Ремейк культового джалло, за который взялся режиссер «Назови меня своим именем», оказался чересчур культурным.
В Венеции показали долгожданную «Суспирию» Луки Гуаданьино — ремейк хоррора Дарио Ардженто 1977 года, вдохновленного, в свою очередь, произведением Томаса де Квинси «Зловещее дыхание». Намерение Гуаданьино переснять классику джалло вызывало понятный скепсис в синефильской среде. Опус Ардженто о Трех Матерях — Лакримарум, Суспириорум и Тенебраум, — в котором визуальные изыски сочетались не только с авангардной музыкой прог-рок-группы Goblin, но и с необходимой долей иронии, моментально породил культ. Что же смог добавить к шедевру неистового Ардженто погруженный в унылую ностальгию по достижениям предыдущих поколений кабинетный эстет Гуаданьино?
В первую очередь, Германию с ее историей и культурой. Место действия тут — Берлин 1977-го. Город разделяет стена, а его жителей — преступления прошлого. Настоящее, однако, тоже пусто и темно. В телевизоре и по радио разговоров только о Красной армии Баадера-Майнхоф. За окном то дождь, то снег, то взрываются бомбы. Сьюзи Бэннион (Дакота Джонсон) — мечтающая о карьере танцовщицы провинциалка из Огайо — прибывает в западный сектор города. У нее назначено прослушивание в Театре Хелены Маркос, где главным хореографом служит гениальная мадам Блан (Тильда Суинтон). Ее выступления Сьюзи видела еще ребенком в Нью-Йорке. Прослушивание пройдет успешно, и вот рыжеволосая американка с волооким взглядом — уже член исключительно женской труппы. Под чутким руководством мадам Блан и ее полусумасшедших ассистенток начнутся изнурительные репетиции. Скоро станет ясно, что в этом храме искусств поклоняются не только Терпсихоре.
Снобизм и одновременно детский восторг Гуаданьино перед богатствами мировой художественной культуры чувствуется с первых кадров. Действие перенесено из Фрайбурга в Берлин не только ради Стены. Основной декорацией вместо тесного средневекового Дома кита в ремейке выбран интерьер ар-деко с характерным тоталитарным привкусом. Понятно зачем: тут киногении, и культурологических аллюзий сразу на порядок больше. Самая очевидная — Фассбиндер. Цветовой гаммой новая «Суспирия» вовсе не напоминает страшную техниколорную сказку (сам Ардженто ссылался на диснеевскую «Белоснежку» как на один из главных стилистических референсов фильма). Это, скорее, сильно огрубленная «Лили Марлен»: стальная серость (сцены на открытом воздухе — это и вовсе «Шпионский мост») и желтый электрический свет — что ж, в конце концов, «джалло» значит «желтый».
Персонаж Тильды Суинтон явно списан с великой Пины Бауш (вплоть до портретного сходства), однако хореография ее спектаклей почему-то пущена на самотек. Вместо драматической экспрессии, которой славилась основательница танцтеатра в Вуппертале, — какое-то пошлое кривляние, знакомое нам по представлениям шоу-балета «Тодес».
Антропософская теология, у Ардженто обозначенная эскизно, в новой версии выливается в утомительную и бессмысленную говорильню, из которой зритель должен понять два в общем-то избитых и примитивных соображения — о фаустовской сути искусства и о магической силе женского естества. Наконец, откровенно притянутая за уши линия холокоста смотрится какой-то совсем беспомощной спекуляцией.
Единственной удачей можно считать сцену первого убийства, когда Сьюзи танцует лидирующую партию балета Volks (опять же изуродованная Гуаданьино «Весна священная»), а в соседнем зале ее коллега Ольга извивается словно на дыбе — каждое па зарифмовано со смертельным ударом темных сил.
Финальная оргия, напротив, провалена. Такое впечатление, что снимал ее Гильермо дель Торо: оккультные действа больше напоминают новогодний утренник в детском саду, когда кто-то из родителей пришел без костюма, просто с похмелья.
Но главный недостаток «Суспирии» Гуаданьино все же в переизбытке цитат и полном отсутствии юмора. Если раньше он занимался лакировкой прекрасного, то теперь ретуширует ужасное. Напрасно.