Если выбирать российскую актрису 2020-го, то это Виктория Исакова. Весной мы видели ее в спортивной драме «Один вдох», где Исакова мужественно ныряла на немыслимую глубину (ради этой роли она научилась задерживать дыхание на 2 минуты), и в альманахе «Очень женские истории». Летом вышел сериал «Надежда» — в нем Исакова перевоплотилась в наемную убийцу. Осенью благодаря Netflix весь мир узнал о сериале «Эпидемия», где у Исаковой снова одна из главных ролей. В начале ноября с нею же вышел сериал «Нежность», выросший из одноименной короткометражки Анны Меликян, — самая большая гордость актрисы, ставшей на этом проекте и соавтором сценария, и креативным продюсером. Впереди у Исаковой мелодрама «Трое» все той же Меликян, а буквально на днях в прокате появился «Человек из Подольска» — абсурдистская комедия, в которой Виктория сыграла роль гротескной госпожи капитана полиции. О нежности, абсурде, а также о развитии и театре эпохи Александр Пасюгин и поговорил с актрисой.
— Я слышал, что вы с Семеном Серзиным изначально собирались делать «Догвилль», а получился «Человек из Подольска». Это как?
— Наше знакомство с Семеном выросло из его желания сделать «Догвилль» в театре. Вернее, я-то Семена давно знаю, потому что он поставил несколько спектаклей в Театре имени Пушкина. В какой-то момент он предложил мне с ним поработать. Материал долго не находился, а потом он решил делать «Догвилль». Мы собирались на читки. Семен пытался как-то адаптировать текст. Но оказалось, что этот, на первый взгляд, очень театральный сценарий совершенно не подходит театру. И от этой работы пришлось отказаться. А так как свободное время сохранилось и у меня, и у Семена, то мы сделали моноспектакль «Рок. Дневник Анны Франк», который был сыгран всего несколько раз (мы так и планировали) с музыкантами группы «АукцЫон». Жаль, что этот спектакль не остался в репертуаре театра.
Потом мы уже пытались опять всех собрать, но музыканты в Санкт-Петербурге, я — в Москве, все много работают, и соединить нас вместе уже очень сложно. В общем, вот так случилось наше с Семеном знакомство. А потом он прислал мне сценарий «Человека из Подольска» и предложил сыграть девушку-полицейского. Я прочитала сценарий и очень удивилась. Но так как на тот момент я уже к Семену относилась с большим доверием и мы расстались с огромным желанием еще поработать вместе, то я сказала: «Послушай, ты же по какой-то причине видишь, что это я. Ну, давай!»
— Фильм показали на «Кинотавре», и, обсуждая его, журналисты сошлись на том, что этот сюжет очень точно характеризует разделение, раскол нашего общества, системы ценностей в России, даже среди интеллигенции. Вы когда читали сценарий, как-то пытались обозначить для себя, кто здесь на каком месте и кто здесь прав? Или это противоречит вашей методике?
— Кто здесь прав… Слушайте, ну, согласно актерской школе, тут все банально: мы адвокаты своим персонажам. Мы находим в своем персонаже лучшие стороны: за что его полюбить, за что оправдать. А если говорить об общечеловеческом взгляде, то ведь это и нужно осознать? Глобальный раскол общества, ценностей, всю эту путаницу, кто хороший, кто плохой. Знаете, где-то я читала, что в 1930-е годы, в период острых репрессий, люди до последнего думали, что «просто так не сажают» и «со мной этого точно никогда не случится». А когда приходили за ними, они говорили, что «всех, кого посадили, — это все правильно, только со мной ошиблись». Я не очень точно формулирую, но суть, мне кажется, понятна. И я сейчас часто задумываюсь: ну не может же быть такого, что совсем человек ничего не сделал и его зацепили? Вот сейчас громкие дела, громкие суды, я пытаюсь все это читать, разбирать и думаю: не может же быть, что ничего не было, что-то должно быть! Так и с этой историей. Читать ее, кстати, очень смешно, это прямо комедия, острая такая, характерная. Но когда я смотрела кино, то в какой-то момент у меня мурашки побежали по коже, и я подумала, что это вообще ни разу не комедия. Это такое смешение жанров. Как и в нашей жизни.
