Спектакль идет много лет, но, мне кажется, фильм «Игра в правду» лучше. По нескольким причинам. Во-первых, он лаконичнее. Мы сократили из спектакля по большей части первый акт. Они обсуждают политику, много ерунды всякой. Мы сократили это потому, что в кино не будут смотреть на это бесконечное говорение.
В российском прокате стартует лента «Игра в правду» Виктора Шамирова. КиноПоиск встретился с режиссером и поговорил не только о его новой работе, но и предыдущих проектах, среди которых картина «Упражнения в прекрасном».
«Упражнения в прекрасном» и «Со мною вот что происходит» были на «Кинотавре», а «Игра в правду» — нет, хотя мы ее ждали.
Фильм не был готов. Если бы мы раньше закончили, может, у нас был бы шанс попасть в конкурс. Я только что завершил работу над звуком. И то меня в такой спешке гнали, что я очень не уверен в результате. На самом деле фильм все еще не закончен (беседа проходила за неделю до премьерного показа — Прим. КиноПоиска). Титры не завершены, цветокоррекция... На этот раз у нас какой-то хитрый ход с цветокоррекцией, и возится колорист до сих пор.
В чем хитрый ход?
Мы делаем цвет в Финляндии, в Хельсинки. Там вроде получается дешевле, чем в России. Мы съездили с оператором туда, и с тамошним колористом за два дня наш замечательный оператор Семен Яковлев нашел основной ключ. После этого колорист возился, прислал то, что сделал. Семен увидел это и сказал, что все плохо. Потом было три разговора по скайпу с финнами, нереальное число поправок. У Семы не глаз, а измерительный прибор. Вы просто представить себе не можете! Ты смотришь и думаешь: «Все нормально». А он смотрит и говорит: «Да вот же, посмотри!» И ты такой: «Да-да, точно!» Он видит миллион вещей, которые я не вижу, и они действительно есть. Мы бесконечно мучаем финнов, чтоб они это доделали, и они будут доделывать, но времени на проверку уже нет. Вот на днях получим материал, и его уже не будет возможности поправить. Нам остается только молиться, что они все замечания учтут и не налажают снова. Но в целом я считаю, что Сема добился очень интересной картинки.
В большинстве случаев люди не ходят в театр мучиться
Еще была нехватка времени на работу с живой сведенной музыкой. На нее был один день. В таком цейтноте живу, что появилась музыка, и у меня был всего один день с композитором и звукорежиссером, чтобы по ней пройтись, по всему фильму. И сейчас меня очень мучает, что мы могли наделать ошибок.
Спектакль по пьесе «Игра в правду», по которой поставлен ваш фильм, идет на сцене уже больше шести лет. В чем секрет его длительного успеха?
Если спектакль нормально сделан, если это приличная пьеса, хотя бы просто веселая пьеса, если актеры хорошо играют, то этот спектакль можно играть бесконечно. Это не связано с его исключительными качествами. Людям нравится ходить в театр, если там происходит что-то радующее. В большинстве случаев люди не ходят в театр мучиться. Это только в Москве есть немало людей, которые ходят в «Театр.doc», в «Практику», Центр Мейерхольда, в театр Гоголя нынешний, в Школу драматического искусства... Во всех этих местах ставят спектакли очень разные режиссеры, но в любом случае они ориентированы на определенную прослойку, очень небольшую. Только в ней эти спектакли и могут жить.
Я с уважением ко всем этим людям отношусь, но… Это имеет отношение к моим размышлениям о том, что происходит вообще с этой страной. Меня сейчас волнует вопрос разделения, существует ли это разделение, есть ли эта граница между образованными и необразованными людьми. Раньше был термин «интеллигенция». Сейчас его неприлично употреблять. Все открещиваются, не осталось термина, который бы определял людей, знающих больше, что ли, иначе смотрящих на вещи. Очень трудно сформулировать набор критериев, потому что сам по себе диплом ничего не гарантирует. Люди, которые правят страной, имеют дипломы, и это не делает их лучше.
