Несостоявшийся триллер выворачивается изнанкой — чистокровным фильмом ужасов с такой безысходной и вычурной страшилкой в своей основе, что не шокироваться нельзя.
Гипнотичность визуального ряда способствует тому, что ощущение крушения вроде бы сугубо гуманистических ценностей, наблюдается зрителем с точки зрения пограничного, сугубо эстетически ориентированного, состояния сознания.
По-настоящему проникнуться кошмарами «Убийства священного оленя» совсем не получается, потому как ни на секунду нельзя выкинуть из головы мысль о том, что перед тобой уж слишком умозрительная конструкция, не настоящая трагедия, а ее интеллектуальный парафраз. Мир фильма Лантимоса слишком стерилен, чтобы воспринимать все происходящее в нем всерьез.
Главный и непростительный грех режиссера заключается именно в том, что он путает две эстетические категории: страшное и противное. Пуще того. Претензии Лантимоса настолько глобальны, что противное оборачивается нелепым.
Фигура автора в «Убийстве» раздувается до монументального морального авторитета, поучающего зрителя — правда, неизвестно чему: ведь условия задачи настолько смехотворно умозрительны, что единственным правильным решением для всех тут было бы разорвать задачник, выйти из игры.
Результат, конечно, до ужаса обидный, но всерьез полагать, что каннские конкурсанты в один момент перестанут пришивать приличным жанровым фильмам оправдательные довески, тоже было бы наивно.
Это идеальный представитель современного артхауса, который эволюционировал в психологический триллер и не боится оказаться освистанным или непонятым.
Лантимос в очередной раз подкидывает пищу для ума и прекрасный повод для горячих споров о различных интерпретациях сюжета. Масла в огонь подливает и сам режиссер, подчеркивая, что сравнение с античными трагедиями здесь на самом деле напрасно. Так ли это на самом деле, впрочем, вопрос открытый.
Хотя Лантимос и играет с сюжетной структурой триллера — со скелетами в шкафу, тайнами и темными закоулками — метит он в трагедию. Казалось бы, несовместимые форматы складываются у него идеально.
Очевидно, что в этом фильме, пересказывающем древнюю историю об Агамемноне, который убил не того оленя, и его дочери, которая искупила грехи отца на костре, есть целый спектр чрезвычайно актуальных вопросов. Более того, автор за них не прячется, а дает довольно категоричные и неприятные ответы
Одно из самых актуальных высказываний о современности, а именно — об иллюзорности выбора, правом на который так кичится наша эпоха.
В итоге остается ощущение, что пресловутая странность превратилась для Лантимоса в самодовлеющий прием — режиссер как будто оказался в плену собственной репутации человека, от которого каждый раз ждут чего-то все более парадоксального и причудливого. И Лантимос уже начал повторяться
Йоргос Лантимос явно не собирается ни воспитывать зрителя, ни исцелять его душу, ни помогать принять правильное решение. Похоже, его больше всего занимает вопрос, что такое человек. С детской старательностью он разбирает людей на составные части, чтобы посмотреть, что же останется, если доломать игрушку до конца.
Как ни банально, но грек Лантимос идет стопами своих древних соотечественников — в драме одной семьи он прячет эпохальные разломы и внушающие трепет тектонические сдвиги.
Это скальпель, хирургическими движениями надрезающий в уязвимых местах аудиторию, что вызывает самую резкую реакцию. Подобно детской травме с обратным эффектом: это было не всегда приятно и комфортно, но настолько ярко и необычно, что ты не перестаёшь об этом думать, не можешь забыть и, в конце концов, осознаёшь, что пленён этим событием
Это по-лантимосовски вязкое, подчеркнуто абстрактное действо почти мгновенно гипнотизирует, погружает в состояние, близкое к легкому трансу, и превращает просмотр «Убийства» в подобие медитативной практики, некоего ритуала, завораживающего в первую очередь безукоризненной формой. Пусть в мозгу порой и вспыхивает тревожный сигнал — что за дьявольщина творится на экране? — оторваться от происходящего невозможно.
Бесспорно, один из главных фильмов года: ему гарантированы культовый статус, фанатичная любовь одних зрителей и ненависть других. И дело тут не в участии действительно блестящего дуэта — Колина Фаррелла и Николь Кидман, а в жестоком, абсурдном, необъяснимом содержании, заключенном в радикальную форму.
«Убийство священного оленя» на первый взгляд выглядит продолжением выбранного режиссером карьерного вектора. На поверку же снятый в Америке триллер с Николь Кидман и Колином Фарреллом оказывается настолько греческим, насколько это возможно. Более того — древнегреческим. C Роком, хором и жертвоприношением.
Боги и цари живут среди нас — как верили древние греки, как верит Лантимос. Они живут в богатых кварталах, ужинают с прямыми спинами и носят идеальные платья. Но потом наступает их черед страдать — неважно, по какой причине, приходит ли угроза от священного оленя или от умственно отсталого подростка.