— Вы, готовясь к роли, ездили в Подольск или, может быть, до этого там бывали? Что это за город?
— Нет. Я плохая артистка. (Смеется.) Знаете, всегда на вопросы «Как вы готовились к роли? Как вы погружались в своего персонажа?» у меня есть любимый ответ — «Играть не пробовали?» Я вообще сторонник того, чтобы играть. Хотя, безусловно, бывают такие роли, когда ты погружаешь себя в предлагаемые обстоятельства, документально существуешь. Бывают роли, которые требуют именно актерских возможностей, технических в большей степени, профессиональной подготовленности. Конечно, роль в «Человеке из Подольска» требовала владения профессией, а не поездок в Подольск. Хотя поехать в Подольск шикарно. Шикарно, когда есть возможность четко понимать, о чем ты говоришь.
— Я спросил просто потому, что читал, как вы упорно готовились к «Одному вдоху».
— Это вообще разные вещи, мне кажется.
— Но плавать пришлось и там, и там.
— Да-да-да. (Смеется.) Кстати, теперь, когда возникает такая история с плаванием, а она почему-то часто появляется в разных сценариях, я думаю: на всю оставшуюся жизнь я готова к любым ролям, в которых есть что-то с плаванием.
— У вас сейчас вышел сериал «Нежность» Анны Меликян. Сначала это была просто благотворительная короткометражка, а потом вдруг из нее вырос сериал. Насколько это неожиданно для вас произошло?
— В любой неожиданности, конечно, есть закономерность. Что касается «Нежности», как-то так случилось, что идея сериала принадлежит мне. Мне казалось, что здесь есть потенциал именно на длинную историю, глубина, юмор, дистанция. И мне очень хотелось еще пожить с этой героиней.
Аня никогда до этого не снимала сериалов. Потребовалось время, чтобы ее уговорить. А потом в какой-то момент она сказала: «Почему бы и нет?» Это случилось, когда она сформулировала для себя, что вообще может стать сердцем этой истории. И как-то очень быстро написала расширенный первый вариант сценария. На самом деле нам пандемия сыграла на руку, потому что мы с Аней во время локдауна сели вместе и за два месяца переделали сценарий, довели его до того уровня, который устроил всех.
— Написали во время карантина, а сейчас сериал уже выходит. Это в какие же сжатые сроки вы его делали?
— Если посмотреть, как делаются другие сериалы, то это еще не так быстро. Редко у автора есть возможность так долго и так подробно работать над сценарием. Я была свободна и имела возможность заниматься сценарием вместе с Аней. Обычно артист получает уже готовый материал. А тут впервые в моей жизни такое — плотная работа с текстом, когда что-то меняешь, думая о том, как это потом играть, чтобы на площадке не возникало желания что-то поправить. Мы вошли в съемочный период сразу, как только закончился карантин, в начале июня. И так как сценарий был готов, то мы достаточно быстро все сняли. Сейчас Аня заканчивает работу над сериями, сдает их, и они сразу попадают к зрителям. Конечно, идеально иметь годы на то, чтобы медленно работать, никуда не торопиться, вылизывать каждый эпизод. Но в этой быстротечности, в этой скорости тоже есть свой кайф.
— У вас есть кинороли, которые вам безумного дороги, но вы считаете, что их недооценили? Может, в «Зеркалах» или «Сестрах»?
— У меня такое странное к этому отношение… В юности мне казалось, что как же так, такая роль — и у нее нет такой широкой любви зрителя! Или не зрителя — черт его знает, кто важнее в этой истории. Так мне казалось, когда вышел фильм «Точка», и ролью в нем я очень дорожу по-прежнему, хотя прошло уже много лет. Но я была еще совсем маленькой, неопытной, и мне было обидно, что такая большая и новаторская с художественной точки зрения работа всей группы не получила должной оценки. Потом стало ясно, что вся ценность этой истории в том, что она была в моей жизни. Потому что с такими ролями развиваешься.
Понятно, что какие-то роли выстреливают, а какие-то остаются более, что ли, такими… не для массового восприятия. В том числе и короткий метр Наташи Меркуловой «Сестры», который вошел потом в альманах «Очень женские истории». Это большой подарок — работать с такими режиссерами и как-то иначе почувствовать свою актерскую природу, попробовать совершенно по-другому существовать. Но случается, что роли на тебе паразитируют: они берут то, что ты умеешь делать прекрасно, и это и выстреливает.
