В чем секрет успеха фильмов «Лед» и «Лед 2»?

Осторожно: в тексте подробно раскрываются детали сюжета фильмов «Лед» и «Лед 2»!

В 2018 году, когда на экраны выходил первый «Лед», его успех в прокате не был очевиден. Мюзикл — в России всегда риск (вспомним холодный прием «Самого лучшего дня» Жоры Крыжовникова), а здесь речь шла о миксе спортивной мелодрамы и музыкального фильма. Продюсеры прекрасно это понимали: трейлер ни одним кадром не выдавал жанр. Остальные слагаемые также не гарантировали кассу. Петрову на тот момент еще было далеко до статуса всенародного любимца — он был известен в основном по сериалам «Полицейский с Рублевки», «Фарца» и по «Притяжению» Бондарчука. Режиссером-постановщиком стал дебютант Олег Трофим, до этого снимавший музыкальные клипы и рекламу для Hype Production. Тем не менее картине удалось преодолеть невозможный для мелодрамы барьер в 1,5 млрд рублей, заняв вторую строчку в рейтинге после «Движения вверх».

Сложно сказать, что стало залогом успеха — тема фигурного катания, лав-стори «снежной принцессы» (Аглая Тарасова) и непутевого хоккеиста (Александр Петров), живые диалоги или поп-хиты, получившие в фильме новую трактовку («Хочешь?» Земфиры, например, звучала в качестве колыбельной). Из дня сегодняшнего кажется, что зрителя привлек именно сюжет воспитания характера, знакомый каждому, у кого было советское детство.

Первая жертва

Оставшаяся сиротой после смерти мамы фигуристка Надя могла бы без дела болтаться по улицам, но случай в лице сердобольного тренера дает ей шанс на счастье, которое многими в нашей стране понимается однозначно: быть встроенным в систему — детского сада, армии или спортивного лагеря (композиция «Я солдат» группы «Пятница» в исполнении юниорок). Тренер Шаталина, держащаяся старорежимных понятий о воспитании чемпионского характера, противостоит мягкой и любящей матери (Ксения Раппопорт), действующей в соответствии с идеями новейшей педагогики. Но, чтобы преуспеть в спорте, материнский принцип воспитания должен отойти на второй план, и вот мать героини умирает от сердечного приступа, оставляя дочь на попечение тренера.

Следующий пункт обязательной программы — поездка в Москву на конкурс невест. Главный фигурист страны (Милош Бикович) ищет партнершу для выступления на Кубке льда. Показательно, что судьба Нади решается именно на примере парного, а не одиночного катания: обрести себя героиня может только в союзе с прославленным спортсменом, который из профессионального почти сразу же перерастает в союз любовный. Увлеченная победами, она не замечает, что партнер сосредоточен исключительно на золотых медалях и не разделяет семейных ценностей. В этот момент образ ледяной арены впервые меняет значение, превращаясь из поля чудес в холодную пустыню. Полученную вскоре героиней травму можно понимать и как травму бесперспективных отношений, и как травму советского воспитания: пожертвовавшая здоровьем ради спорта фигуристка оказывается прикованной к инвалидной коляске. Единственный, кто может ее спасти, — это хронический неудачник Горин с «девятью победами и семью поражениями», карьера которого далека от идеальной.

Иван-дурак

Обаяние персонажа Петрова, кажется, составляет половину успеха дилогии. Он верит в амулеты и примитивную магию, с детской непосредственностью переносит на постсоветскую реальность мифологию «Звездных войн» и не только помогает Наде встать на ноги, но и становится ей кем-то вроде матери. Как и она, он противостоит принципу внешнего успеха, который метафорически соотносится с темой льда. «Лед трещит» — фраза, которую он повторяет вслед за матерью героини. Только им двоим под силу если не растопить, то хотя бы надломить лед окружающей действительности. По законам русской сказки «снежная принцесса» предпочитает теплокровного ухажера ледяному, а любовь берет верх над карьеризмом. Победа Горина, как и его участие вместе с Надей в международных соревнованиях (изучивший азы фигурного катания хоккеист легко заменил профессионального фигуриста), — это типичная победа Иванушки-дурачка над умелыми конкурентами, золотого сердца над холодным профессионализмом.

Родина-мать

Тренер Шаталина (замечательная работа Марии Ароновой), пожалуй, самый неоднозначный персонаж дилогии, воплощающий на экране Родину-мать. Как и положено метафорической фигуре такого масштаба, она объединяет оба воспитательных принципа — репрессивно-жертвенный и материнский, ледяной и сердечный. Отсюда постоянные метания персонажа между образом истукана и последней защитницы очага.

Шаталина проводит свою воспитанницу через все ужасы спортивной дрессировки, чтобы та смогла стать образцовой женой и матерью (материнство часто воспринимается как своего рода спортивное достижение). Финал первого «Льда» лишает героиню карьеры (несмотря на слезы и овации стадиона, Горина и Надю дисквалифицируют), оставляя ее в статусе невесты и будущей матери. Так первая часть дилогии оказывается метафорической историей о становлении «настоящей женщины», чемпионки в любви и семейной жизни.

