В прокат выходит sci-fi-драма Джеймса Грэя «К звёздам». Продюсер и главная звезда фильма — Брэд Питт. Актер рассказал Зинаиде Пронченко о пессимизме мужчин за 40, старомодном пафосе звездных саг и честно признался, кто из недавно сыгранных героев — его настоящее альтер эго.
В фильме Грэя Питт играет космонавта, который в не таком уж далеком будущем отправляется на край Солнечной системы спасать мир — а заодно и окончательно прояснить запутанные отношения с отцом (от него угроза миру, собственно, и исходит). Подробней об этой космической вариации на тему «Апокалипсиса сегодня» можно прочесть в нашем репортаже с Венецианского фестиваля.
— Космос в sci-fi всегда метафора, а что именно за ней кроется в вашем кино?
— Невозможность коммуникации, что ведет к полному одиночеству, к тотальной изоляции. Для меня «К звёздам» — один из самых трудных проектов в карьере. И не только потому, что без смеха скафандр сегодня уже не надеть. Во-первых, я постоянно находился в кадре в прострации, наедине с собственными мыслями. Играешь одиночество — будь одинок. Во-вторых, как продюсер я вместе с Джеймсом ломал голову, как преодолеть эти стереотипы, этот канон: торжественная музыка, многозначительный закадровый текст, ну вы знаете. И в какой-то момент мы поняли, что нет нужды ломать традицию, но есть возможность изменить угол зрения. Расставить акценты иначе. Космос — часть жизни, а не наоборот.
— А стоило ли лететь в космос, чтобы поговорить об экзистенциальном отчаянии? Или космическая тема вас тоже интересовала сама по себе?
— Слушайте, космос — это слово из моего детства. И даже тогда я не фанател от историй о покорении межгалактического фронтира. Я не любил «Звездные войны», а вот «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид» — моя тема. Лично меня в картине привлекла тема эмоциональности, долгое время являвшейся табу для так называемых настоящих мужчин. Я воспитан старомодно. Меня учили, что нельзя показывать свои чувства; чтобы ни случилось, ты идешь вперед с приклеенной к уголку рта сигаретой. Богарт, Жан Габен и так далее. Максимум — можно поиграть желваками. Фильм Джеймса — об утратах, о том, что судьба — как клетка, о том, что не бывает второго шанса и работы над ошибками, и о праве человека быть раздавленным своим несчастьем. Я, кстати, думал: а будет ли наша история интересна кому-то, кроме раненных жизнью людей, то есть контингента за 40? Кто не страдал, тот не поймет, сколько ему не рассказывай и не показывай. А потом я забил: молодежи в фильме тоже есть что посмотреть, тем более что сегодня мир так усложнился, в 20 ты уже ветеран множества экзистенциальных баталий.
— А вам не кажется, что воцарившийся в последние годы культ виктимности ведет нас к фактической вседозволенности? Все жертвы, а значит, никто не виноват в том, что творит сам.
— Мне много чего кажется. Но все-таки моральный релятивизм цвел и пах столетиями, до всяких, как вы выражаетесь, «культов виктимности». Вести себя безобразно мы умели и могли всегда. Если сегодня кто-то оправдывает свои проступки полученными травмами, ну что же, пусть так. Но ведь где-то он и прав. Наш фильм и об этом тоже. Отношения моего героя с отцом — исчерпывающая иллюстрация. Понимаете, бессмысленно судить эпоху — я имею ввиду вот это ваше «сегодня». Сегодня поднадоевшие вам каминг-ауты с признаниями о трудном детстве — альтернатива эскапизму. В любом случае, какой бы вы ни выбирали путь — отрицания или признания, — шансы на хэппи-энд драматически ничтожны. Мы с Джеймсом знакомы с 1995 года и 20 с лишним лет мечтали пожаловаться миру на мир. Ну вот, собственно, и результат.
— То есть Рой из «К звёздам» ближе к вам настоящему, чем, допустим, Клифф из «Однажды в… Голливуде»?
— Точно нет. Клифф — это я на сто процентов. Я — чувак, который мало болтает, зато внимательно смотрит по сторонам, крутит баранку, надеется на лучшее, но готовится к худшему. По сути, я остался тем деревенским пареньком, что четверть века назад приехал из глубинки в Голливуд и начал осматриваться. Единственная разница — в том, что мне теперь уже немножечко плевать, будет все хорошо или нет. Но вообще я никогда не зацикливаюсь на сыгранных персонажах, похожи они на меня или не похожи. Я не Джеймс Дин, которого преследовали призраки воплощенных им на экране героев. Я нацелен на завтрашний день. Снято, едем дальше.
— Как вам кажется, с развитием стриминговых платформ через 20 лет такие картины, как «Однажды в… Голливуде» или «К звёздам» будут сниматься? Будет ли все хорошо в этом смысле?
— Я честно не знаю. Может, да, а может, нет. Меня, в принципе, не пугает Netflix и так далее. Ребята просто разделили с Голливудом ответственность, финансовую в первую очередь. «Однажды в… Голливуде», по-моему, единственный оригинальный студийный продукт за все лето, то есть не сиквел, не адаптация комикса. Это же тоже не случайно. Но атомизация, которой грозят противники Netflix, мне все равно кажется какой-то ерундой. Невозможность коллективного переживания — не самая большая из сегодняшних проблем, а если учесть, что мы с вами уже 20 минут разговариваем об общественных феноменах, то и вовсе не проблема.
