«Бутон розы»: Что означает один из самых известных символов в истории кино

Один из самых известных и загадочных символов в истории кино — «Бутон розы» из картины Орсона Уэллса «Гражданин Кейн», важнейшей классической ленты американского кино, истории человека на фоне истории страны. Ее главный герой — Чарльз Кейн, который уже в детстве получает огромное наследство, становится великим медиамагнатом и проживает вместе с Америкой ее первые три десятилетия XX века. Он строит газетную империю, теряет жену, становится деспотом и, умирая, перед самым концом произносит загадочные слова: «Бутон розы». Журналисты пускаются на поиски того, что это могло бы значить, но так и не докапываются до истины, а «Бутон розы» — детские саночки, сентиментальный мусор из кейновского детства — драматически сгорает в печи у нас на глазах в финале картины. Вслед за персонажами ленты Уэллса над разгадкой этого образа десятилетиями бились критики и зрители, а другие режиссеры обыгрывали его в своих фильмах. С помощью киноведа, редактора и издателя Виктора Зацепина КиноПоиск разобрался, почему он занял такое важное место в мифологии мирового кинематографа и какую все-таки роль «Бутон розы» играет в сюжете «Кейна».

«Его воспитывал банк»

15 января 1941 года в газете Friday Уэллс единственный раз в жизни подробно рассказал о замысле картины «Гражданин Кейн» и о «Бутоне розы»:

«Фильм, который я хотел сделать, должен был стать не столько картиной действия, сколько исследованием характера. Для этого мне нужен был разносторонний, по-разному проявляющий себя человек. Моя идея была в том, чтобы показать, как шесть или более персонажей могут иметь сколь угодно разные мнения о природе одной-единственной личности. Ясно, что об обыкновенном американском гражданине такая картина не получилась бы».

Многомерность человеческого характера — то, что с самого начала интересовало Уэллса в истории Кейна. «Я сразу же решил, — разъяснял режиссер, каким образом была устроена эта многомерность, — что мой герой должен быть публичной фигурой, даже в крайней степени, и весьма важной. Затем я решил, что заставлю аудиторию поверить в то, что этот человек существует на самом деле, показав кинохронику, в которой обозревается его карьера. Суть моей идеи состояла в том, что аудитория должна была основательно усвоить основные этапы этого вымышленного персонажа, прежде чем я начну исследовать его частную жизнь. Я не хотел делать картину о его публичной жизни. Я хотел сделать фильм о том, что происходит за кулисами. Разноречивые мнения о главном герое должны были проливать свет на разные этапы его карьеры».

«Он должен был быть американцем, — утверждал Уэллс, — потому что по нашему первоначальному замыслу по ходу сюжета Кейн должен был стать американским президентом. Но это решение было отброшено, и я не смог обнаружить другую столь же публичную фигуру, за исключением издателя газет: если невероятно богатый человек занимает в демократическом обществе такое положение, то он обладает и огромной силой. Таким образом, у нас появляется возможность показать, сколь влиятелен может быть такой человек в самых разных сферах деятельности». Иными словами, Уэллс считал, что недостаточно было сделать героя просто крупным капиталистом — его власть должна была распространиться на умы. «На этом этапе мне показалось важным, чтобы этот человек руководил радиостанцией или газетой. Для сюжета было важно, чтобы мой герой (Кейн) дожил до глубокой старости, но к началу действия был уже мертв. Таким образом, радио отпадало».

Дело в том, что золотая эпоха американского радио приходится на 1930-е годы. На радио звездой стал и сам Уэллс со своей знаменитой постановкой «Война миров». В то же время история гражданина Кейна должна была охватывать период с конца XIX века и до биржевого краха 1929 года. Поэтому Уэллс решает сделать его владельцем дешевых газет, подъем и расцвет которых приходится именно на этот исторический период: «Получалось, что он мог быть только газетным издателем, владельцем целой сети газет. Было очень важно, чтобы сам Кейн представлял собой новые идеи в отрасли. История о газетном бизнесе, очевидно, требовала того, чтобы Кейн был тем, кого называют желтым журналистом».

