На измене: история создания «Страха и ненависти в Лас-Вегасе»

«Страх и ненависть в Лас-Вегасе» не просто культовая классика — любой разговор о творчестве Терри Гиллиама, карьере Джонни Деппа или истории издательского бизнеса в России не может обойтись без упоминаний о нем. Депп показал, что может играть характерную, экстравагантную роль: Рауль Дюк — предшественник его чудаческих и сумасшедших ролей вплоть до Джека Воробья. Для Гиллиама «Страх» стал венцом голливудской карьеры: он доказал, что может играть на чужом поле, и после продолжил уверенно делать свое авторское кино. А о роли картины в формировании новой российской культуры перевода — и даже литературы — можно написать целое научное исследование. Однако этот фильм запросто мог и не случиться. Экранизация книги Хантера Томпсона готовилась 25 лет, а съемки прерывались чередой скандалов, похоронивших карьеру некоторых участников многострадального проекта.

«Страх» до Гиллиама

На волне популярности романа в 1970-х его хотели немедленно экранизировать самые разные режиссеры — например, Мартин Скорсезе и Оливер Стоун. Однако история пролежала мертвым грузом у купившего права на экранизацию Ридли Скотта долгие четырнадцать лет. Когда в 1992-м дело сдвинулось — производством наконец-то занялась компания Rhino Films, — продюсеры стали искать талантливых новичков, способных справиться с трудно экранизируемым материалом. Но юность не смогла: у Ли Тамахори не получилось поучаствовать в проекте, а друг Джонни Деппа Брюс Робинсон отказался, сказав, что не представляет, как экранизировать такой нестандартный текст (заметим, что через десять с лишним лет Робинсон все же снимет свой фильм по Томпсону — «Ромовый дневник»).

Проблем с гонзо-прозой Томпсона была масса. Никто не понимал, как подступиться к роману, где нет ни четкой сюжетной линии, ни драматических ситуаций, ни даже традиционного развития характеров, а действие происходит как бы внутри наркотизированного разума Рауля Дюка (альтер эго самого Хантера Томпсона), где на фоне кошмарных галлюцинаций и пустынных ландшафтов идет непрекращающийся внутренний монолог. Для такой истории нужен был режиссер с репутацией и талантом визионера, и автор «Бразилии» Терри Гиллиам несколько раз возникал в списке кандидатов, но либо не устраивал кого-то из продюсеров, либо был слишком занят другими проектами. В 1996-м, когда ждать дальше было уже невозможно, в проект позвали Алекса Кокса.

Выпускник Оксфорда и друг британских панков, режиссер «Сида и Нэнси», Кокс к тому времени не работал в Голливуде. Более того, после провала в прокате его сюрреалистичного вестерна «Уокер» и отказа Кокса поддержать забастовку сценаристов 1988 года он считался там почти персоной нон грата. Условное изгнание Кокс проводил в Англии и Мексике, снимая телефильмы.

С другой стороны, у него уже был опыт съемок гротескной криминальной истории в пустыне («Прямо в ад», где сыграли звезды панк-сцены 1980-х Джо Страммер из The Clash, Кортни Лав и The Pogues в полном составе). Главным же преимуществом режиссера в глазах продюсеров была замечательная способность работать очень дешево и очень быстро — первоначальный бюджет «Страха и ненависти» составлял всего около 3 млн долларов. Кокс согласился на эти условия и засел за сценарий (соавтором была его будущая жена Тод Дэвис), предполагая снимать минимальными средствами в естественных декорациях пустыни и на улицах Вегаса.

Человек крайне левых взглядов, Кокс хотел, чтобы экранизация стала чем-то вроде политического памфлета. В его фильме фантастические и галлюцинаторные элементы должны были лишь дополнить социальный месседж. Увы, манифесту не суждено было состояться, причем из-за чисто стилистических разногласий с Хантером Томпсоном и его доверенным лицом, продюсером Лайлой Набулси, которая формально владела правами на экранизацию.

В начале 1997 года Томпсон вызвал к себе Кокса и Дэвис, чтобы высказать свои претензии (их разговор зафиксирован в документальном фильме «Завтрак с Хантером»). Писатель оказался взбешен тем, как Кокс предлагал снять эпизод, в котором протагонист улетает из Вегаса на самолете, а затем оказывается выброшен обратно в город гигантской приливной волной. Кокс, вдохновленный знаменитыми иллюстрациями Ральфа Стэдмана, планировал использовать здесь анимацию, как и в других наркотических сценах, в том числе и в хрестоматийном эпизоде с рептилиями в отеле. Томпсон же был категорически против того, чтобы «лучшее, что он написал», предстало на экране в виде «вонючих мультиков». Кокс и Дэвис были изгнаны из дома писателя, а вскоре и вовсе уволены с проекта.

