Режиссер каннского фильма-победителя — о своем незавидном материальном положении, иллюзии прогресса и непреднамеренных сходствах «Паразитов» с «Мы» Джордана Пила.
В прокат выходят «Паразиты» Пон Джун-хо, трагикомическая история о семье проходимцев из вонючего подвала, устроившихся на службу в роскошный дом очень богатой семьи — и обнаруживших там в шкафу, точнее, за ним, кое-какие секреты. Роль главы бедного семейства играет актер Сон Кан-хо («Сквозь снег», «Жажда», «Тайное сияние», «Вторжение динозавра»), роль отца-бизнесмена — другая звезда корейского кино Ли Сон-гюн; вы могли видеть его в сериале «Мой мистер» — и в фильмах Хон Сан-су). В Каннах фильм высоко оценило не только жюри, но и критики.
— Ваши фильмы очень зрительские, и даже в «Паразитах», картине предельно злой, затрагивающей серьезные темы, вы не забываете нас развлекать. Как вам удается выдерживать этот баланс?
— Я всегда хотел снимать жанровое кино, и в то же время я обожаю нарушать его границы, обманывать ожидания. Без ложной скромности процитирую вам критика из Indiewire — мой американский дистрибьютор как раз прислал мне его статью. Так вот, ее автор утверждает, что жанр «Паразитов» называется «Пон Джун-хо». Я сам себе жанр. Ну а если серьезно, то у меня голова так устроена: меланхолия сосуществует с яростью, а смех — со слезами. И в этом смысле «Паразиты» — социально-сатирический хоррор. Я считаю, что свои, так сказать, умные мысли лучше не оборачивать в древнегреческую тогу. Меньше патетики, больше динамики!
— И в «Паразитах», и в «Сквозь снег» главный конфликт — между бедными и богатыми. Вы ощущаете себя элитой и, если да, не боитесь ли, что и к вам однажды нагрянут раскулачивать?
— О, отличный вопрос, мне нравится ваше чувство юмора. Честно говоря, я совсем не богат. В моем доме «паразитам» было бы негде спрятаться, настолько он мал. Я еле-еле тяну на средний класс. Но я чувствую свою ответственность, разумеется. Все равно же нахожусь в привилегированном положении. Не хочется повторять очевидное, но вы же видите: обеднение продолжается полным ходом, разница между 1% и 99% только увеличивается, несмотря на все наши так называемые усилия и благие намерения. Надо признать и принять тот факт, что лучше никогда не будет. Ну, или если не ударяться в пессимизм совсем: скорее всего, ситуация не улучшится.
Когда в финале сын обещает отцу, что однажды точно купит этот шикарный дом для него, мы с вами ему не верим. Мы взрослые люди и знаем: у него не получится. Как у многих до и многих после, как у всех нас. Да и если произвести примитивнейшие арифметические подсчеты, ему нужно экономить 547 лет, чтобы накопить на этот особняк. А с другой стороны, скажу, возможно, крамольное: с чего мы все взяли, что условия жизни должны беспрестанно улучшаться, расти минимальные заработные платы, пособия всякие? Если у каждого теперь по три мобильных, не надо называть это прогрессом. Концепция прогресса — вредная утопия. Кризис перепроизводства и эйфория потребления. Но государство при этом не заботится больше о своих гражданах. Я, кстати, никогда не верил, что система меня защитит. Мы можем рассчитывать только на самих себя, ведь, кроме себя, мы не нужны никому и никто нам не должен.
— В «Паразитах» история, скорее, показана глазами младшего поколения; главная героиня фильма «Окча» — маленькая девочка; в «Сквозь снег» поезд мчался вперед благодаря усилиям ребенка. Откуда в вас такая любовь к детям и что все это означает?
— Да, детей любить странно, я понимаю. (Смеется.) На самом деле все просто: в уста детей проще вкладывать какие-то мысли, которые не позволено высказывать взрослым — сразу начинаются крики: «Цинизм!», «Мизантропия!», «Как вам не стыдно?». А когда это говорит ребенок, все сходит за наивность или даже божье откровение. Потом, дети априори маргинальны, они еще не стали частью системы, на них не лежит никаких обязательств перед обществом, этим они мне тоже чрезвычайно близки.
— Не могу не задать вам вопрос про Netflix. Не жалеете, что «Окчу» в итоге зрители не смогли увидеть на большом экране? А также насколько вы вовлечены в продакшен сериала «Сквозь снег»?
— Ну, «Окчу» в итоге все же посмотрело на большом экране какое-то количество моих соотечественников. Фильм вышел, кажется, 170 копиями в Южной Корее, это было мое условие с самого начала. Ну, и показы в Каннах, конечно. Но да, вы абсолютно правы, стриминговые платформы, может быть, и завтрашний день, но совершенно необязательно благая весть. На экране компьютера или планшета кино превращается в фантик, в конфетную обертку. Что касается сериала, то я значусь на проекте одним из исполнительных продюсеров, посетил съемочную площадку всего лишь раз. Это было очень странно — снова оказаться в тех же декорациях. Будто по второму разу отправиться служить в армию.
— Многие мои коллеги сравнивали в своих текстах «Паразитов» с прошлогодним победителем Канн — «Магазинными воришками» Хирокадзу Корээды. Но, мне кажется, тут напрашивается еще одна параллель — «Мы» Джордана Пила. Как вы считаете, классовое сознание сегодня возвращается в кино?
— Вот, кстати, хорошо, что вы вспомнили про «Мы». Когда я посмотрел трейлер этого фильма, у меня был шок — настолько у нас с Пилом много совпадений. Я написал тритмент (авторский синопсис — прим. ред.) «Паразитов» еще в 2013-м. Не знаю, когда Пилу пришла в голову идея его фильма. Но я все же не настолько педалирую классовый аспект. Жизнь невозможно объяснить в рамках какого-то одного жанра или философской школы, и у Пила жанровость еще больше утяжеляет метафору. Я же не хотел снимать барокко, абсурдизм мне ближе сюрреализма.
Мое ноу-хау — много крови из ничего. Жизнь — это кровь. Тебя жрут, ты сосешь чужую энергию. То есть, с одной стороны, мое кино гораздо прямолинейнее, чем «Мы». С другой — я уклончивее в своих выводах: виноваты все, все — паразиты.
И потом, возвращаясь к разговору о жанре. На пресс-конференциях в Сеуле, перед Каннским фестивалем, журналисты думали, что я снял sci-fi-хоррор. Ну а чем еще может быть фильм под названием «Паразиты», снятый Пон Джун-хо? И сколько бы я их ни уверял, что речь не о похитителях тел, что мы все прошли санитарный контроль (смеется), они продолжали упорствовать в своем заблуждении.