От сказки к правде

Несмотря на весь драматизм, первый «Лед» был картиной оптимистической, романтической мелодрамой о юношеских грезах. С приходом Жоры Крыжовникова, автора народных комедий «Горько!», «Горько! 2» и сериала «Звоните ДиКаприо!», концепция начала тяготеть к большему реализму. Примитивная магия больше не работает, а чудеса если и случаются, то в области человеческих взаимоотношений. «Лед 2» еще в трейлере был заявлен как более зрелая история про тяготы брака: то ли молодую семью заел быт, то ли Надя впала в послеродовую депрессию и бросила хоккеиста с младенцем на руках. Но сказка оказалась страшнее.

Вопреки чудесному исцелению Нади в первой части, ее старая травма дает о себе знать, и героиня скоропостижно умирает в родах. Интересно, как возникло это сценарное решение. Такое ощущение, что вариант с послеродовой депрессией действительно рассматривался, но был отвергнут как этически некорректный (нельзя же, в самом деле, на всю страну транслировать сомнительные ценности).

В соответствии со своим статусом супергероини Надя приносит себя в жертву ради новорожденной дочери. Теперь другая девочка, тоже Надя (Виталия Корниенко), должна отправиться на временные воспитательные работы к Шаталиной, но между ними встает отец, временно исполняющий роль гиперопекающей матери. Пожертвовав ради семьи карьерой, он уходит из большого спорта («работаю в хоккее, но сейчас в декрете»).

Несоответствие героя «настоящей» мужской роли показано как досадное уклонение от правильного курса. Смена гендерной модели оборачивается для него серьезными неприятностями: будучи не в силах справиться с тревожностью, он запрещает дочери приближаться к катку и делает все, для того чтобы она не повторила судьбу матери. Протест против свободы добровольно принести себя в жертву (спорту, призванию и Отечеству) трактуется как посягательство на базовые ценности — и госсистемой, и Родиной, и самой девочкой. Для лишения героя родительских прав нет серьезных оснований; его наказывают не потому, что он опаздывает или плохо водит, а потому что защищает ребенка от травматичности взрослой жизни. Так возникает сюжет про оспаривание родительских прав, где истцом выступает Родина-мать, требующая от своего гражданина преданности национальным добродетелям, а ответчиком становится вконец запутавшийся отец-одиночка. При этом авторы достаточно либеральны, чтобы не отдавать ребенка на воспитание государству (Родина-мать имеет с ним меньше общего, чем может показаться на первый взгляд). Государственная машина, точнее, органы опеки, показана не как нечто монолитное, а как гибрид старорежимной грымзы и человечной молодой сотрудницы (Надежда Михалкова).

Путь смирения

Интересно, что, пока герой Петрова противостоит окружающей его реальности, у него ничего не получается: похищение дочери и побег за границу с директрисой хоккейного клуба оказываются имитацией (тут Крыжовников цитирует самого себя в «Звоните ДиКаприо», где Юлия Хлынина с Петровым тоже планировали покинуть страну); одиночный митинг перед подъездом, где живет Шаталина, также ни к чему не приводит. Но стоит молодому отцу смириться с действительностью и добровольно отказаться от отцовских прав, как у него сразу все налаживается: Родина-мать Шаталина просит прощения и даже встает на колени в зале суда (привет, судебные шоу на российском ТВ); сама природа Байкальского озера радостно приветствует блудного сына; даже лед наконец готов дать трещину и расступиться под ногами героев. Мысль о необходимости покориться судьбе рефреном звучит за кадром в «Озере надежды» Пугачевой. Принять неизбежное — вот рецепт успеха. Так вторая часть дилогии вступает в противоречие с первой, где утверждалось как раз обратное: смирение со своей участью ведет на темную сторону.

Колесо сансары

В финальной сцене хор исполняет «Сансару» Басты — образ вечно повторяющегося жизненного цикла, очевидно, важен для фильма. Женский мир здесь всецело на стороне колеса страданий и перерождений, мужчина — в лучшем случае попутчик. Сансара и в забавном повторе имен (Надя-жена, Надя-дочь,  будущая пассия Надежда Михалкова), и в пафосе родительства (на титрах создатели «Льда 2» дают семейные фотографии членов съемочной группы). На другом полюсе — репрезентация женского одиночества. В клипе на «Озеро надежды» квартира Шаталиной превращается в ледяную пещеру — этот образ можно прочитать как буквально (нет чайлдфри), так и метафорически (очаг Родины-матери почти не греет, а сама она слишком много времени проводит в судах).

В последнее время трек «Сансара» пользуется у кинематографистов большой популярностью — им озвучена сцена повешения декабристов в недавнем «Союзе Спасения». Вряд ли каждый зритель готов воспринимать «Лед 2» как метафорическую притчу о современной российской действительности, колеблющейся между заморозками и оттепелями, но нельзя не разглядеть за условными сюжетными коллизиями канву нашей общей жизни.

Возможно, секрет успеха именно в том, что ни первый, ни второй «Лед» не хотят быть просто спортивными мелодрамами; оба фильма работают по принципу агрегатора коллективного бессознательного, присваивая отголоски актуальной повестки, телевизионную эстетику и плейлисты разных эпох (в саундтреке «Льда» советские хиты вроде «Юноны и Авось» и «Прекрасного далека» встречаются с попсой 1990-х), постмодернистски меняя значение песен на противоположное, как произошло с «Нас не догонят» t.A.T.u. Многослойному восприятию помогает и жанровой микс: кто-то увидит здесь мюзикл о всепобеждающей силе любви, кто-то — злободневную социальную аллегорию, а кто-то — все-таки возрастной рейтинг 6+, «Холодное сердце» для взрослых.