У фильма вновь не было ни сценария, ни режиссера. Зато появились актеры.

Кастинг

Все продюсеры, бравшиеся за «Страх и ненависть», понимали, что успех экранизации будет завязан на убедительности актеров, которым нужно сыграть весьма странных персонажей. В 1970-е на роли Дюка и его напарника, адвоката доктора Гонзо, прочили Джека Николсона и Марлона Брандо. Другим рабочим вариантом были Джон Белуши и Дэн Эйкройд, великие братья Блюз. Но за время бесконечного препродакшена первые двое состарились, а Белуши умер от передозировки.

Rhino Films пригласила на роли Джонни Деппа и Бенисио дель Торо — Томпсон выбор одобрил. Оба актера подошли к делу весьма серьезно. Дель Торо набрал 18 килограммов веса, отрастил усы и погрузился в изучение биографии доктора Гонзо — Оскара Зета Акоста, адвоката и политического активиста, бесследно пропавшего в Мексике в 1974 году. Деппу в некотором смысле повезло больше: своего героя он мог рассмотреть вживую. Джонни несколько месяцев провел в доме Хантера, изучая его привычки, жесты, речь, соревнуясь с пожилым писателем в стрельбе и взрывая динамитные шашки. Знакомство переросло в многолетнюю дружбу, и, готовясь к съемкам, писатель и актер вели постоянную переписку. В конце концов Депп, как и Набулси, стал своего рода доверенным лицом Томпсона, требовавшего, чтобы режиссер не вздумал превращать его роман ни в карикатуру, ни в банальную наркоэпопею.

Входит Терри Гиллиам

Таким правильным режиссером и стал Гиллиам, у которого теперь появилось время. Студия пригласила его, когда после увольнения Кокса положение было уже отчаянным. Съемки должны были вот-вот начаться, а Томпсон отказался продлевать продюсерам действие прав. Чтобы переубедить упрямого автора, Гиллиам должен был представить новый сценарий за 10 дней. Режиссер взял в напарники Тони Гризони, который ранее просился сотрудничать с Коксом, и за восемь дней переписал сценарий начисто. А затем Гиллиам и Гризони еще раз кардинально переработали текст за два дня.

Гиллиам считал главной проблемой как романа, так и предыдущего сценария провисающую вторую часть. Нужно было придумать ударный финал, сохранив абсурдный дух повествования и избежав драматургических клише Голливуда вроде моральной трансформации героя или его внезапной влюбленности. Соавторы безжалостно вычеркивали все, что им не нравилось в оригинале, и добавляли новые эпизоды (например, с карликом-официантом), чтобы получить историю, имитирующую наркотический трип «со всеми его взлетами и падениями». В итоге волна психоделического безумия захватила всех участников проекта. Гиллиам вспоминал, что даже те актеры, у которых был всего один съемочный день, сразу пускались в импровизацию. Так было с Гэри Бьюзи, игравшим дорожного полицейского. Он внезапно попросил Деппа о поцелуе. Сам Томпсон был сперва шокирован сценой, но затем все же оценил юмор.

Наконец-то фильм

Многолетние мучения с подготовкой к съемкам сменились чистой радостью производства. Гиллиам утверждает, что практически ни одна сцена не переснималась, лишь несколько эпизодов были досняты, включая сцену с Тоби Магуайром в роли перепуганного автостопщика. Актеры и съемочная группа были на одной волне и вдохновенно вживались в предложенные обстоятельства. Это касалось не только исполнителей главных ролей, но и тех, кто сыграл в многочисленных эпизодах, а Гиллиам намеренно пригласил на второстепенные роли известных актеров, включая Кэмерон Диаз, Кристину Риччи, Гэри Бьюзи, Эллен Баркин и других. Бюджет картины при этом вырос втрое, почти до 20 млн долларов.

Томпсон благословил Деппа на роль, собственноручно обрив ему голову, одолжив свою одежду и тот самый красный автомобиль. И съемочная группа, и писатель вспоминали, что перевоплощение Деппа в Томпсона было полным. Облысевший мужчина в гавайских рубашках скакал на полусогнутых ногах и размахивал руками, отгоняя воображаемых летучих мышей. Он был молчалив и постоянно пребывал в движении, словно персонаж немого кино. В то же время голос Деппа — внутренний голос Дюка — звучал за кадром. Он соединял фрагменты сумасшедшей мозаики в целое. Деппу помогал, то сбивая с пути, то вытаскивая из самых страшных ситуаций, смешной и опасный дель Торо в роли Акосты. Гиллиам сравнивал эту пару с Данте и Вергилием в аду.

