книг), неизбежно получится что-то среднее между травелогом Керуака, романом взросления и лекцией о том, что институт семьи — это не всегда хорошо. Лирический герой «Среды» — Джимми — не знает, как его родители дошли до такой жизни: отец, ветеран войны во Вьетнаме, выпрыгнул из окна, а мать сбежала. Подругу Джимми, Кристи, тоже бросила родная мать. А папа не препятствовал побегу дочери из Техаса в Нью-Йорк в нежном семнадцатилетнем возрасте. Сейчас повзрослевшие Кристи и Джимми едут венчаться из Олбани, штат Нью-Йорк, в далекий Цинциннати. Главные дорожные мысли: что такое брак; нужен ли он им в свете всех их фамильных несчастий; как жить счастливо; как взрослеть; победит ли любовь прошлое?
Литературные критики были удивлены писательским даром Хоука и сравнивали «Среду» с «Над пропастью во ржи» Сэлинджера — высокий, если не высший, балл для начинающего новеллиста.
Шон Пенн — «Боб Хани, который просто делает всякое»
55-летний Боб Хани живет жизнью обычного пенсионера (хотя до пенсии ему еще далеко): не отходит далеко от дома, бесконечно стрижет газон, часто сталкивается с бывшей женой, колесящей по району в фургоне с мороженым, а по большей части просто сидит на диване и думает о всяком. Хани — наемный убийца, работающий на какую-то секретную организацию США. Ее цель — очищать страну от пенсионеров, малоимущих и всех тех, кто «истощает ресурсы общества потребления».
Боб вспоминает, как ездил в интересные командировки (Южный Судан, Багдад, Бейрут), пишет письмо президенту Лендлорду (разумеется, у президента прическа Трампа). А может, и не вспоминает, а выдумывает. Может, он и сам плод фантазий — например, латвийской девочки. Такой вот постмодернизм с твистом: до конца непонятно, есть ли герой, нет ли его. Бонусом идет токсичный эпилог — поэма (буквально) об инфантильности движения #MeToo, о вреде селфи и о том, какие плохие времена настали в Америке. Реакции на книгу, понятное дело, были неоднозначными — от потоков желчи (мол, читать это можно, только вставив спички в глаза) до самых неожиданных комплиментов. Салману Рушди «Боб Хани», например, напомнил параноидальные тексты Томаса Пинчона. Кажется, это универсальный эталон для измерения безумия прозы (в известной экранизации Пинчона — «Врожденном пороке» с Хоакином Фениксом — странность текстов писателя уменьшена примерно в 10 раз).
Любовь Мульменко — «Веселые истории о панике»
Любовь Мульменко — одна из самых востребованных сценаристок российского арт-мейнстрима («Комбинат «Надежда“», «Еще один год», «Как меня зовут», «Верность», недавний сериал Тодоровского «Гипноз»). Обычно писатель выпускает три-четыре статусных романа или, на худой конец, сборники рассказов и только потом пробует силы в драматургии. Мульменко (и Мэттью Уайнер — о нем ниже) все сделали наоборот.
«Веселые истории о панике» (издательство «Рипол-Классик»)— автофикшен разного формата: заметки о жизни, два сценических диалога и четыре полновесных рассказа. «Петрович» — о женщине-психоаналитике, следящей за мужчиной, в которого влюблены сразу две ее клиентки. «Жанна» — о юноше Тимофее, его непрезентабельной кровати, его любовницах и, собственно, Жанне, ради которой молодой человек готов купить «достойное ее молодости [постельное] белье». «Йой» — балаганная история любви москвички и заезжего факира (у Чарльза Буковски был подобный рассказ про любовь домохозяйки и телепортирующегося йога). «Фрау» — про рыцаря (и, следовательно, немного дурака) Ваню, который никак не найдет подходящую его куртуазным критериям жену.
Про Мульменко принято говорить: невероятно чуткий к живой и естественной речи слух, «народные» диалоги, жизнь как она есть — грустная и смешная. Полностью согласны с этой характеристикой.
Мэттью Уайнер — «Хизер превыше всего»
Шоураннер Мэттью Уайнер («Клан Сопрано», «Безумцы») вырос в семье библиофилов и все отрочество был уверен, что станет писателем. И стал, но в 52 года: после «Безумцев» Уайнеру не давалась постановка шоу, поэтому он уехал в резиденцию для художников, где написал немного неровный роман (на русский его перевела Наталья Добробабенко, а выпустило издательство «Синдбад»).
Хизер Брейкстоун живет в нью-йоркском Ист-Сайде, в квартире с красивым видом. Ее папа работает на Уолл-стрит, мама — бывшая специалистка по связям с общественностью. У второго героя романа, Бобби Класски, нет ни живописного вида из окна, ни денег, ни привилегий, ни отца — только хорошее здоровье. И мама — героинщица со стажем. Как принято в сказках, чумазый парнишка влюбится в опрятную девчушку из рафинированного общества, но если мораль в этом жанре обычно берегут для финала, то мы скажем сразу: лучше бы не влюблялся, всем будет очень больно.
Критика и коллеги (Зеди Смит, Джон Бэнвилл или Майкл Шейбон) привычно похвалила Уайнера за умение держать темп и оркестровку сюжетных твистов и немного погрустила о том, что нового телехита из новеллы не вышло.
