В продолжении тру-крайм-сериала Дэвида Финчера агенты Форд и Тенч расследуют убийства в Атланте 1979—1981 годов — этот кейс снова открыли в 2019-м. О том, что еще связывает события сорокалетней давности с современностью, рассказывает Ольга Шакина.
Осторожно: в тексте могут встречаться спойлеры!
В финале первого сезона агент Холден Форд (Джонатан Грофф) упал, в начале второго очнулся — не в гипсе, но привязанным к кровати. Объятие некрофила Эда Кемпера спровоцировало у него паническую атаку. Герой выпал из реальности всего на сутки, но в сериале успела смениться целая эпоха. Никто вокруг больше не удивляется идее изучать серийных убийц, вместо того чтобы просто убивать их; агенты Форд, Тенч (Холт Маккэллани) и доктор Венди Карр (Анна Торв) из аутсайдеров со странными идеями становятся элитой ФБР, переезжая из тесного закутка в подвале в просторный офис (но тоже пока без окон).
На смену их прежнему шефу, похожему на пожилого ковбоя, пришел новый, напоминающий натасканного лайф-коучами Доктора Зло: он льет в уши сотрудникам отдела бихевиористики комплименты и дает им полный методический карт-бланш, взамен требуя одного — эффективности и выполнения KPI. От разговоров с уже сидящими маньяками предполагается перейти к скоростной поимке тех, что пока на свободе (хотя и тут есть новости: команде разрешено встретиться с самым опасным врагом государства Чарли Мэнсоном). На стол Тенчу наконец ложится досье усатого канзасского душителя по кличке BTK, несколько комические сценки из жизни которого мы по-прежнему наблюдаем перед титрами или в интермедиях. Наконец, во втором сезоне у Форда и Тенча появляется большое дело: оба летят в Атланту на охоту за ловким убийцей, почти еженедельно убивающим черных детей и юношей (Карр и тишайший агент Смит остаются в офисе на хозяйстве). Тенч, правда, в деле участвует из последних сил: его приемный сын, который и в первом сезоне демонстрировал пугающие симптомы, тут и вовсе влип в историю вроде тех, что Тенч каждый день читает в своих досье.
От ретро в «Охотнике» остались только геотитры во весь экран, большие автомобили да сцены перелетов, во время которых Тенч дымит ныне запрещенной сигаретой, а Холден Форд отхлебывает кофе из настоящей чашки. В остальном второй сезон с Пэт Бенатар на саундтреке получился даже современней стробоскопически содрогающейся под неофанк «Эйфории». Обманчиво ленивым движением джазового пианиста он касается всех главных тем сегодняшнего дня — от харассмента до стигматизации психических расстройств, от постправды до политики идентичности, — не долбя ни по одной, но давая прозвучать каждой. Первый сезон тоже в общем смотрел на переломные 1970-е через лупу 2010-х, но сейчас ретросеттинг дает Финчеру и его сценаристу Пенхаллу поговорить о настоящих проблемах современности, так сказать, без перехода на личности, смоделировав сегодняшние ситуации в отстраняющих декорациях сорокалетней давности.
Получается едко. Новая любовница доктора Карр вместо отвечающей за фемпросвет активистки (этот образ и очаровывает Карр) оказывается обычной женщиной, привычно манипулирующей партнершей, но угодливо юлящей перед бывшим мужем. Скорбь матерей Атланты, чьих детей убил неуловимый душитель, на глазах конвертируется в твердую валюту политического капитала. Власть (Атланта была первым городом, избравшим мэра-афроамериканца) тоже руководствуется лишь популистскими соображениями в расследовании дела: мэру нужно, чтобы маньяк оказался группой ку-клукс-клановцев, и предположения, что за всем стоит черный, ужасно его бесят. Бытовой сексизм размазан тонким слоем по всем сериям, но строгая профессорша неизменно смотрит на самоуверенных начальников-мужчин как на насекомых (пока это не помогает).
Все это в игровой, скетчевой манере. Это раньше сериал напоминал психоаналитика, который мучает бесконечными разговорами, а теперь стал веселым адептом психодрамы. Больше никакого умничанья — Форд еще в том сезоне расстался со студенткой факультета социологии, которая сыпала гиперссылками на Ирвинга Гофмана, Дюркгейма и Фуко. Аристотеля с Платоном по какому-то ерундовому поводу разок поминает самое слабое звено отдела — пришедший по блату агент Смит, но на него все смотрят как на идиота.
