Моя рецензия — серая. Как и этот фильм.

Жил-был священник. Молодой. Получил он приход. Небольшой. Опорой быть для прихожан он хотел. Но, видит бог, не сумел. Потому что…

Кругом проблемы. Всё сложно. Найти решенье — невозможно. Что ты ни делай — всё одно. Вино. Вино. Вино.

Ты один. Кругом ни души. Ты один. Только в дневник пиши. Про свои мысли. Про свои чувства. Про то, как внутри пусто… Нет от людей ни состраданья. Ни пониманья. Ни тепла. Утолить голод поможет лишь одно — Вино. Вино. Вино.

Тебя не понимают. Ты не понимаешь. Хотел как лучше — получилось как всегда. Ты как лягушка, что тонула в молоке. Пытаешься. Лапками дрыгаешь. Задыхаешься. Но получается не масло, а одно… Вино. Вино. Вино. В котором тонешь. И идёшь ко дну.

Небо серое над головой. И вокруг всё серо. Что делать? Есть выбор. Можно в холодной церкви под серым небом продолжать вариться в своих мыслях, чувствах и переживаньях. Как сухарь в вине. Но способ этот плох, потому что тратится бумага в дневнике, а также время и терпенье зрителя, который борется со скукой… А можно — просто взять да сесть на мотоцикл и уехать в Калифорнию.

P.S.

Посмотрите этот фильм. Он достоин вашего времени. Не зря же у него столько наград, и сам Андрей Тарковский назвал его “великим фильмом”. Но ничего не могу поделать: мне “Дневник” не понравился. Скорее всего, эта картина просто намного глубже того, что я пока могу понять (и принять?) …

Кстати, фильм я решил посмотреть благодаря положительному отзыву не Андрея Тарковского, а участницы КиноПоиска под ником Irenia. Её рецензия доступна на странице фильма. После просмотра очень советую прочитать и эту рецензию. Она интересна и помогла мне лучше понять некоторые моменты, связанные с фильмом. Надеюсь, я также смог лучше понять людей, которым этот фильм нравится. Это ценно. Но я всё равно остался при своём “мнении”. Поэтому и цвет рецензии — серый. Как и этот фильм. Для меня.

Фильм Робера Брессона «Дневник сельского священника» начинается кадром тетрадной обложки, и сама форма данного предмета, как и заглавие, перекликается с книгой Жоржа Бернаноса, что экранизирована в этой киноленте. Дневник таит в себе свидетельство жизни и погоню за тем, чтобы эту самую жизнь уловить, поймать и рассмотреть, а наравне с этим выплеснуть часть мучительных мыслей из своей головы: рука почти невольно следует за потоком слов – так льется вода из переполненной чаши. На протяжении фильма вновь и вновь всплывают листы, исписанные чернилами, с помощью языка кинематографа страницы буквально оживают, зачастую с помощью наплывов один эпизод плавно перетекает в следующий, сцепляясь в затейливой связи, как строка, бегущая за строкой.

Но что толку описывать сюжет? Внешние события столь просты с виду, но сколь запутанно, а порою – ужасно и в тоже время «благословенно» то, что кроют они в себе; как человеческая натура по природе своей жить не может без вопросов, без сомнений, без того, что подобно ножу вонзается в обыденность, заставляя ее кровоточить.

Но Брессон – он холоден. Он аскетичен. В нем есть нечто отстраненное. Он не кричит, не рвется отчаянно птицей, скрывая жуткие конвульсии, которыми порою вот-вот подернется действие. И это действие также упрямо, его поверхность лишь изредка колыхнется под порывами ветра, тая свои тайны в глуби и не раскрывая их пред каждым случайным встречным. Один их эпизодов, где это так явно выражено: монолог кюре во время разговора с графиней о Боге, им же потом задумчиво обрываемый словами «Да какая разница?..». Но буквально за несколько мгновений до этой фразы кажется, что будто сейчас, вот-вот – сорвется, наступит крещендо. Голос все больше набирает внутреннюю силу, но все же спотыкается, не успев расправить крылья.

Жизнь по сути своей неотделима от смерти, и пред каждым человеком, когда явственней, а когда менее, парит призрак рано или поздно неминуемого конца. Но что, если не призрак? Как не сойти с ума, не подвергать сомнениям реальность, если Костлявая настолько близко, что ее дыхание становится осязаемым, буквально причиняющим физическую боль? И от этого предчувствия скорой кончины болезненно обострено сознание священника, получившего приход в Амбрикуре, он лихорадочно мечется от одной мысли к другой, бесконечно увязая в них, и нет конца им, сбивающимся и сталкивающимся в постоянно движущейся массе, которая лишь изредка дает иллюзию устойчивой почвы под ногами.

Но – каждому самому задавать вопросы. И самому находить или лишь пытаться найти на них ответы. «О, диво - возможность одарить тем, чем сам не обладаешь, о, благодатное чудо наших пустых рук!» – восклицает сельский кюре, и подобным образом можно обозначить, очертить те тонкие связи, что возникают меж зрителем и фильмом, протягивающем к нему свои незримые ладони.