Лина Данэм — «Я не такая»
Чем известна Лина Данэм? Шоураннер «Девочек», автор множества сценариев, с недавнего времени продюсер, феминистка, сама ставшая объектом атак радикальной критики, так сказать, лидер мнений, которая не лезет за словом в карман. В исповедальной прозе Данэм говорит о роли женщин в мире, ссылается на мейнстримных мыслителей, много рассказывает о психосоматических отношениях со своим телом и честно признает, что родилась в благополучной семье интеллектуалов в уже тогда дорогом районе Трайбека, Нью-Йорк.
«Я не такая» не совсем частное жизнеописание, а скорее, собирательный портрет миллениала. От такого портрета не ждут сенсационных открытий и откровений, он сам уже отчасти превратился в штамп, но не будем забывать, что именно Данэм этот штамп и создала. В каком-то смысле это признание поколения в собственной банальности, точнее, оригинал такого признания, растиражированного многочисленными подражателями. У нас книга вышла в издательстве «Сorpus», в переводе Веры Пророковой.
Алехандро Ходоровски — «Метабароны»
Чилийский гений психоделического кино, адепт психомагии, знаток карт Таро — в общем, живой галлюциноген, Алехандро Ходоровски знаком европейцам (и особенно французам) не только как режиссер «Крота» и «Святой горы», но и как автор множества графических новелл. «Метабароны», вышедшие в России благодаря издательству Fanzon (перевел их Алексей Мальский) — этакий «Конан-варвар» в открытом космосе далекого будущего; сага о клане баронов-наемников. Обычаи у них интересные: отец должен покалечить сына, заменить его поврежденный сустав/ногу/руку/голову на бионический аналог, а после, отточив навыки убийцы до автоматизма, сын должен убить родителя в ритуальном поединке. Это действо иногда сопровождается «межсознательным» (долго объяснять) инцестом с матерью — словом, читать эти комиксы нужно в связке с Фрейдом и Софоклом.
Бароны борются за все хорошее и против всего плохого. На стороне зла сразу несколько галактик, император-андрогин, монахини-куртизанки с когтями и многие другие. Комикс Ходоровски пленит очень литературной — как в «Будденброках» Томаса Манна или «Саге о Форсайтах» Джона Голсуорси — идеей показать многочисленное семейство с самых разных углов. Так что если не привяжетесь к какому-нибудь жестокому воину из первого поколения, то есть, например, меланхоличный барон с механической головой и любовью к поэзии из третьего.
Остается только жалеть, что сочинителю с такой фантазией не удалось когда-то экранизировать «Дюну».
Ноа Хоули — «Хороший отец»
У создателя «Фарго» и «Легиона» удивительно хорошо с тайм-менеджментом: год на написание сценария, года три-четыре на книгу (у Хоули их вышло целых пять). Наиболее удачным считается четвертый роман — «Хороший отец»; на русский его перевела Галина Соловьева, а выпустило издательство АСТ. Сюжет такой: доктор Пол Аллен, отличный врач-диагностик, не смог вовремя распознать дурные симптомы у своего сына от первого брака. И вот Дэниел Аллен убивает кандидата в президенты, покушение заснято на камеры, на оружии его отпечатки — виновен, смертная казнь, дело закрыто. Чтобы оправдать (или хотя бы прийти к пониманию поступка) сына, доктор заполняет белые пятна в биографии родного, но такого незнакомого человека: юноша гибкого ума, но бросивший университет после трех семестров, воспитанный как надо, но отправившийся колесить по стране с сомнительными забулдыгами.
В литературе дети часто вынуждены расплачиваться за грехи отцов, но у Хоули этот штамп вывернут наизнанку: оказывается, что в ошибках «плохого» сына виноват «хороший» отец, впрочем, здесь лучше придержать язык и обойтись без спойлеров.
Рафаэль Боб-Ваксберг — «Тот, кто полюбит все твои трещины»
Шоураннер и сценарист Рафаэль Боб-Ваксберг сделал «Коня БоДжека» манифестом неудачников. «Тот, кто полюбит все твои трещины», его первый сборник рассказов, рассчитан на ту же аудиторию людей. На тех, кто понимает, что значит действительно опустить руки, перестать чего-то ждать и на что-то надеяться.
Если Джонатану Франзену и Энн Тайлер — авторам, построившим свои недавние «большие американские романы» на теме брака — все еще интересен институт семьи, то Боб-Ваксберг — типичный кидалт, которому любопытнее динамика легкомысленных отношений. Тут 17 маленьких рассказов разной степени жалости к себе о том, каково это — влюбляться и расставаться в XXI веке. Плюс обязательная для автора интонация паяца: есть рассказ о мутанте, созданном из ДНК президентов Америки, сюжет о супергероях-алкоголиках или рассказ, каталогизирующий ужины с бывшими (ужин во всеоружии, ужин как в старые добрые, ужин-забери-свои-вещи). Вся эта меланхоличная американистика только что вышла на русском.
Том Хэнкс — «Уникальный экземпляр»
Том Хэнкс везде успел: и два «Оскара» получил, и в исследовании коронавируса помог, еще и книгу написал, разве что в космосе пока не был. Сборник короткой прозы Хэнкса — это 17 историй об одном герое. А может, и о двух: главный — альтер эго самого актера, второстепенный — печатная машинка, которая в каждой истории нет-нет да мелькнет. К слову, машинок у самого Хэнкса в коллекции больше десяти.
«Уникальный экземпляр» — легкое чтение: рассказы об обратной стороне актерской карьеры (бессчетные интервьюеры, бесконечные промотуры), путевые заметки о Берлине и Париже, беллетризированные воспоминания о съемках; есть даже рассказ-исповедь, адресованный следующим поколениям. Это, конечно, не Большая Литература, но занимательная и, главное, трогательная. Перевела ее Елена Петрова, русское издание — «Азбука».
