Валерия Гай Германика: «Фильмы для семейного просмотра? Этим не занимаюсь»

«Бонус», сериал-мюзикл ТНТ-PREMIER о хип-хопе — знаменитый телевизионный долгострой. Критики посмотрели его пилот еще четыре года назад. Теперь наконец «Бонус» идет вовсю, но отзывы о нем смешанные.

КиноПоиск встретился с Валерией Гай Германикой и узнал, как вообще она, известная поклонница русского рока, оказалась в этом проекте, с какими творческими вызовами ей пришлось столкнуться в процессе съемок и правда ли, что она сама написала для него все песни.

— Делите ли вы свои проекты на собственные, авторские и те, куда вас позвали нанятым режиссером? Это разная ответственность?

— За что ответственность? За деньги? Да нет, она везде одинаковая. Когда ты работаешь на заказ, пожалуй, ответственность даже выше, потому что тебе достается проект, обычно не очень крутой. А надо сделать, чтобы было круто. А круто — это только так, как я вижу. Что касается контроля, я всегда стараюсь, чтобы он у меня был максимальным, сразу беру все в свои руки. Тем более в какой-то момент наступает стадия, когда уже мало кто понимает, что ты на самом деле делаешь, и только ты можешь в этом разобраться и держать под контролем.

— Какие вы сразу ставите условия? Ваш каст, ваша команда?

— Меня для этого и зовут — прежде всего для кастинга. Он у меня всегда особенный. И команда должна быть моя, потому что я не могу работать с чужими людьми, которых я не знаю. Мы просто поубиваем друг друга.

— История сериала «Бонус» началась в 2011 году. В какой момент там появились вы?

— Спустя где-то года три. Но это не значит, что много всего уже было готово. Проект застрял на стадии кастинга, который никак не могли сделать. Мне прислали кучу ссылок на то, чтобы было сделано на проекте до меня, я ни одну из них так и не открыла. Зато за первые две недели нашла актера на главную роль.

—Да, Александра Сударева. Почему вы не позвали профессионального рэпера на эту роль?

— В тот момент как раз провалился «Газгольдер: Фильм», и в воздухе повис вопрос: а могут ли наши рэперы вообще играть в кино? Они сами не думали, что могут, и отказывались от предложений. Плюс у большинства из них просто не было времени на съемки, потому что у них там альбомы и туры. Ну, и они действительно слабые актеры. Когда я посмотрела, как они пытаются что-то сыграть, поняла, что им еще придется долго преподавать технику. А мне нужно было драматически показать развитие героя. Я поняла, что мне проще договориться с актером. Я искала кого-то очень молодого, а Сударев еще учился в этот момент, так что он мне подошел.

— Вам с самого начала задали формат рэп-мюзикла?

— Нет, я его придумала сама. Это был обычный сценарий про рэпера, который приехал в Москву. Никаких музыкальных номеров. При этом бюджет был уже сформирован, и на танцы с песнями там не было ни копейки, но меня это не остановило.

— Рэперы точно не из-за денег отказались играть?

— Их нельзя купить. По крайней мере тех, кто мне был интересен для фильма. Если бы они захотели сделать это, они сделали бы и бесплатно. И, наоборот, если они не хотят, то их ни за какие деньги не получится уговорить.

— А был длинный список кандидатов ?

— Только топовые. Я уже не всех помню, они же каждые полгода меняются.

— Кажется, хип-хоп-культура — это совсем не ваша история. Почему не рок?

— Сценарий был про рэпера, что я могла с этим сделать? Продюсеры хотели именно рэпера.

— И вы решили влиться в хип-хоп-культуру.

— Никуда я не вливалась! Пусть сами вливаются в мою культуру, кто захочет. Мне, кстати, интересен рэп. Рок-звезды больше не появляются, а в рэпе их сейчас много. Они такие агрессивные, брутальные, порочные. Это они герои молодежи. Наркоманы и алкоголики, которых мы так любили в детстве, теперь все там, в рэпе.

— Недавно вы выложили в Instagram фото с Фэйсом. Делаете для него клип?

— Нет, не делаю. У меня были заказы от крупных рэперов, но мы не смогли договориться. У меня есть жесткое видение контента, на который я могу снимать видео, мои религиозные убеждения.

— Итак, вы взяли сценарий и стали делать из него мюзикл. И написали с рэпером Дуней песни, правильно?