— Я вас как актрису для себя открыл в фильме «Остров». Я видел в монастырях настоящие отчитки, и когда вы играли, казалось, что это документальная съемка, аутентичная.
— Вы хотели спросить, смотрела ли я хоть одну отчитку? (Смеется.) И я вам опять отвечу: надо попробовать сыграть. Это была роль, которую не понимаешь, как делать, более того, режиссер не подсказывает, не говорит тебе конкретно: так, так и так сделай. Я помню, как на съемочной площадке Павел Семенович Лунгин мне говорил: «Ты что-то делай, а я потом буду с этим что-то делать». Вот это главная, на самом деле, ценность кино. Я четко поняла, что режиссер — это не тот человек, который тебе скажет: пошла туда, встала там… То есть это тоже, конечно, скажет, но это не главное.
Главное, что режиссер создает какой-то свой мир, такой купол, вакуум, и ты в него входишь и начинаешь там существовать. Вот для короткометражки «Нежность» Аня этот маленький мир создавала ради двух дней съемок, и уже было понятно, что в этом есть какой-то микроклимат. А дальше уже было десять серий, которые мы снимали, я уже в них плавала, купалась абсолютно свободно, там уже не нужно было со мной долго о чем-то договариваться.
— Евгений Цыганов, ваш партнер по «Нежности», вспоминает, что, когда его звали в короткометражку, он ворчал: «Там у Ани с Викой был такой прекрасный тандем, а я никак не мог понять, зачем тут я, и все отговаривал меня брать».
— «У Ани с Викой тандем!» (Смеется.) Поразительно, что мы с Аней очень много лет дружим, и у всех было ощущение, что я снимаюсь у нее в каждой картине. Но до «Нежности» мы никогда с Аней не работали. Один раз я в ее «Русалке» переозвучивала персонажа. Но при этом, конечно, Аня — абсолютно мой режиссер. Я ее слышу, понимаю, и какая-то тонкость в этом есть. Конечно же, «Нежность» не случилась бы как сериал без моей влюбленности, восхищения Аней.
— Вопрос про сейчас. Как вы себя ощущаете в театре, когда нельзя заполнять зал полностью? Вы выходите и со сцены видите, что людей мало. Насколько дискомфортно в этом ощущении играть, существовать?
— Какая-то странная штука, на самом деле, произошла. Мы так этого все боялись, и я помню, какой первый спектакль мы сыграли на 50 процентов зала — «Женитьба Фигаро» в Театре имени Пушкина. На этом спектакле были постоянные аншлаги, в течение семи лет люди висят на люстрах. Мы привыкли к тому, что на каждой сцене аплодисменты, реакция, в зале нет ни одного свободного места. А тут как это — выйти на ползала? И вот мы начали играть, и выяснилось, что это еще ценнее, чем когда зрительный зал полный. В этом есть какая-то драматичность, боль. Я понимаю, что эти зрители пришли потому, что действительно очень этого хотели. Мы на днях играли спектакль «Ложные признания» тоже в Театре имени Пушкина, и там было еще 50 процентов зала, потому что билеты были распроданы до 13 ноября. И после спектакля мы говорили слова благодарности зрителям, которые пришли. Мы очень рады, что они в это непростое время продолжают покупать билеты и приходить к нам. Потому что театр — это магия, обмен энергией. Даже несмотря на то, что зрителей гораздо меньше, а нас на сцене много. Это, конечно, такая тоска друг по другу! В театр ведь практически не ходят случайные люди. Только те, которые вот эту магию очень хотят увидеть. Я не могу без театра, не могу не получать эту энергию. Даже 25 процентов не разрушат это все, как бы грустно ни было.
— У вас сейчас идут репетиции каких-нибудь новых спектаклей?
— Да, с 1 декабря в Театре имени Пушкина мы начинаем репетиции с Дмитрием Анатольевичем Крымовым, работу с которым я очень ждала. В общем, я хожу, живу, думаю и жду-жду этого 1 декабря!