Уэллс был воспитан на шекспировских драмах, знал множество длиннейших кусков наизусть, к своим 25 годам уже ставил в театре «Макбета», так что он стремился сообщить своему дебютному фильму такой же шекспировский размах:

«Множество кинокартин и романов строго повинуются формуле истории успеха, я же хотел сделать нечто совершенно иное. Я хотел сделать картину, которую можно было бы назвать историей крушения. Я не хотел изобразить беспринципного и талантливого промышленника, который возносится на вершины богатства и славы, начав карьеру с работы грузчиком или трамвайным кондуктором. Про такого человека, как по мне, все говорили бы слишком очевидные вещи, поэтому я наделил своего персонажа 60 млн долларов уже в восьмилетнем возрасте с тем, чтобы стремление разбогатеть не стало важным или существенным движущим мотивом в смысле развития драмы. Таким образом, моя история была не о том, как человек завоевывает деньги, но о том, что он с ними делает. И не когда уже состарится, а на протяжении всей своей карьеры. Человек, у которого уже есть деньги и который может не беспокоиться о том, как заработать еще, естественно, захочет использовать эти средства как власть. В настоящей жизни, конечно, есть множество исключений, но, вообразив Кейна человеком с деловым чутьем и гордыней, эту склонность я уже счел естественной. Это было важно и для цели моего рассказа, потому что из фактов о филантропе не сделаешь особенно-то хорошей картины. А что если рассказать историю о человеке, который хочет навязать свою волю соотечественникам?»

Драме нужны драматические события: история о хорошем человеке, по мнению Уэллса, не так драматична, как история о человеке плохом. И поскольку его план состоял в том, чтобы показать историю человека на фоне истории эпохи, ему нужно было очень сильно связать в сюжете его смерть с его ранним детством: «Самой основной идеей из всех была идея поиска истинного значения предсмертных слов умирающего — „Бутон розы“, — которые, казалось, ни для кого не имеют смысла. Кейн рос без семьи. Его выхватили из рук матери в раннем детстве. Его воспитывал банк».

Торговая марка

Стоит сказать, что «Бутон розы» — историческая торговая марка. Эта американская фирма выпускала не только санки, но и другие товары для детей, в том числе и велосипеды. По одной из версий, соавтор сценария Герман Я. Манкевич в детстве был счастливым обладателем велосипеда «Бутон розы». В то же время другой знаменитый голливудский режиссер, Билли Уайлдер, помнит и санки «Бутон розы», которые подарила ему его бабушка. Получается, что санки этой фирмы — это великолепный талисман для всякого кинематографиста.

В начале фильма, когда нам показывают Кейна в детстве, проясняется, откуда происходит его состояние: на земле его матери найдено золотое месторождение. Его мать решает, что за счет этих средств он может получить лучшее воспитание, оформляет опекунство и отсылает сына из дома, вопреки возражениям отца, а малыш Кейн не хочет уезжать и отбивается от опекуна саночками «Бутон розы». Впрочем, нам пока не показывают, что на них написано: сначала мальчик закрывает надпись рукой, а затем брошенные санки на крупном плане драматически заметает снег.

«С точки зрения психологии, — рассказывал Уэллс о сюжетном значении «Бутона розы», — мой персонаж никогда так и не отделился от своей матери. С ним не произошло того, что называют трансференцией. Отсюда и его неудачи с женами. Проясняя это по ходу картины, я пытался придвигать мою публику все ближе и ближе к разгадке слов, которые он говорит перед смертью — „Бутон розы“. В завязке один из газетчиков, который не знал Кейна, берется интервьюировать людей, которые знали его весьма хорошо. Но никто из них и не слыхивал о „Розовом бутоне“. В конце концов выясняется, что „Бутон розы“ — это торговая марка дешевых салазок, на которых Кейн катался в тот день, когда его разлучили с домом и с матерью. В его подсознании это был символ простоты, уюта и беззаботности родного дома, а также и символ любви к матери, которую Кейн пронес через всю жизнь.

