Рассказывая о работе над 'Молодой и прекрасной', Франсуа Озон говорил: 'Самое сложное в обозначении проблемы студенческой проституции в наше время - это нащупать ту грань, что отделяет норму от перверсии, а молодёжную культуру - от сексуальной эксплуатации. Поскольку орал, анал, садо-мазо, групповуха после полудюжины косячков, пьяный свальный грех с видеозаписью особо горячей клубнички на мобильный телефон, отключка нежной щёчкой, шёлковой кудряшкой в луже собственной блевотины - это всё сейчас рядовые, не вызывающие особых эмоций ни у участников, ни у зрителей элементы студенческого взросления. На этом фоне скромный, контрацептированный, окаймляющими душами стерилизованный акт, снабжённый передачей дензнаков, выглядит едва ли не как образец декорума и заботы о достоинстве всех в него вовлечённых'... И - ссылался на взвихрившую парой лет ранее литературную Вальгаллу Соню Росси, бесхитростно поведавшую городу и миру о своей безвозвратно, но развратно прошедшей молодости и безудержном, небескорыстном fucking'е в Берлине начала нулевых.
В год выхода своего первого биографического романа 'Fucking Berlin' писательница, публикующаяся под псевдонимом Соня Росси, стала вдруг одним из популярнейших медийных персонажей Германии: практически ни одно злободневное ток-шоу не обходилось без её фигуры в хламиде, парике и громадных чёрных очках (от физического узнавания она оберегалась так же, как от раскрытия инкогнито собственного имени). О себе Росси рассказывала охотно и красиво: родилась на райски-вулканическом островке Стромболи у побережья Сицилии в семье умеренно буржуазной, чинной, католической, в Берлин подалась сразу после школьного аттестата с отличием для расширения горизонтов, поступила на математический факультет Свободного Университета Берлина, сколько могла - подрабатывала официанткой, но разве ж на это проживёшь? На объявление о поиске девушек для секс-чата перед веб-камом ответила в первый раз больше от отчаяния (денег ни цента, а до зарплаты - семнадцать дней), думала перехватить тыщонку-другую, чтобы разобраться с долгами по счетам и соскочить, но - втянулась, привыкла к лёгким деньгам, перешла из формата секса виртуального в формат реальный, куда более доходный, и адище города Берлина поглотило её - ведь как коварный враг, который мраку рад, повсюду тайный путь творит себе разврат, он, к груди города припав, неутомимо её сосет, дитя-дегенерат...
Особую пикантность реакциям властей и СМИ на откровения Росси придавал тот факт, что ей никогда не оппонировали с точки зрения общественной морали (и действительно - с чего бы: проституция в Германии узаконена), но всегда - возмущаясь самим предположением о том, что студентка в Германии вынуждена продавать своё тело, чтобы свести концы с концами. Канонадой грохотали над Соней студенческие профсоюзы, рассыпая на страницы газет детали собственных усилий помощи обделённым из учащихся рядов, им громко вторили представители департаментов молодёжной политики бундес-земель, скандализованные неаппетитными выводами об их работе. Ответным залпом на профсоюзно-властную канонаду стала статья Росси в студенческой газете 'Уникум', в которой с беспощадной точностью приводились выкладки стоимости жизни в Берлине, снабженные параллельными выкладками почасовой оплаты в колл-центрах, барах, больницах - всех тех местах, где студент в принципе может найти подработку без отрыва от учёбы - с зияюще-непреодолимой дырой между дебетом и кредитом. Кроме того, заявляла автор статьи, работать в борделе куда приятнее, чем в офисе из-за расслабленной, лишенной ненужных стрессов, шипа, неприязней, семейной почти атмосферы и трогательной, искренней взаимопомощи, обычной между проститутками и совершенно отсутствующей в любой сколько-нибудь конкурентной среде. 'Мы читали и обсуждали романы - классиков, современников, у нас были на это силы, время и внутренней ресурс. А теперь скажите мне, где, в какой другой профессиональной страте коллеги обсуждают между собой Уэльбека и Владимира Каминера?'...
Фильм Флориана Готчика к авторской беспощадной честности с цифрами оказался не готов. Режиссёр, работающий уже в новой, куда менее щедро, чем в нулевых, текущей молоком и мёдом Германии, не захотел нагнетать, захотел пройтись по экранам и поснимать сливок, а оттого приличий для ввёл в повествование множество объяснений финансового краха именно этой, романтичной, легкомысленной, непрактичной студентки с математического, осуждённой, как Бодлер, 'на ежедневное столичное существование'. Став тем самым проституционно едва ли не ниже, чем она ('Она за медный грош готова продаваться, но было бы смешно пред нею притворяться святошей и ханжой – я тоже из таких: я и за полгроша продам свой лучший стих')
Сорок лет назад появился знаменитый фильм Кабаре, где тоже показан Берлин, но Берлин почти вековой давности.
С тех пор свобода нравов в среде киношников (и берлинцев, очевидно) немало продвинулась по пути 'прогресса'.
Интернационализм тоже весьма и весьма прижился. В фильме действуют: еврейка Соня, её друг поляк Влад, турецкая подруга Сони, украинский клиент, 'коллеги' разнообразных национальностей.
Беззастенчивость, с какой снят фильм, даст фору всем эротическим блокбастерам эпохи появления видео в СССР.
Греческая смоковница или Эммануэль рядом с Соней - гимназистки.
Революция 68-го года, призывавшая к свободе нравов, достигла всех своих целей. Запретов больше нет: ни моральных, ни общественных, ни юридических.