Режиссеры, актеры, художники, делающие замечательные, интеллектуальные, актуальные спектакли и современное искусство, вызывают огромное уважение у меня. Трудность для меня заключается в том, что я не могу себя к ним отнести. Мне на актуальных спектаклях, как правило, скучно и моментами неловко. С другой стороны, мне регулярно приходится отказываться от антрепризных предложений, чтобы поставить еще одну переводную комедию положений. Я знаю, что она будет радовать людей. Я видел примеры: идет страшный трэш — все смеются и счастливы. Это навсегда меня научило не слишком ценить радость, которую получают люди от твоего спектакля, потому что завтра зрители пойдут и получат еще большую радость от намного… В общем, от другого произведения. (Смеется.)
Я не могу быть с этими чудесными людьми в этих маленьких театрах. И я не могу быть с практичными людьми, которые делают трэш исключительно ради заработка и смешат очень грубыми шутками очень простую аудиторию. Я, получается, нахожусь в каком-то лимбе.
В кино нет отражения
В театре вы видите людей, которые приходят на спектакль. А в кино идут зрители больше анонимные. Когда создается кино, такое как лента «Игра в правду», которая изначально была поставлена на сцене и у которой есть какая-то своя аудитория, как это влияет на фильм?
В кино нет отражения. В театре я на своих спектаклях сидел в зале и слышал это отражение. Не то, что говорят между собой зрители. Это как раз не очень важно. Потому что у людей не развиты инструменты анализа. Они говорят: «Этот хорошо играет, а этот похуже». Это ничего не значит. Или еще: «Замечательная постановка». Я же слышу живую реакцию во время просмотра, я ее чувствую. Не то ощущаю, что смеются или нет зрители, а то, как они смотрят, я вижу градус внимания, его характер. А в кино я не чувствую этого. Есть только видимые проявления: засмеялись, или эсэмэски пишут, или вообще ушли, не понравилось им. Нет ощущения общности зала, которое возникает по ходу действия и в котором и есть главный смысл театра, на мой взгляд.
Если честно, у меня есть чувство, что я в пустоте делаю кино. Это такие бумажные самолетики. Ты стоишь на балконе и кидаешь их, они летят над двором и падают за гаражами непонятно куда. В мусор, скорее всего. В канализацию. И то, насколько аккуратно я делаю свой бумажный самолетик, никто не заметит. Но я продолжаю тратить время. Мне нравится, когда у него, у самолетика, крылышки сложены так, а не иначе.
Это очень грустная метафора. Давайте лучше про «Игру в правду». Насколько трансформировалась история при переносе из спектакля в фильм?
Это неплохой спектакль. Он идет много лет, но, мне кажется, фильм лучше. По нескольким причинам. Во-первых, он лаконичнее. Мы сократили из спектакля по большей части первый акт. У нас в спектакле героиня приходит в конце первого акта, а весь первый акт они ее ждут. И они обсуждают очень много вещей, гораздо больше, чем в фильме. Они обсуждают политику, много ерунды всякой. Мы сократили это потому, что в кино не будут смотреть на это бесконечное говорение. Наш фильм быстрее приходит к завязке, мы быстрее узнаем, что они ждут кого-то, узнаем, кто это, что там за предыстория. Вот, собственно, и разница. Получается, что точка прихода героини в спектакле происходит в середине, а в фильме она смещена в первую треть действия.
Плюс, мне кажется, в фильме актеры играют в чем-то лучше. Спектакль играется много лет, притом что иногда мы его репетируем, и это происходит все реже. Чем дольше идет спектакль, тем меньше я в него влезаю. Смысла нет. Актеры играют его сами, они неизбежно приходят к чередованию определенных красок. Спектакль становится проще. Хотя это хорошие актеры, и на любом спектакле у них могут быть неожиданные моменты, сбой программы, лирическое или комедийное подключение. В таких случаях энергия присутствия всегда будет выигрывать у фильма. В кино же эти найденные в театре простые краски просто не работают, я им не верю.