Живя своей жизнью, Кейн забыл о салазках и о том, что на них было нарисовано. У психиатров полно таких историй. Для меня было очень важно сказать зрителям в картине, что все это значит, и сказать это с предельной ясностью. Очевидно, что если бы с этой информацией появился бы откуда ни возьмись какой-то из персонажей, это было бы недраматично и разочаровывающе. Поэтому лучшим решением оказались сами санки. Теперь вот еще что: как же эти санки могли сохраниться, если они были сделаны аж в 1880 году (то есть когда Кейну было всего 8 лет — Прим. авт.)? Поэтому мой герой сделался коллекционером — человеком, который никогда ничего не выбрасывает. Я хотел использовать для финала картины в качестве символа — посреди множества вещей, тысяч и тысяч предметов — один-единственный, эти санки „Бутон розы“.

Это скопище неодушевленного реквизита в финале показывает, как жизнь человека обращается в груду праха. Я хотел, чтобы камера показала красивые, уродливые, а также и бесполезные вещи — все, что может ассоциироваться и с публичной, и с частной жизнью. Для этой цели мне были нужны произведения искусства, сентиментальные безделицы, а также просто вещи как таковые. Как я уже и говорил, для этого мне нужен был коллекционер с большим домом, в котором все это бы хранилось. Сам этот дом был выдуман мной по аналогии с выражением „башня из слоновой кости“ и перенесен в условности драмы. Протагонист моей „истории крушения“ должен отшатнуться от демократии, которую не купишь за деньги и которую нельзя навязать силой. Для него были возможны два пути отступления — смерть и материнское чрево. Замок Ксанаду и стал для него таким материнским чревом. Здесь было все это великолепие, а также и весь деспотизм — ни того, ни другого герой не нашел во внешнем мире. Таково было его имение, и это было хранилище для его огромной коллекции. И эта коллекция должна была быть поистине огромной, чтобы зрители смогли без труда поверить, что в ней нашлось и место для игрушки из давно позабытого прошлого великого человека».

Сильно упрощая, можно сказать, что «Розовый бутон» в «Кейне» — это неуловимый символ всего хорошего. То, как «Бутон розы» представлен в сюжете, напоминает макгаффин у Хичкока — это предмет, который движет сюжет и который нам почти не показывают. Однако у Хичкока макгаффин — это прежде всего уловка, чисто функциональный механизм, который обеспечивает развитие детективного сюжета. «Бутон розы» в «Гражданине Кейне» гораздо сильнее символически нагружен. Фактически, смотря этот фильм, мы наблюдаем за экспериментом: как много смыслов можно навесить на один-единственный предмет. По ходу развития сюжета газетчики обсуждают, что «Бутон розы» Кейна может быть чем угодно, в том числе и его загадочной возлюбленной (похожим образом организован и один из романов Томаса Пинчона: загадочная сущность, скрывающаяся под литерой V, может быть женщиной, страной или даже окончательным смыслом жизни). Похожей многозначительностью обладает и сама фигура гражданина Кейна: он по очереди является к нам то как старый деспот, то как молодой лев, то как беззаботно играющий с санками ребенок. Мы замечаем, что у «Бутона розы» и Кейна есть что-то общее.

Благодаря такому построению сюжета «Бутон розы» становится самой главной загадкой Кейна, по сути, его душой, но, так как человека нельзя разгадать, как ребус, отгадка и остается неизвестной для всех участников расследования в фильме, а для зрителей в самом конце дается символический намек: и этот человек, которого мы знаем главным образом как беспринципного деспота, когда-то имел душу и был обычным беззаботным ребенком. Кейн мог бы сказать вслед за Людвигом из одноименной картины Висконти: «Я хотел бы остаться загадкой для всех, в том числе и для самого себя». А мораль картины, вероятно, можно выразить словами писателя Генри Джеймса: «Никогда не думай, что проник умом в нутро любого человека».

Интересно, что в сюжете «Кейна» фигурируют две разных модели саней: первые он ребенком оставляет в доме матери (это и есть «Бутон розы»), вторые ему дарит опекун по фамилии Тэтчер (они появляются в кадре два раза по полсекунды, и на них можно разглядеть надпись «Крестоносец» — The Crusader). Это маленькая шутка сценаристов, почти незаметная с первого взгляда, но сразу после дарения «Крестоносца» следует монтажный стык, и начинается крестовый поход молодого Кейна против банковских трестов своего опекуна Тэтчера.