Полицейского экшена с мигалками и сиренами прибавилось, диалоги с монстрами стали короче и приобрели характер реприз. Каждый маньяк (Уильям Джуниор Пирс, Элмер Уейн Хенли, Сын Сэма, Пол Бейтсон, Чарли Мэнсон, наконец) появляется всего один раз на правах приглашенной звезды и отвечает ровно за одну функцию — подсказку.
Ключевым, вне сомнения, является номер Чарли Мэнсона, который можно принять за чистый фансервис к годовщине ареста (подробнее о фигуре Мэнсона в кино читайте здесь). Но выход каждого из маньяков во втором сезоне «Охотника» подчинен жесткой драматургической структуре, и Мэнсон, самый звездный из них, возникает ровно в середине центральной серии, с точностью до минуты. Его монолог (в который очень трудно вклиниться с вопросом) выводит на центральную идею всего сезона: как много разных картинок можно сложить из одних и тех же фактов и насколько трудно поставить знак равенства между «убивал», «вдохновлял на убийство» и «просто смотрел». Коротышка, взгромоздившийся на спинку стула, чтобы быть выше собеседников, преподносит им впечатляющий урок популистского охмурения, который Форд усваивает почти с восторгом, а моралист Тенч выслушивает с возрастающей яростью.
Да, Чарли отвечает за главную тему наших дней — постправду, которую Финчер вслед за другими выдающимися шоураннерами (например, Ноа Хоули в третьем «Фарго») решил сделать краеугольной во втором сезоне (первый, напомним, был посвящен репрессивности понятия «нормальное»). Чем больше Форд, Тенч и Карр собирают фактов, от которых, казалось бы, картина мира должна становиться яснее, тем более убеждаются в том, что факты мало кому нужны. Родители пропавших детей Атланты уверены, что их похитил и убил ку-клукс-клан, потому что «как еще может быть на Юге». Агент Форд считает, что убийца — черный (потому что он подпадает под выстроенный Фордом профиль и потому что Форд «просто так чувствует»).
Революционное профилирование на наших глазах обретает слишком много общих черт со стереотипизацией. В конце концов, обвинение пойманного таки Фордом убийцы из Атланты, Уэйна Уильямса, базировалось лишь на совокупности множества косвенных улик по двум случаям из тридцати. С пресловутой интуицией Форда, с его описанием типичного серийного убийцы («не может вести нормальную жизнь, не имеет семьи и работы») в ФБР носятся как с писаной торбой. Но прямое опровержение этой схемы аккуратно появляется перед каждой заставкой: усач убийца, подписывавший свои послания в газеты акронимом BTK, был женат, имел приличную работу и умел убивать. И поймают его вовсе не в следующем сезоне, а в следующем веке. Про другого аномального маньяка, умницу Теда Банди, Netflix недавно выпустил отдельный мини-сериал.
Реальность больше, чем теории, в которые ее пытаются втиснуть, но это не мешает ей быть ужасно зависимой от мира медиа (то есть наших фантазий о ней) — вот примерный урок нового сезона, крайне актуальный для века информационных войн, нового популизма, всеобщего недоверия экспертному мнению технократов вроде агента Форда и диктатуры общественного мнения (его силу, например, хорошо понимает подрабатывавший стрингером душитель Уильямс, который строит свою защиту на прямом общении со СМИ).
Что же будет дальше? В связи с особенностями дела BTK (а также после интервью исполнителя роли Тенча Кайла Маккэллани THR) уже возникла теория, что сериал, которому Финчер отводит пять сезонов, позволит себе по примеру уже упомянутого «Фарго» скачки во времени. Например, перенесется в третьем сезоне в нулевые, чтобы постаревшие герои поймали персонажа из виньеток перед начальными титрами, а может, и в ранние девяностые, чтобы они расследовали дело «мемфисской тройки» (ее недавно как раз вспомнили в «Настоящем детективе»), которому прототип Форда Джон И. Дуглас уделяет много внимания в своей новой книге о безвинно осужденных (обвиненные в ритуальном убийстве детей подростки из Вест-Мемфиса отсидели почти по 20 лет, но вышли в результате фильма-расследования HBO). Да и дело об убийствах в Атланте в этом году отправлено властями города на доследование, так что посаженный во втором сезоне Уильямс вполне может оказаться не единственным виновным к пятому.