Католические священники многократно уличены в педофилии, а Папы вместо того чтобы идти в народ и вымаливать прощение один за другим уходят в отставку без объяснения причин. Православные священники ради личных выгод становятся рупором светских властей, одобряя войны и убийства, а Патриархи вместо того чтобы одернуть окунувшихся в суетное и мирское подчиненных демонстрируют последним свое расположение. Двадцать первый век ознаменовался упадком христианства, привычные методы принуждения к смирению не работают нынче. Люди задаются различными неудобными вопросами, не желая слушать привычное «неисповедимы пути Господни», и люди найдут собственные ответы рано или поздно... Будет ли в сухом остатке лишь кризис Церкви, как института, или все-таки кризис веры зависит от каждого рядового служителя, который общается с паствой непосредственно. От такого, как герой Брессона: молодого, неопытного, больного, брошенного в приход, как в омут, в надежде, что энтузиазм поможет ему найти путь к сердцам тех, кто отвернулся от Бога. Но священник – тоже человек, ему присущи все наши сомнения: в себе, в окружающих, в правильности выбранного пути. Удастся ли тому, чей счет жизни идет на минуты отстоять хоть одну душу в битве, которая длится вечность?.. Более шести десятков лет назад режиссер обозначил проблему, и тогда уже, показывая без прикрас действительность, он отметил, что homo sapiens не просто сомневаются в христианском учении, но, пожалуй даже, не воспринимают его всерьез, сейчас же ситуация усложнилась – назревает противостояние. С позиций дня сегодняшнего особенно интересно полистать дневник священника тех лет.

А смотреть этот фильм – все равно, что читать книгу. Не только потому, что вся работа над сценарием свелась к тому, чтобы вычеркнуть некоторые куски из романа Бернаноса, а оставшиеся целиком использовать в том виде как есть. Скорее оттого, что в визуальном плане получилось антикино, в котором не использованы все преимущества, что имеются априори: абсолютно не задействована возможность показать душевное состояние героя без слов. Зрителя в буквальном смысле заставляют читать и слушать об этом. Сначала на экране видна запись в дневнике, рассказывающая о каком-то событии, затем слышится голос, читающий эту запись, и лишь после этого мы видим то, о чем нас два раза уведомили, причем декорации примитивны, костюмы условны. С одной стороны, объяснение этому простое – все упирается в авторский метод, при котором актеру - не профессионалу просто-напросто запрещалось вживаться в роль, кого-то изображать. Клод Лейдю – говорящая голова, подходящая по типажу, чья задача - внятно произнести реплики. С другой стороны, все не так очевидно, и в этой неочевидности была одна из целей Брессона, который в своем интервью признавался, что не хотел бы подталкивать никого к готовым выводам, а лишь к размышлениями, именно потому его фильм мы скорее слышим, а отдельные сцены, часто статичные, где камера просто выхватывает лицо персонажа, на краткий миг, освещая его, напоминают иллюстрации к прочитанному. Однако же доля лукавства в словах режиссера была, мужчина ведь выбран на роль не только из-за внешних данных, определяющим фактором стала его искренняя вера. Он не играл, он был, а не казался, а что сильнее искренности способно убеждать?.. Привру и я, если скажу, что француз совершенно не задействовал возможность отображать без слов, которые дарит кино. Не позволяя актерам играть, он позволил себе наполнить кадр неигровыми символами, расставляя те немногие события, что происходят в жизни сельского пастыря в порядке евангелическом того периода, где описывается жизнь Христа перед тем, как он взошел на Голгофу, показывая во что обошлось молодому проповеднику спасение одной души. Не проводя при этом прямой аналогии, но завершая свою картину пустым кадром с простым крестом во весь экран, режиссер одновременно говорит о том, что у каждого пришедшего на землю свой крест, и не нам судить о чужих поступках, усиливая тем самым религиозную составляющую своего посыла; при этом подчеркивая, что участь священника – служить Богу, а не человеку, тем самым давая заблаговременно ответ на вопросы, которые станут актуальными спустя годы. Скорее не ответ, но намек, как всегда, толчок к обдумыванию. Ведь никто не может с уверенностью знать, что следует считать мерилом поступков: намерения, с которыми они совершаются, или их последствия, таким образом, все претензии человечества к христианству переходят в плоскость философскую, а не способным постичь остается лишь верить…

«Дневник сельского священника» — знаменитый фильм Роберта Брессона, входивший в топ-10 Андрея Тарковского, с первых минут поражает своей нелепой бытийностью и пустотой. Именно из-за последнего, пустотного характера фильма, он, наверняка, и признан общепринятым шедевром. Но разберемся поглубже. Во-первых, я бы не стал давать оценки Роберту Брессону по одному просмотренному фильму, хоть и считающимся критиками, лучшим в его карьере. Все кто разбирается в музыке, хорошо знают, что общепризнанные альбомы групп далеко не всегда самые лучшие, скорее напротив. Но вернемся к фильму.

