«Братья Систерс» ― уникальный в своём роде экзистенциальный вестерн, послевкусие которого даже лучше, чем просмотр.
В первую очередь в центре внимания оказывается взаимосвязь двух братьев, нерасторжимая, несмотря на разницу их характеров, и показанная с теплым юмором и нескрываемой симпатией.
У Жака Одиара седло вестерна вдруг трансформируется в старомодное кресло под клеткой с канарейкой и фикусом в окне. На родине такую метанойю жанра мог бы инициировать разве что Вуди Аллен. Но, на наше счастье, ей сопутствует не стариковское велеречивое брюзжание, а сухопарая элегантность Одиара, сообщающая комизму нелепых ситуаций пробирающий сквозняк.
Фильм Одиара — увлекательная, красивая и печальная истории об открытии не золотого прииска, а себя самих. О погоне, бешеной, многодневной скачке — к себе.
Диалоги — композиционная ось «Братьев Систерс», и недурно снятый, но строго дозированный экшн откровенно служит им фоном.
Фильм оставляет впечатление нового открытия Дикого Запада: у него, оказалось, есть не только порох в иссякающих пороховницах, но и резервы, жанром еще не тронутые и неисчерпаемые. Французский режиссер сделал великой голливудской традиции прививку европейского психологического кино.
Вестерн снаружи, историческая драма внутри: остроумный англоязычный проект французского режиссера Жака Одиара.
Пожалуй, никто еще не позволял себе обходиться с вестерном так, как Одьяр, не препарирующий жанр, а словно вскрывающий его труп. И то — нельзя десятилетиями подряд болтать о смерти вестерна, о которой притворно сокрушалась мировая общественность, и не накликать явление такого вот режиссера-патологоанатома.
В первую очередь, конечно, «Братья Систерс» — про динамику отношений между близкими мужчинами, и в соответствии с этим фильм становится то смешным, то жестоким, то неожиданно теплым.
Одиар устроил классическому голливудскому жанру образцово-показательную ревизию.
Режиссер постепенно переводит вестерн из разряда бодрого ностальгического оммажа в совершенно иное измерение, близкое по духу к тону притчи. К финалу это цельное, идеалистическое, одновременно мрачное и жестокое романтическое полотно выходит и вовсе уж к непривычным, даже сказочным для вестерна высотам.
