В «Дюнкерке» всё перевёрнуто и поставлено с ног на голову: хомо-сапиенсы менее выразительны, чем фон; вода и небо — становятся символами смерти; трусость и растерянность оборачиваются… национальным триумфом.
Это почти два часа отлично поставленной военной драмы, в которой на первом плане не история, а визуал и звук. У персонажей нет предыстории, нет характеров, но зритель все равно переживает за судьбу героев до самого конца.
Обманув все ожидания, Кристофер Нолан снял концептуальное военное кино, для которого приготовлена отдельная ниша в истории, где уже расположились события в Дюнкерке, тщательно разобранные на моменты режиссёром.
Хороший ли это фильм? Пожалуй, превосходный. Если поместить его в соответствующую нишу, поближе к компьютерным шутерам.
В «Дюнкерке» Кристофер Нолан воочию продемонстрировал как на наших глазах маленькими шажочками вершится большая история. Втянул нас в воронку ее турбулентности. Показал, как мало и как много от нас зависит в сотворении обыкновенного чуда — мира.
Героизм в «Дюнкерке» есть, но он уравновешен инстинктом выживания. А весы у Нолана — аптекарские. Разговоров — минимум, но все, что нужно донести до зрителя, артикулируется четко. Например, мысль о том, что выжить на войне — уже победа.
История рассказана на языке саспенса в постоянном ощущении неизвестного и страшного.
Нолан избавился от двух самых сомнительных аспектов своих картин и поэтому «Дюнкерк» выглядит самой цельной и удачной из них. Возможно, не самой яркой, увлекательной и интересной массовому зрителю, но придраться к ней особо не выйдет. Остались лишь сильные стороны Нолана как режиссера, и они сильны как никогда.
Главная победа «Дюнкерка» — фильма, где всегда сидевший в Нолане математик вступил в продуктивный диалог с художником, которым он традиционно успешно притворяется, — в том, что, восхищенно наблюдая за происходящим, в кои-то веки понимаешь, о чем он говорит.
Это блокбастер, который смотрится на одном дыхании, с максимальной степенью погружения. Но пропаганды — ни грамма. Это не про Британию, не про Францию, не про Вторую Мировую. Это про то, что на войне никто не сохраняет человеческого лица. С войны никто не возвращается живым. Эту простую, в сущности, мысль никто и никогда до Нолана не реализовывал на экране.
Задача автора — не столько сообщить что-то интересное, сколько показать технику, задавить масштабом, произвести впечатление. И с этим у Нолана полный порядок — что есть, то есть: он грандиозно умеет колотить по голове, а там, где начинает утомлять, скажем, однообразный монтаж, на помощь приходит Циммер со своими басами.
Атмосфера, жуть, экспрессия — Нолан грузит кучно и в яблочко. Мощнейший фильм о том, что война — занятие не для людей
Все недостатки «Дюнкерка» можно расценить одновременно и как его достоинства. И главное из них — попытка сделать нечто отличное от того, к чему мы привыкли в военном кино, показать войну не как увлекательную историю, а как патовую ситуацию: ад на земле, воде и в небе. И в конечном счете впечатляет именно эта идея, а не то, как фильм снят и сыгран.
Большой режиссер наконец-то снял не просто масштабное, но по-настоящему большое кино.
Режиссера пока рано зачислять в кубрики, как это делает, например, газета The Guardian. Красивые кадры Нолана, из которых так удачно складываются рекламные виньетки, как сэндвичи с джемом, которыми кормят в фильме спасшихся — хороший вариант к чаю, но маловато для мишленовской звезды.
«Дюнкерк» — очередное блестящее, технически безупречное, очень профессиональное упражнение в стиле, напрочь лишенное человеческих эмоций. Его режиссер Кристофер Нолан, как настоящий полководец новейшего времени, оперирует сотнями и тысячами душ, не обращая внимания на единицы.
Порезанное повествование показывает лишь растерянность Нолана при работе над такой фактурой. Годами он снимал перекрученную фантастику, где сюжетные линии были вложены друг в друга, как в «Начале», или шли задом наперед, как в «Помни». А что делать с историческим эпизодом, где все предопределено, и не найдется места для неожиданного разворота, Нолан вроде бы так и не решил.
На этот раз режиссер говорит вроде бы о войне и о героизме, но при этом ему важнее прихотливый временной рисунок, чем психологизм героев. Впрочем, за то, как кино снято, оно заслуживает отдельной похвалы.
Единственный противник многочисленных героев картины — отважных и не очень, принципиальных и изворотливых, самостоятельных и покорных, — это сама война, абсолютное зло. Величественная красота захватывающего пейзажа безразлично взирает на ужасы, которые люди творят друг с другом, но режиссер настраивает свою оптику иначе, чтобы показать: остаться в живых — уже победа.
Нолану удалось снять фильм так, чтобы отступление выглядело победой, как о нём и отозвался в 1940 году Уинстон Черчилль.
Операция в Дюнкерке становится у Нолана точкой сборки современности, в которой герой уже невозможен, потому что жертвенный героизм утрачивает привлекательность, и главным подвигом становится выживание — просто жизнь, одним своим фактом противостоящая смерти, злу, бесчеловечности
В целом фильм у Нолана получился очень мощным и отнюдь не ура-патриотическим. Даже когда в эпилоге ура-патриотизм дает о себе знать, очевидно, что это не столько мнение автора, сколько демонстрация влияния правительственной пропаганды.
С нашей стороны события конца мая — начала июня 1940-го кажутся трусливым бегством, для англичан же это счастливое чудо, когда практически все сухопутные войска целой страны могли разом погибнуть, но не погибли. Нолан не пытается никого оправдать, обелить, но прощает, цитируя в конце речь «Мы будем сражаться на пляжах» Черчилля.
По сути «Дюнкерк» — это идеальные, очень дорогие «28 панфиловцев» — высокобюджетная инсталляция во славу британского оружия. Российским кинематографистам тут, конечно, есть чему поучиться. И сделать это, несомненно, стоит
Нолан упаковывает в свой изобретательный фильм очень простую мысль о том, что «чудо в Дюнкерке» (именно так называют эту операцию в Британии) — заслуга коллективная и общенациональная. И это ровно тот случай, когда патриотический пафос оказывается универсальным