— Я все придумала сама и очень долго сидела с Дуней, учила его писать интеллектуальные тексты. Я не хотела, чтобы у меня в фильме было два притопа, три прихлопа. Долго объясняла ему, каким я вижу стиль фильма, придумала много текстов сама. А впоследствии этот мальчик зарегистрировал многие из них как свои. Ну, пусть живет с этим. Но там мои образы, мои словосочетания, мои эмоции.

— Когда вы слушали «Горгород» Oxxxymiron или «Пути неисповедимы» Фэйса, не думали, что хорошо было бы этим трекам прозвучать у вас в фильме?

— У нас есть цензура, даже если это показывают не в телеэфире, а на канале ТНТ- PREMIER. Но Роскомнадзор даже там работает, так что я бы не могла использовать эти треки, даже если бы захотела. Кстати, Oxxxymiron я звала сниматься, но он не смог.

— Вы же раньше для Первого канала делали сериалы. Почему не стали что-то типа «Бонуса» для него снимать?

— Потому что это не формат канала. Мне с Константином Эрнстом очень нравится работать, мы с ним и сейчас общаемся, прикидываем, что можно сделать. Но у меня есть другие проекты, независимые. Надо их закончить сначала.

— Образ инфернального рассказчика, который в итоге воплотил Антон Адасинский (исполнитель роли Мефистофеля в «Фаусте» Сокурова и хозяина квартиры в финальной сцене «Лета» Серебренникова, руководитель физкультурной группы музыкально-театрального коллектива «АВИА». — Прим. Кинопоиска), появился в сценарии только с вашим приходом?

— В сценарии была такая криминально-гопническая провинциальная эстетика, и там был персонаж-рецидивист. Я его увидела по-своему. Мы с Антоном к тому моменту уже давно были знакомы. Мне очень нравится его органика животного.

— При этом озвучивает его Владимир Епифанцев.

— У него более брутальный голос. Вокальные данные Антона совсем другие, он не рэпер. По-моему, хорошее сочетание получилось.

— Художник-постановщик в «Бонусе» и исполнитель одной из ролей — Пахом (он появлялся у вас в «Да и Да»). И Адасинский тоже из контркультуры. А вы насколько в нее интегрированы, по вашему ощущению?

— Интегрирована естественным путем. То есть я нахожу своих и общаюсь с ними. Снимать фильмы для семейного просмотра? Я этим не занимаюсь. Мне интересны крайности, я люблю жесткие варианты. А эти люди не боятся рисковать и потерять аудиторию или деньги. Они могу себе позволить делать что-то шокирующее, интересное, заниматься искусством, а не конъюнктурой. Им на это хватает энергии. А вот это все такое «для семейного просмотра» я пока не очень понимаю. Может, когда состарюсь, мне такое тоже будет близко.

— Павленский или Pussy Riot — свои?

— Они занимаются хулиганством, а я — искусством. У меня был опыт общения с арт-группой «Война» и Pussy Riot. Они у меня в Facebook в друзьях рядом с монахами и священниками. Можно сказать, я объединяю этих людей. Но, если честно, я не вижу там искусства. Мне не кажется, что твоя сиюминутная реакция на политические событие — это навсегда. Последняя акция Pussy Riot на футбольном поле меня разочаровала. Мне показалось, что это очень глупо. Прибить яички к брусчатке Красной площади — не знаю... Я воспитывалась на классической литературе и мыслю более глубокими образами. Поэтому с этими людьми у меня нет ничего общего. При встрече мы можем мило пообщаться, поржать и выпить, но наша разница во взглядах никуда не исчезает. Хотя мы относимся к ней спокойно.

— Отсюда и ваша любовь к русскому року, который тоже весь из русской классической литературы?

— Рок научил меня читать, да.

— Про работу с актерами вы обычно рассказываете с иронией: «Я им говорю попрыгать, и они прыгают». Для каких-то актеров вы делаете исключение?

— Конечно! Вот, например, с Агнией Дитковските мы всегда находились в творческом диалоге. Только что я закончила съемки фильма «Мысленный волк» с Лизой Климовой, у которой это дебют в большом кино, и Юлией Высоцкой, и там тоже настоящее соавторство. Эти актеры думают, разбирают, понимают, предлагают. У них совсем другой уровень игры. А когда приходят к тебе малыши и вдруг начинают с тобой дискутировать по каждой мелочи, им надо просто сразу так: «Тс-с! Молчать!»