Некий молодой Кюри становится главой сельского прихода. И обладая детской наивностью, в чем его главное достоинство, все же пытается казаться взрослым, не понимая в чем его преимущество. Он пробует контролировать события, прикрываясь своим положением кюри, вместо того, чтобы следовать за тем, что само по себе такого. Естественно все эти попытки приводят его к краху, так как он идет против природы, пытаясь развить в себе человеческое. Но мало того, что он сам губит себя, но вдобавок он губит и некоторых обывателей поддавшихся его влиянию. Никто его не понимает, но самое главное, не любит. Ведь в противоположном случае, его так же не понимали, но вот любили бы всем сердцем.

Более умный Кюри, полностью ассимилированный в современное общество, не смотря на промахи ученика, просит у него благословения, тем самым, ставя его выше себя.

Смысл фильма просматривается довольно таки четко: «Если бы обыватели были по сострадательней к настоящему человеку, то возможно он мог бы вырасти в человека с настоящими качествами»

Но жизнь показывает, что если бы люди помогали ему, из него ничего бы все равно не вышло, т.к. все настоящее происходит только вопреки, исходя из формулы противоположности субъекта и объекта.

То что задачей фильма было именно разжалобить и образумить обывателя, не вызывает сомнения. Заблуждения режиссерской тусовки, включая А. Тарковского, что искусство может, что-то изменить в полной мере представлены в этом фильме.

«Для тысячи ворон достаточно куска глины» — вот что действительно нужно обывателю, а не сопливые фильмы. +

Считается, что кино - это запечатлённые на плёнку сновидения. Если так, то фильм Брессона 'Дневник сельского священника' - ночной кошмар. Это на редкость неуютное, тяжеловесное и какое-то холодно-отстранённое кино, в котором от каждого кадра веет дыханием смерти. Добро, которое пытается по наитию творить главный герой, неизменно оборачивается для других несчастьем.

Режиссёр, с бессовестностью вуайера-порнографа, оголяет душу персонажа-священнослужителя, показывая мучительные сомнения, а по сути - кризис веры. Его герой не только сомневается во влиянии небес на его устремления, но и не верит в мир вокруг себя. Агония лихорадки искушает его болезненное тело, приводя к скептицизму духа. Малодушие, в котором он пытается доказать сам себе существование Творца, удивляет рассудочностью тона, а страстность его бушует лишь в проявлении внешнего напускного. Усталость от непосильной ноши довлеет даже над способностью проповедовать.

В отличии от Дрейера и Бергмана, картины которых словно притчи, строятся по законам фантазийной алогичности, ленты Брессона структурно повторяют литературный жанр романа, заковывая действие в строгий каркас реальности. И уж если сравнивать христианско-католический символизм авторов, то в этой киноленте французу не удалось запечатлеть момент благодати, что всегда отличало тех же скандинавов.

Визуальное пространство фильма довольно 'осколочно', сцены сменяют друг друга - в момент дубляжа изображения, текстом мыслей героя. Звук закадрового пространства сообщает следующее действие, хотя план ещё долго фиксируется на странице дневника. Такая поочерёдность вообще-то свойственна режиссёру, как и последовательная работа камеры - ловящей крупный план лица, как прямую реакцию персонажа.

При всей намеренной религиозности тематики и даже однозначности символизма финала (в котором возвышается крест), фильм скорее обескураживает своим бездушием, подспудно проявляя отсутствие божьего промысла. Похоже, в концовке Брессон и сам запутался, сконцентрировав подачу картины, в расчёте только лишь на читаемую оптику ситуации.

7 из 10

Одиночество, физически ощущаемое отчуждение, убогость жилища и природы, томления духа и невозможность что-либо изменить, напрасные попытки и с каждым разом всё более и более глубокое разочарование, бедность и животная злость, цинизм, мелочность и узколобость местных жителей, их детское сабялюбие, переходящее все мыслимые границы. Издевательства двух маленьких девочек, воображению и предприимчивости которых позавидовала бы любая роковая женщина. Ощущение болезни и дешевое вино с первого кадра.

Это не депрессивный бред, это записи из 'Дневника сельского священника'.

Он был хорошим человеком, он хотел достучаться до людей, заглянуть к ним в душу и найти там хоть что-то доброе и светлое. Но любовь к людям не заменяет понимания и знания человеческой природы. Для сельских жителей священник был слишком возвышенным, непрактичным, ненастоящим, слишком добрым. Почувствовав это нутром, они набросились, вцепились в него и уже не выпустили. Для них он стал живой игрушкой, мальчиком для битья.

Но он любил этих людей, любил всех людей, людей вообще. Он хотел просто жить и помогать людям, любоваться природой и кататься на мотоцикле.

7 из 10

Т.к. я не католик.