Ад Лас-Вегаса был снят в сравнительно экономном режиме, всего в двух отелях, рискнувших открыть двери для съемочной группы. В уличных сценах активно использовалась рирпроекция, так что Дюк и его адвокат в самом деле путешествуют по городу начала 1970-х. Саундтрек отбирался также с оглядкой на первоисточник. К сожалению, «Sympathy for the Devil», важная для книги песня Rolling Stones, оказалась непомерно дорогой. Впрочем, на титрах звучит другой хит группы — «Jumpin’ Jack Flash».

Фильм снимался широкоугольными объективами, а картинка была выдержана в ядовитых, как говорили в 1990-е, кислотных, ирреальных цветах. Режиссер и художник были вдохновлены футуристическими гротескными работами живописца Роберта Ярбера. Неон, металл и резиновая чешуя ящериц смешались на экране. Гиллиам утверждал, что хотел создать кино, неудобное для зрителя как с точки зрения нарратива, так и просто на уровне физиологических ощущений. Двухчасовое погружение в одурманенный разум разочарованного аутсайдера из 1960-х должно было стать незабываемой и нелегкой прогулкой. В общем, фильм Гиллиама оказался куда более бескомпромиссным политическим высказыванием, чем то, что хотел сделать Кокс.

Титры

Еще до премьеры Гиллиама ждал неприятный сюрприз. Гильдия сценаристов США запретила режиссеру указывать в титрах себя и Гризони как авторов сценария, мол, историю-то уже написали Кокс и Дэвис, и именно их имена были напечатаны на первых постерах фильма перед премьерой в Каннах. Гиллиам оспорил это решение, указав, что делал новый сценарий, а все совпадения в текстах связаны с использованием одного и того же первоисточника. Гильдия пошла на компромисс, обязав указывать в титрах всех четырех. Решение удовлетворило Кокса, но не Гиллиама, который через год публично сжег свою членскую карточку гильдии.

Какая доля в адаптации книги остается за тем или иным сценаристом, толком неясно по сей день. И все же единственный автор фильма, бесспорно, Гиллиам. «Страх и ненависть» остается самой известной его работой, может быть, наряду с «Бразилией». Впрочем, критика и публика оценили фильм далеко не сразу. В прокате картину ждал коммерческий провал. Не были в восторге и критики, которые, как и рассчитывал Гиллиам, чувствовали при просмотре дискомфорт. Создателям пеняли на невнятный сюжет, непонятный юмор и отсутствие психологизма. Но число поклонников фильма росло с каждым годом, а критики со временем сменили отзывы на восторженные. Изменились каноны кино (вряд ли фильм Гиллиама менее понятен зрителю, чем, скажем, «Неоновый демон» Николаса Виндинга Рефна или третий сезон «Твин Пикс»), а вместе с ними и привычки зрителей. Вместо демонстрации сюжетных перипетий и обязательного катарсиса «Страх и ненависть» предлагает психоделический стрим чужой и все же узнаваемой жизни. Фрагмент прошлого показан Гиллиамом как видеодневник, как повседневность — ирреальная и убедительная, странная, но обаятельная.

В России же статус культового фильм приобрел сразу. У нас не слышали о его провале на Западе и недоумении критиков, зрители из всех социальных слоев приняли кино Гиллиама как вполне естественную, почти натуралистическую историю. «Страх и ненависть» с картинами наркопотребления, вольной жизни, хулиганства с оружием в руках и дубляжом Андрея Гаврилова был удивительно созвучен русским 1990-м. В конце того десятилетия — и благодаря фильму — до страны дошла мода на книги Томпсона. Его первым переводчиком стал «панк от книгоиздания» Алекс Керви, один из основателей «альтернативной» серии «АСТ» в оранжевых обложках, известной тогда каждому подростку. Именно благодаря Керви вошел в обиход якобы более правильный, но громоздкий вариант названия «Страх и отвращение». Реклама книг и неслабеющая популярность фильма, разошедшегося на цитаты как в среде гопников, так и среди филологов, сделали Томпсона едва ли не более известным в России, чем на родине. Молодые читатели примеряли на свою жизнь изобилующие сквернословием и поэтическими метафорами переводы — видимо, они так же отзывались в сознании постсоветских людей, как и неизбывное разочарование героев Томпсона, тоже переживших великую эпоху.

P.S. После «Страха» Гиллиам на семь лет покинул кино. Только в 2005-м уже вне Голливуда, отказавшись от американского гражданства, он выпустил «Страну приливов». Алекс Кокс также осел в Европе, но окончательно ушел в тень, упустив шанс стать частью киномейнстрима. Впрочем, как настоящий нонконформист, он вряд ли этим огорчен.