Во внеконкурсной берлинской программе Special состоялась премьера драмы Вадима Перельмана о бельгийском еврее Жиле, который оказывается в нацистском концлагере и, чтобы выжить, выдает себя за перса. Как устроен этот фильм, рассказывает Василий Корецкий.
Вадим Перельман, известный российскому зрителю по сериалам «Пепел» и «Измены», вошел в кино с парадного входа, громко заявив о себе драмой «Дом из песка и тумана», не щадившей зрительских сердец крутыми виражами судьбы, на которых терпели катастрофы его герои (в том числе и бывший офицер иранских спецслужб — его играл Бен Кингсли, — сбежавший в Штаты в надежде на новую жизнь, а попавший в круговорот трагических нелепиц). После «Дома» Перельман, впрочем, стал работать в России и как-то слишком серьезно принял требования отечественного формата — участвовал и в проекте «Елки», отметился и в жанре «кино о жизни солидных господ» («Купи меня»). Но все эти приключения можно забыть: новый фильм режиссера — возвращение к голливудскому формату, причем доведенному до экстремума.
Начать хотя бы с темы фильма: это история заключенного во французском концлагере, который оказывает некоторые услуги офицеру, благодаря чему и доживает до хеппи-энда, прихода союзников (и это не спойлер; такой финал очевиден каждому, кто смотрит голливудское кино). В принципе снимать про холокост так считается не то чтобы приличным в европейских интеллектуальных кругах. Особенно после «Шоа» Клода Ланцмана, который снял тяжелейшее кино на тему, не показав в кадре ни одного барака (впрочем, он же благословил Ласло Немеша на съемки «Сына Саула», где бараков, печей и трупов хватает). Аргумент тут простой: эти события не следует вписывать в систему культуры, особенно популярной; они, в отличие от Второй мировой, должны оставаться аномалией, эксцессом истории, запредельным событием, не сводимым к дуализму добра (народы, подвергшиеся геноциду) и зла (монструозные нацисты). Все тут и сложнее, и прозаичнее.
Но есть и другая, американская точка зрения, и главные аргументы в ее пользу — семь «Оскаров» «Списку Шиндлера» и три (плюс каннское золото) — «Пианисту». Эти достижения и держит в уме Перельман (слишком подозрительно настаивающий в интервью на абсолютной уникальности своего видения и своего фильма), вольно экранизирующий рассказ Вольфганга Колхааса, который, в свою очередь, сочинен по мотивам сотен реальных историй узников концлагерей, сумевших выжить благодаря невероятному стечению обстоятельств, собственной хитрости и отваге.
Итак, бельгийский еврей Жиль (Науэль Перес Бискаярт, играющий, кстати, и в невыдающемся конкурсном псевдоджалло «Чужак») пойман немецким патрулем при попытке перейти границу Швейцарии. По дороге к месту расстрела он меняет последний бутерброд на антикварную книгу персидских сказок (щедрость еще не раз поможет нашему герою) и, когда немцы ставят арестантов в ряд, кричит, что он не еврей, а перс. По невероятному совпадению один из офицеров ближайшего концлагеря, заведующий кухней Кох (Ларс Айдингер, игравший Николая Второго в «Матильде»), ищет перса. Немец хочет выучить фарси и переехать после войны в Тегеран к брату, благоразумно сбежавшему туда от нацистов и войны.
Жиль начинает учить Коха выдуманному фарси, на ходу сочиняя слова несуществующего языка — просто берет первый слог фамилии заключенных, которые Кох поручает ему вносить в журнал (у «перса» идеальный почерк). Постепенно эсэсовец начинает считать заключенного своим другом и раскрывается перед ним как незлобивый в общем-то обыватель, не лишенный поэтического взгляда на мир (наглядная иллюстрация «Банальности зла» Ханны Арендт, немного подпорченная жанровыми канонами, требующими изображать нацистов непременно озверевшими садистами, а не равнодушными функционерами, «просто делающими свою работу»). Идиллию нарушает лишь недоброжелатель — слишком рьяный солдат охраны, считающий Жиля самозванцем и постоянно строящий козни.
Пересказывать сюжет дальше — значит лишить читателя удовольствия мысленно подпевать режиссеру во время просмотра. Дело в том, что Перельман сочиняет натуральный поп-хит: сюжетная, так сказать, мелодия «Уроков» создана по надежным голливудским лекалам, и каждый вираж заблаговременно угадывается опытным зрителем, к его, зрителя, удовольствию. Каждая бытовая деталь тут не случайна и несет в себе зерно будущих событий, каждое ружье выстрелит. Экономика фильма предельно эффективна, в кадре нет ничего лишнего, даже свастик (учтены требования немецкого и российского законодательства — последнее, впрочем, недавно пересмотрели).
Эстетам это может показаться простоватым, но тут в дело вступает тяжелая артиллерия актерской игры. Айдингер — великий исполнитель, и тут он выдает широчайший спектр режимов существования — от пятиминутной зрелищной истерики до расслабленного барского благодушия. Его напарник Бискаярт скорее характерный актер, типичный мелкий бес (именно его он, кстати, и играет в конкурсном «Чужаке»). Их дуэт (или даже дуэль) увлекателен сам по себе, и режиссер тут сохраняет своего рода невидимость, не нарушая иллюзию реализма излишними формальными находками. При этом бытовая среда в фильме достаточно достоверна: Перельман подробно изучал фактуру, и экранный концлагерь создан по образу и подобию нескольких реальных лагерей — ворота из Бухенвальда, бараки из Нацвейлера-Штрутгофа и т. д. Оптимизм хеппи-энда, пусть и оттененного читаемым в финальном кадре мартирологом, конечно, несколько противоречит формальной исторической правде (нацизм не был окончательно искоренен, а узники лагерей скорее погибли, чем выжили), но для сторонников документальной истины есть много других фильмов. Остальным ждать недолго: «Уроки» выйдут в российский прокат.