Я считаю, что это не комедия, что это фильм про отношения. При этом бывает забавно, да, но если человек не захочет смеяться, то этот фильм не провалится. Это мое мнение. Он не рассчитан на то, чтоб все сидели и хохотали, а без этого произойдет катастрофа. Все актерские ходы пришлось искать заново прямо на площадке. Время съемок по большому счету ушло в основном на это. Съемочных дней я хотел больше, чем мне дали. Мы торговались и выцарапали два дня еще по дороге.
Я знал, что это не будет происходить быстро. Большинство кадров было снято после большого количества дублей. Там почти нет кадров, снятых одним дублем. Их очень мало, по пальцам можно посчитать. В основном там 8, 10, 12, 18, 32 дубля на кадр — такие цифры я помню. Да, возня. Да, на это ушло время. Я хотел добиться определенного качества актерского существования, потому что камерный фильм с четырьмя героями — это актерский фильм. Если нет в них жизни, то зачем вообще огород городить?
Я не снимаю фильмы о том, что все вокруг плохо
Президент недавно высказал пожелание, чтобы кинематографисты создали некую этическую хартию. Сейчас гильдия продюсеров уже всерьез ее готовит. Вы как к этому относитесь?
Вы хотите, чтобы я это сейчас обсуждал? Есть история — нашей страны и других стран. История искусства. Достаточно читать ее и смотреть, как развивались события. Независимых людей очень мало. Люди творчества — они по женской своей природе нуждаются в поддержке — властной, финансовой, зрительской. Они нуждаются в любви, в принятии того, что они делают. Я не осуждаю. Это нормально, так всегда было, достаточно посмотреть, что снималось, что писалось, насколько искренне люди старались соответствовать тому, что от них ждали, чтоб получить эту поддержку. Это не из страха даже часто делается, а из желания быть в компании с сильными. Из-за этого актеры так любят бандитов или вообще людей из силовых структур, фээсбэшников всяких, обожают дружить с ними. Им нравится с ними общаться, они чувствуют себя защищенными. Я не боюсь хаоса. Я с ним бухаю.
Поэтому, если есть требование какое-то или пожелание от людей влиятельных, всегда найдется очень много людей, которые скажут: «Они правы. Вы вдумайтесь! Они правы. Сколько можно показывать безобразие? Как это так, мы же в великой стране живем! Давайте покажем, чего стоит русский человек, смотрите, сколько примеров в истории». Они быстро пишут, они знают, через кого заходить и сколько кому откатить. Они получают господдержку и показывают нам эти замечательные примеры. Я нормально к этому отношусь. Но я таким человеком, к сожалению, не являюсь.
Замечу, я не снимаю фильмы о том, что все вокруг плохо. Список тем известен, достаточно Фейсбук полистать. Я всегда ищу радость и надежду, мне так кажется. Фильм «Игра в правду», который мы обсуждаем, хорошо заканчивается. Для всех участников. И, на мой взгляд, он пропагандирует традиционные семейные ценности, потому что есть любовь, одинокие люди получают шанс. Люди, у которых были проблемы в семье, находят возможность вернуться и решить эти проблемы. То есть в некотором роде это очень правильное кино. Но не потому, что я хочу угадать чьи-то пожелания. Я рассказываю эту историю, потому что мне казалось, что в ней есть хорошее. Человек берет себя в руки, звонит своей жене, от которой ушел, и говорит: «Давай увидимся. Я хочу поговорить с тобой».
Если бы была возможность, как у вас в фильме, спросить кого угодно и о чем угодно и получить правдивый ответ, то что бы вы спросили и у кого?
Я бы подходил к женщинам и спрашивал, не хотят ли они заняться со мной сексом. Это естественный ответ любого мужчины. Ты думала о чем-то более серьезном? (Смеется.)
В театре у вас сейчас период затишья?
