Сергей Гармаш: «В России колоссальные проблемы с драматургией»

В прокат выходит новый фильм Дмитрия Месхиева «Два билета домой». В трогательной истории поиска детдомовской девочкой своего отца роль внезапно найденного папы играет Сергей Гармаш. Актер рассказал КиноПоиску, как криминальная драма о мести превратилась в лирическую мелодраму, и о том, как полезно не учить текст роли заранее.

— Говорят, история фильма началась с того, что вы сказали Дмитрию Месхиеву три короткие фразы. Не помните какие?

— Приблизительно следующие: девочка, круглая сирота, выпустившись из десятого класса школы-интерната, по закону получает квартиру. И вдруг она узнает, что у нее есть отец, что он убил мать и сидит в тюрьме. Девочка достает пистолет и едет на свидание к отцу, чтобы убить его. Я еще почему-то представлял себе финал таким: девочка ведет отца за руку прямо в свою новую квартиру. В фильме в итоге все происходит иначе, так что я спокойно об этом рассказываю.

— Что ответил Месхиев?

— «Я это сниму! Пиши сценарий». Я стал оправдываться, что никогда в жизни ничего не писал. А он продолжал настаивать. Говорит, есть у меня редактор очень хороший, Маша Ошмянская, она тебе, если что, поможет, а ты садись и пиши. Действительно, Маша оказалась чудесной. Мы с ней сели и довольно быстро, за несколько встреч придумали поэпизодный план. А потом у меня были съемки в сериале «Ленинград 46», и я в перерыве сел и с одного захода написал на айпаде всю сцену в тамбуре, ключевую для сюжета, кульминацию. Я отослал ее Диме, он мне мгновенно: хорошо, давай дальше!

— Когда вы писали сценарий, то образ отца делали сразу под себя?

— Я бы сказал, что писал это из себя, но не с мыслью о том, что я буду произносить этот текст. Не думал, как я сыграю это. Не смотрел на свою фотографию. Вообще, в последние 10—15 лет в России ведь колоссальные проблемы с драматургией, а 90% сегодняшнего кинопроизводства — это проекты, которые запускаются с незаконченным сценарием. В таких условиях писать сценарий под себя не очень корректно.

— Герой у вас получился немного в стиле Жана Габена. Вспоминали любимые фильмы, персонажей, когда создавали его?

— Тут вот какое дело. Самое опасное для любого артиста — это решить, что он уже все умеет. Всегда впереди должны быть еще не взятые вершины. Например, я каждые два года пересматриваю «Зеркало» Тарковского. Я считаю этот фильм величайшим, уникальным киноучебником. Еще я время от времени пересматриваю сцену из «Крестного отца», где Майкл Корлеоне совершает свое первое убийство. Можно ходить на тренинги, заниматься с педагогом, посещать курсы повышения квалификации, а можно просто посмотреть на Аль Пачино, на Олега Янковского, Олега Даля, Богдана Ступку. Смотреть и думать: как же так? Он ведь не произносит ни одного слова, но сколько текста выходит из него!

В прошлом году я для себя устроил мастер-класс: посмотрел 12 картин Бергмана, которые никогда не были у нас в прокате. Вот про это я могу рассказать. А о том, как я играю роль, вряд ли смогу. Разве что пару моментов. Я никогда не перечитываю сценарий на съемках. Уже лет двадцать я не смотрю, какую сцену буду играть завтра. Я даже не знаю ее текста. Я прихожу на площадку, и если эта сцена такого размера, какая у меня была в «12» у Михалкова, то я ее подготовлю, а если это два диалога за смену, я к ним заранее не прикасаюсь. Прихожу на площадку, просматриваю текст перед гримом. Потом переодеваюсь и гримируюсь, весь этот текст у меня укладывается в голове.

— Режиссеров такой подход не раздражает?

— А они о нем не знают. Я им не рассказывал. Все это я делаю потому, что, если ты все время перечитываешь текст и ходишь с ним, из него исчезает свежесть. Вот раньше было как? Приходишь на пробы, получаешь в руки текст и боишься его. Он для тебя новый, и ты его особенно как-то произнесешь. В общем, я все это к тому, что специально подготовить к роли краску Габена, Даля или Ступки — это совсем не про меня. Но смотреть на них и пытаться понять, как они творят, — это прямо мое, я это люблю очень.

— На этом фильме вы были еще и продюсером. Легко быть продюсером Месхиева? Он непростой человек.

— Моя функция здесь состояла в переговорах со Вторым каналом (Антон Златопольский, гендиректор «России-1», выступил сопродюсером фильма — Прим. КиноПоиска), с министерством культуры. Потом это закончилось, я перестал быть продюсером и стал просто актером.

— А утверждение актеров?

— Позвать в фильм Ирину Розанову — это моя идея. Евгения Ткачука — тоже моя. А все остальные — это уже выбор Димы.

— Вот приходит на площадку молодая актриса Мария Скуратова. А вы ведь довольно требовательный человек. Как думаете, легко ей с вами было?

— Я очень требовательный, правда. Но я расскажу такой случай. На второй съемочный день фильма Валеры Тодоровского «Любовник» Олег Иванович Янковский подошел ко мне и тихонько шепнул на ухо подсказку, где мне нужно было в кадре сделать паузу. Я сделал так, как он сказал. И потом видел, как он мне подмигнул: дескать, все правильно. А потом он отдельно подошел ко мне, когда никто не видел, жестко так взял меня за воротник и сказал: «Гармаш, если ты думаешь, что я тебе все время буду вот так подсказывать, то ты ошибаешься. А вот ты, если видишь, что я ошибаюсь, должен мне сразу говорить. Только тогда мы будем тандемом». И он мгновенно создал такую атмосферу между нами, что дальше у меня было ощущение, будто мы с ним учились на одном курсе и всю жизнь вместе работали и играли. Этот урок я запомнил навсегда. И с Машей, как и со всеми молодыми артистами, я вел себя так же.

— «Два билета домой» были вашим авторским проектом. Насколько вы им довольны?

— Работал я на нем так же, как на любом другом своем фильме. Ну, может, чуть более трепетно к нему относился. Зато могу сказать, что давно так не волновался, как на премьере фильма на «Кинотавре». Конечно, у меня есть претензии к картине, прежде всего к своей работе, как и ко многим моим ролям, но я ни за что не стал бы говорить о них вслух. Не люблю показное самоуничижение. Это выглядит наигранно. Но мне кажется, что если ты всем доволен, то надо уходить на пенсию.