Жак Одиар: «Хоакин Феникс — гениальный неперфекционист»

В прокат выходят «Братья Систерс» — вестерн, снятый французом Жаком Одиаром («Дипан», «Пророк») в Европе, но с американскими актерами. Хоакин Феникс и Джон Си Райли (впервые вместе на экране) играют двух братьев-киллеров, которым нужно найти гениального химика (Риз Ахмед), изобретшего способ буквально видеть золото в ручьях. В погоне за ним братья дойдут до самого Тихого океана. И до сомнений в гендерных штампах.

КиноПоиск поговорил с Жаком Одиаром о деконструкции штампов вестерна, актерском дуэте Феникса и Райли, а также о гендерных фокусах в фильме.

— Вас как-то изменили вестерны, которые вы смотрели в детстве?

— Нет. Хотя кино вообще меня воспитало. Да, мне кажется, что мое поколение и поколение моих родителей были воспитаны именно кинематографом. Что значит воспитаны? Вот от 11 до 15 лет мальчики думают только о девочках. Но вестерны с Джоном Уэйном не научат вас подкатывать к девушкам! А Трентиньян и  Джек Николсон — да! (Здесь Одиар имеет ввиду вестерны Ховарда Хоукса, романтическая линия в которых обычно ограничивается бромансом — прим. ред.)

— Какое же кино вас сформировало?

— Пеплум. Жан-Луи Трентиньян опять же. (Смеется.) Я не знаю. Длинный список. Кино стало для меня важным в четырнадцать. Сегодня дети смотрят кино на компьютерах, на планшетах. А нам нужно было перейти улицу, дойти до кинотеатра. И, живя в Париже, вы могли видеть кинофильмы со всего мира. Имея выбор между районными кинотеатрами и фильмотекой, можно было посмотреть буквально все. Я думаю, что больше всего на меня повлияло немое кино. Самые впечатляющие изображения. «Фауст». И вот эпизод фильма с увечьем лошади, которое запускает дальнейшие трагические события, идет от Мурнау, от силы Мурнау. Вы видели «Фауста»? Помните пролог? Всадники Апокалипсиса? Это все оттуда!

— «Братья Систерс» же не классический вестерн: у вас там есть персонажи, не очень ему свойственные, беспечные и обаятельные главные герои, даже антигерои. Или химик, который изобрел способ высвечивать золото в воде. Это все не в традиции жанра.

— Ну, это же экранизация (романа Патрика Девитта — прим. ред.). Книга заинтересовала меня именно потому, что в ней было это смешение разнородных деталей. Мне понравились Систерсы, которые вроде бы крутые парни, немного разочарованные в жизни, уже немолодые, но разговаривающие как двенадцатилетние ребята. Это очень трогательно.

— Но все же зачем вы поменяли пол персонажу по фамилии Мэйфилд ( в фильме — содержательница гостиницы и борделя, держащая в страхе городок, названный в ее же честь. — прим. ред.)?

— Ну, вообще-то, если вы не заметили, в фильме ее играет актер-трансгендер, так что, можно сказать, я поменял пол наполовину. (Смеется.)

— Вам нравится смешивать жанры?

— Ну, не знаю. Я не встаю утром, говоря себе: «О! Сейчас я займусь смешением жанров!» Это не так. Возможно, такое ощущение возникает благодаря присутствию в фильме жанровых штампов. А они появляются потому, что готовый код позволяет вам быстрее контактировать со зрителем. У нас есть какие-то свои идеи, может быть, даже очень личные, но они лучше передаются с помощью кодов.

— Почему вы решили снимать вестерн не в Америке?

— Мы побывали в Альберте, в Северной Калифорнии. Эти места всем своим видом так и взывают к съемкам. Но это все уже знают, это все уже видели. Вопрос в том, что мы хотим получить в фильме. Реальность, которая навязывает нам свою атмосферу? Или мы хотим создавать историю с нуля? Это не только эстетический выбор. Есть ведь еще материально-техническое обеспечение, финансы. В Америке это очень дорого. Очень дорого и очень сложно. Поэтому снимали в Испании и в Румынии.