Интересно, что и те, и другие санки низкие, но у «Крестоносца» сильнее загнуты полозья впереди; они развивают большую скорость, поэтому на них неудобно маневрировать. Столь же неуклонно, подобно санкам, летящим с горы, развивается и сюжет этой драмы, которая рассказывает нам о крахе великого медиамагната. Здесь же стоит сказать, что фильм в известной степени задумывался и как сатира на реального американского медиамагната Уильяма Рэндольфа Хёрста, но это история для отдельной статьи.

«Копеечный фрейдизм»

Впоследствии многие кинематографисты играли с идеей «Бутона розы». Уже в год релиза «Кейна» в комедии «Ад раскрылся» успели пошутить над «Бутоном розы»: герои этого фильма обнаруживают такие санки на далеком Северном полюсе.

В одной из серий «Коломбо» жестокий поклонник фильма использует слова «Бутон розы» вместо команды «Фас!», натравливая собак на жертву. Творческое переосмысление «Гражданина Кейна» — фильм Николаса Роуга «Эврика». Эта картина начинается с истории о разбогатевшем золотоискателе. В начале картины он ходит по Аляске в отчаянных поисках золота (ряд эпизодов в начале этой картины прямо отсылают к начальным сценам «Кейна»), через 20 лет запирается в собственном замке, похожем на кейновский Ксанаду, а заканчивается фильм дележом его наследства — история неожиданно меняет свой фокус и завершается рассказом о совершенно других людях с совсем другими жизненными проблемами. Еще один поклонник «Кейна», Джо Данте, видимо, все время носит с собой саночки «Бутон розы». Они появляются по меньшей мере в двух его фильмах — «Исследователи» и «Предместье». В «Симпсонах» «Кейну» посвящена целая серия, но вместо тех самых саночек у Монтгомери Бернса такой же драгоценный, хотя и ужасно замурзанный плюшевый медведь. А счастливым обладателем исторических санок со съемок «Кейна» является Стивен Спилберг, купивший их на аукционе в 1982 году за 60 500 долларов.

Вопрос, которым задаются репортеры в начале «Гражданина Кейна» — существует ли самый важный ключ к пониманию человеческой личности? — имеет важное значение и для драматургии, и для жизни вообще. В детективном жанре, например у Хичкока, улик всегда слишком мало, но в конце концов из них можно составить четкий ответ на вопрос, кто же убийца. В драматическом жанре, который избрал Уэллс, улик больше, чем нужно для простого ответа. Об этом очень ясно говорит последний пролет камеры над грудой вещей, которые потеряли своего хозяина и стали совершенно бессмысленными. Последние слова репортера звучат как прописная истина: «Мистер Кейн был человеком, у которого было все, чего он желал. Возможно, „Бутон розы“ был чем-то, что он не смог заполучить, или чем-то, что он потерял. В любом случае всего эта вещь не объяснила бы. Я не думаю, что любым единственным словом можно объяснить целую человеческую жизнь. Теперь я думаю, что „Бутон розы“ — это всего лишь деталь головоломки, и эту деталь мы так и не нашли». Журналисты расходятся, а камера обозревает разобранные декорации величественного замка Ксанаду и в самый последний момент уже в печи, в которой сжигают мусор, выхватывает горящие саночки с надписью «Бутон розы». Вместо отгадки мы получаем саночки, вместо точки сценаристы в финале ставят большой вопросительный знак.

В одном из позднейших интервью Уэллс и сам отказался от идеи «Бутона роза», назвав ее копеечным фрейдизмом и заявив, что все это выдумал Манкевич, мол, надо же было чем-то закончить фильм. Теперь не так уж важно, нравилось ли это окончание создателям фильма или нет, не столь важно и то, хотели ли они и могли ли выдумать что-то другое. Тем не менее им удалось создать выразительный кинематографический символ того, что все заветное, все самое драгоценное — красота, хорошая сентиментальность, беззаботная игра и, наконец, само время — слишком легко от нас ускользают.