В театре ничего не делаю. Я ушел из последнего спектакля, в котором играл, и пытался сейчас сделать один спектакль. Начал репетиции, взял пробный период, чтобы понять, нужно это мне или нет. Повозился и не стал делать. Получается, что я в театре не делал ничего уже года три.
Почему?
Не встретилась пьеса. Я не ищу пьесы, мне пьесы предлагают обычно. Эльшан Мамедов, мой постоянный продюсер, ищет, что-то предлагает. Или мне звонят неизвестные мне продюсеры и говорят: «Не хотите поставить пьесу?» Поскольку в определенных кругах я известен как режиссер антрепризный, мне присылают пьесы, как правило, вполне третьесортные. От меня ждут, что я поставлю забавную комедию. И я говорю: «Спасибо, замечательная пьеса, но нет». А Эльшан мне предлагает интересные варианты, но меня ничто пока не вставило по-настоящему. Была одна хорошая американская пьеса, но там не сошлось с расписанием актеров.
А телевидение? Вы не думали снять сериал, например?
Я снял сериал «Местные новости» (сериал о редакции газеты в провинциальном городе, который был снят в Ростове — Прим. КиноПоиска). Это была интересная авантюра. Мы снимали за очень небольшие деньги полностью ростовской группой. Практически никто из актеров раньше не снимался, хлопушку в первый раз увидели. Много непрофессионалов снималось. И «Россия 1» не стала сериал показывать. Им он не понравился. Я был очень огорчен. Они показали утром в субботу первые четыре серии без всякой рекламы и сняли с показа сразу после этого. Обидно. «Местные новости» — сериал странный. Наверное, неформатный, неловкий, но все равно живой. «Россия» не так зависит от рейтингов, как частные каналы, это государственный телеканал, и он мог показывать, ему ничего не мешало. Мне очень жаль — вот что я могу сказать. Эти четыре серии где-то лежат в онлайне. Раз их «Россия» показала, то их можно найти. Может кто-то посмотрит. Он неровный. В нем и серии разного уровня получились, даже отдельные эпизоды в одной серии могут быть очень разными. Но он был сделан людьми, которые хотели его сделать. Это не может не сказываться на результате.
Я сейчас нахожусь в тупике. Это нормально
А планы относительно кино у вас есть?
Планов у меня нет. Я не знаю, что я делать буду. Думал, что весной, когда закончу съемки, у меня будет пауза, я сяду и буду писать сценарий. Уехал из Москвы домой, в Ростов, стал общаться с ребятами, от которых информацию хотел получить о среде определенной, даже придумал канву. И не стал писать. Потому что мне показалось, что это будет обычное, нормальное такое кино. Мне, чтобы писать, нужна идея, толчок, и эта идея должна прийти со стороны. Я понял, что сейчас не хочу снимать атмосферное кино. Я снимал такое несколько раз. Оно нравится людям, но не находит поддержку в прокате. Потому что говорят: «Да, мне это нравится, но кто будет это смотреть?» Вечная история. Даже обычные зрители, а не коллеги, спрашивают: «А для кого это?» Я им: «Но тебе-то как фильм?» «Мне нравится, но другие-то будут это смотреть?» И что скажешь? «Для тебя! Значит, это кино для тебя! Что тебе за разница, как другие к нему отнесутся, сколько народу его посмотрит, будет ли у него известность?» Но нет, людям важен контекст, они хотят быть с большинством. Все, кроме фриков, конечно, которые движутся в обратном направлении, но их один человек на десять тысяч. Поэтому мне сейчас хочется, чтобы в сценарии этот интерес большого числа людей уже был заложен. «Игра в правду» тем и отличается от остальных моих фильмов, что там есть хорошая, внятная человеческая история. И я опять хочу простую историю, опираться на что-то внятное, даже если буду микробюджетку снимать. Снять за копейки так, чтоб сказали: «Прикольно, а давайте в прокат вытащим». Но я должен эту идею либо где-то встретить, либо украсть. Либо кто-то подарит мне ее. Поэтому я сейчас нахожусь в тупике. Это нормально.