— Так с кем вам удобнее работать? С опытными или неопытными актерами?

— И так, и так. У меня они все послушные.

— А Игорь Верник, который в «Бонусе» сыграл воротилу рэп-индустрии, к какому типу относится?

— Верник тоже послушный. Он хочет треша и хардкора. С ним легко, потому что он актер очень высокого профессионального уровня.

— Вот еще у вас Лана Фомина из «Школы» уже третий раз снялась...

— Ее теперь почему-то зовут Лана Райдер. Может, она хочет большой райдер? Вообще, я предпочитаю работать с одними и теми же актерами, но они в какой-то момент исчезают куда-то, потому что совсем теряют страх, что ли. Приходится их отпускать в свободное плавание, хотя сами они не все выживают.

— Александр Горчилин после «Да и да» тоже ушел в такое плавание. Вам не жаль?

— Он очень хотел играть Бонуса с его благочестивым рэпом, пробовался на эту роль, но как-то у нас не совпало. Он не совсем понимал придуманную мной эстетику, мы долго над этим бились, но он уже был настроен на театр «Гоголь-центр», а это совсем разные вещи, другая психофизика. У него не получилось стать грязным рэпером. Но я его всегда имею в виду, он же очень специфический актер, с особой внешностью и привычками. Его не на каждую роль можно позвать.

— Вы ведь тоже иногда играете в кино, даже большая роль в «Энтропии» у вас была. Как у вас с актерскими амбициями?

— «Энтропию» я фильмом не считаю. Это любительский проект. И режиссер Маша Саакян, которая была моей подругой, прекрасно знала, как я относилась к тому, что мы делали. Мне он не нравится. Я считаю, что я в нем плохо себя проявила. Я хотела бы других главных ролей, но это, наверное, та, которую я заслужила. (Смеется.)

— Когда смотришь «Бонус», сразу бросается в глаза разница между пилотом и последующими сериями.

— Да нет, просто уже на пилоте стали заканчиваться деньги, и я теперь знаю, что больше не возьмусь за проект, если у него не будет соответствующего бюджета. Не получилось сделать все музыкальные номера, которые я планировала, многое вырезали, потому что пришлось сокращать фильм. С другой стороны, можно воспринимать первую серию как заявочную, экспозиционную. При этом в последних сериях будет совсем другой жанр, вообще все будет по-другому. Там будет социальный, страшный реализм. Печаль и грусть Германики.

— Вы часто говорите, что вам неинтересны отечественные фестивали и локальные темы. Вам ведь наверняка после «Все умрут, а я останусь» предлагали поработать с зарубежными продюсерами?

— Это было 10 лет назад. Да, предложения сразу посыпались, но я была маленькая и дура, мне никто не подсказал, как нужно поступить. Поэтому я очень много всего просрала на алкогольных фестивалях. Теперь надо все начинать заново. У меня есть в разработке один иностранный проект, я заключила договор с американским сценаристом, который будет писать англоязычный сценарий для меня.

— Не страшно?

— Я люблю, когда страшно.

— Вы упомянули «Мысленного волка». Вы в прошлом году представляли фильм на питчинге в министерстве культуры, но с тех пор о нем мало кто слышал. В каком состоянии проект?

— Сейчас я завершаю монтаж, потом займемся графикой, цветом. Он постепенно вырастает. Надо его закончить и не торопиться с его презентацией, а потом взять и жахнуть. А если такой сырой продукт начать показывать, придется с ним, чего доброго, отправляться на какой-нибудь «Кинотавр». Я этого больше всего боюсь.

— Работать со сценарием Юрия Арабова было трудно? Это же другое поколение, другое видение, с которым мало кто вообще у нас может справиться.

— Самая главная трудность в том, что, когда ты снимаешь по его тексту, у тебя нет возможности для импровизации. Обычно в моих фильмах актеры говорят текст своими словами, а тут никак. Стоит вынуть одну фразу, и рушится весь смысл, весь контекст происходящего. Арабов пишет так, что это уже нельзя никак исправить или дополнить. И он сам не может! Когда он мне прислал сценарий, который я ему заказала, я ему сразу позвонила и сказала: «Я такое вообще никогда не сниму. Что вы тут написали?! Какой-то „Король Лир“, блин!» Он сказал, что подумает, а потом перезванивает: «Знаешь, сними лучше так, как я написал».