Просмотр такого монументального, аллегорически заряжённого творения уж точно не назовёшь лёгким и приятным, однако безмерно талантливый Ласло Немеш гарантирует незабываемый опыт, вознаграждает богатыми впечатлениями и валит наповал своей отличительной эстетикой, предлагая зрителю тем самым глоток истинного авторского кинематографа.
Немеш и его соавторы сосредоточены исключительно на тревожной атмосфере, разлитой в воздухе. Они намеренно размывают смысл сцен, которые сливаются в утомительный бег, рассчитанный на богатое воображение зрителя. Если, конечно, ему достанет фантазии.
Это технически безупречный фильм, в котором все, от костюмеров до художников-постановщиков, работают на авторское видение построения душной и беспокойной атмосферы. И это действительно удивляет. Кажется, форма не особо старается работать с содержанием, поэтому как раз сценарий становится главной проблемой фильма, разрушающей его изнутри.
Все, что имеет значение, будет кристально ясно, а путешествие в этом захватывающем, гипнотизирующем фильме важнее финальной станции, которая тут все равно могла быть только одна: следующая остановка после Сараево.
Сверхкрупные планы и наезды камеры на героиню рождают чувство головокружительной клаустрофобии. Все это становится средством для демонстрации мономании. Но это также способ новой подачи исторического материала, которым становится закат Европы в лице Австро-Венгерской империи.
Довольно утомительное и назойливое повторение пройденного. Эксплуатация приёма. Немеш прилежно наследует Беле Тарру и ещё некоторым корифеям национального кинематографа — Ильдико Эньеди или Миклошу Янчо, но ни мистической глубины, ни теософских откровений старших коллег не достигает.
Немеш, с одной стороны, дает эдакую «Больницу Никербокер» на пленке, а с другой — по настроению близок лирике умершего в 1919-м венгерского поэта-классика Эндре Ади. Несмотря на предельно современный визуальный облик, «Закат» Немеша — типичный бульварный роман из времен, еще только подбирающихся к модерну.
Для того, чтобы не встать на заведомо проигрышный путь поиска правых и виноватых, Немеш попытался воссоздать атмосферу злосчастного лета 1913 года, когда воздух был далеко не единственным, что было накалено до предела.
Фильм питается прежде всего готическим романом, разбойничьим романтизмом, «Парижскими тайнами». Но его фундамент — нигилистически экзальтированная безусловная физиология и беспокойные ноги — не вяжется с фабульной условностью романтических арабесок, и в этом главная художественная неправда и неудача «Заката».
«Закат», отнюдь не повторение «Сына Саула», а скорее полная его противоположность. Если и близнец, то злой, если зеркало — то кривое. Там, где первая картина Немеша пыталась огонь потушить, новая на протяжении двух с лишним часов медленно его раздувает, приводя в финале к пожару, пожирающему всех без разбора.