Но, хотя я не хотел снимать в Америке, я хотел снять американских актеров и актрис. У них особая манера игры. Я очень люблю французских актеров, но американские — совсем другое дело. Американские актеры считают, что из всех занятий, связанных с актерским ремеслом (театр, пантомима и т. п.), кино — главнейшее. Именно в нем они видят суть профессии. Работа в кино требует колоссальных знаний, огромной и тяжелой работы буквально во всем, садишься ли ты на лошадь перед камерой или занимаешься дубляжом. Американские актеры чувствуют себя хозяевами своих персонажей.

А что касается конкретно Хоакина и Джона, я считаю, что их феноменальный дуэт — они же реально выглядят на экране как братья — сложился потому, что им просто давно хотелось сыграть вместе. Они работали в Голливуде, долгое время наблюдали работу друг друга и вдруг сказали себе: «Ага! Надо бы сняться с этим парнем». И — оп! — это произошло.

— Феникс же еще величайший перфекционист.

— Как вы сказали? Ой, а мне послышалось «неперфекционист». Это гениально! Если вы скажете это Хоакину, он будет доволен. Ведь на самом деле Феникс — гениальный неперфекционист. Он гениально играет недостатки. Никогда не знаешь, что он сделает. Он сам не хочет знать и не хочет повторять себя. И что мне очень нравилось — он был категорически против того, чтобы я говорил: «Это хорошо!»

— Почему вы решили сделать фильм менее жестоким, чем книга? В романе, например, довольно подробно описана сцена по удалению у лошади больного глаза. Или сцены насилия.

— Да, фильм менее жесток. Мы с Томом (Том Бидеген, сценарист фильма. — прим. ред.) задавались вопросом о форме насилия. Когда вы делаете вестерн, вы волей-неволей задаете себе вопрос о насилии и его изображении. Я не полностью удовлетворен теми фильмами, что вижу. И мы, Том и я, фактически написали сказку. Это и был смысл адаптации. И насилие у нас показано как в сказке — либо глазами ребенка, либо творимым руками ребенка. Обычно в вестернах с жестокостью все обстоит иначе, а у нас получилась книжка с картинками.

— Ваш американский Запад выглядит довольно утопичным в сравнении с книгой и реальным историческим положением дел. Вы сами верите в утопию?

— Не более, чем вы. Сейчас очень сложно или практически невозможно верить в утопию. Некоторый идеализм — еще одна вещь, которой не было в романе и которую мы добавили. На что мы имеем право сегодня, на какой образ мысли мы имеем право сегодня и что было позволено в то время (на Диком Западе в середине XIX века. — Прим. ред.). Ведь в США уехали многие последователи Сен-Симона, многие утописты, первые социалисты, фурьеристы (последователи Шарля Фурье, философа-утописта, критиковавшего свободный рынок и капитализм с религиозных позиций — прим. ред). И все они потерпели неудачу. В Америке утопия превратилась в сектантство.

— Во время съемок вы говорили по-английски?

— Я не очень хорошо говорю по-английски. Могу уточнить гейт в аэропорту, но объяснения и указания на площадке могут быть невнятными. С другой стороны, мне это нравится. Есть время подумать, пока мои слова переводят. Это скверно, когда вы говорите по-английски на уровне или даже хуже, как я.

— Но вы будете продолжать съемки англоязычных фильмов?

— Я не знаю. Совершенно не знаю.

— А вы хотели бы снимать в Голливуде?

— О нет, только не это!

— Каннская пальмовая ветвь за «Дипана» как-то повлияла на вас?

— Я не знаю, что ответить. Вы же видите: я простой парень, не сноб. Приятно, конечно, было. И некоторое время она оказывала на меня успокаивающее действие. А потом... (Многозначительно улыбается.)