Про то, как можно сыграть в ящик, не отходя от экрана
В голове после такого фильма не укладывается много вещей… С одной стороны это очень жуткая картина, с другой – гениальная. Но с этими двумя мнениями еще можно поспорить.
Вымысел, реальность в этих трех новеллах переплетаются. Но определенно, что в них заложены глубокие смыслы. Мне хотелось во время просмотра умереть от невыносимости, мучений, страха. Это хуже, чем фильм ужасов! Это РЕАЛЬНЕЙ! Просто все приукрашено, точнее, “перебарщено” и “преустрашено”.
Первая новелла про “Ящик” показалась мне довольно красивой и интригующей, с кольцевой композицией. Даже не было противно смотреть. Весь сюжет протекал очень медленно и плавно, будто ты, сам сейчас заснешь возле экрана монитора. Необычно. Сказочно.
Вторая новелла про “пельмешки” - правда от которой становится невыносимо жить. Такое ощущение передается, будто все, к чему ты прикасаешься, особенно к еде, сделано для того, чтобы отравить тебя, умертвить, сделать из тебя людоеда. В конце концов, если ты не сожрешь все, что в тебя впихивают - мир поглотить тебя со всеми потрохами. Я сделала для себя такой вывод.
Но суть этой новеллы также не в этом: аборты, ранняя беременность, пластические операции, звездность, карьера, измены, не соблюдение правил, эгоизм, тщеславие и другие пороки и плохие привычки – здесь это все есть. Зрелище не для слабонервных. Конечно, китайцы умеют снимать хорошие фильмы ужасов, от которых потом во что хочешь можешь поверить, но это… Убивает любое хотение жить, есть, заниматься сексом, заводить детей. Да и вообще, посмотришь на окружающий и мир и поймешь, что пора себя давно отгородить от цивилизации и уйти жить в лес к медведям...
А также, мне кажется, китайцы не умеют заниматься любовью. Ну, не получается у них это делать красиво. Все как-то неестественно. Даже их поцелуи и те какие-то фальшивые, как будто ловят губами воздух: ам-ам!
Третья новелла “Снято” кажется сперва предсказуемой и привычной от того, что подобные сюжеты распространены в каких-нибудь голливудских фильмах, а также российских сериалах. Но не такой садизм! По правде, конец для меня остался загадкой… Я не поняла с кем в конце разговаривал тот режиссер… Но суть всей истории ясна. Я хочу также не согласиться с тем, что у богатых людей рождаются состоятельные, благородные дети, без грешков. А у бедняков – ничтожества. Нет. Может быть, просто у корейцев менталитет другой и им надо обязательно дискриминировать кого-то. В общем: пиф-паф, мозги наружу!
Да, мне хочется, также раскритиковать подобную новеллу садисткой наклонности за то, что о, гениальный Стенли Кубрик уже все сделал за вас, дорогой Пак Чхан-ук. Последнему осталось просто добавить немного кетчупа, соплей, завываний и обязательно корейского маленького мальчика для того, чтобы слезки пролить и окончательно уткнуться в подушку, или же в плечо соседа по креслу, и не вытыкать оттуда своего сопливого носа. В общем, порадовал, наверно, только запутанный сюжет. А для того, чтобы решить эту загадку, понять концовку, надо еще раз пересмотреть “Три экстрима”, на что я решусь, боюсь еще не скоро… Как только захочу сделать аборт, съесть пельмешек или стать богатой и знаменитой…
Се ля ви.
P.S. А вообще, не люблю фильмы азиатских режиссеров, азиатских актеров… Люблю только сложные, психологические триллеры с садистками наклонностями, которые несут хоть какой-то смысл и толк. Авторское кино оно тем и хорошо, что авторское, что ты сам себе автор!
Садясь смотреть этот фильм, я рассчитывал увидеть пусть и банальный, но не лишенный шарма «азиатский» Ужастик. В духе Звонка и проклятий. Как же я ошибся, под видом фильма ужасов эти три маститых режиссера подсунули мне калейдоскоп азиатской «клюквы». Как Американский или европейский массовый зритель хочет видеть о России только: Ушанка, балалайка, водка, медведь. Так и об Азии они хотят видеть только извращения, убийства, шокирующую кухню. Помните такой старый документальный фильм «Шокирующая Азия»? Но только почему то подогнанный под моду на азиатские фильмы ужасов.
Первая работа, не что иное, как драма о запретной любви, и том какие она наносит травмы неокрепшей детской психике. Все было бы хорошо и красиво, будь у режиссера больше экранного времени и не было рамок фильма ужасов. Именно страшные элементы начисто портят всю атмосферу данного не стандартного и красивого кино.
Второй фильм, типичная тема, поднимаемая в сети и в газетах по поводу ужасов Азии. На удивление к этой новелле у меня меньше всего претензий, не удивительно, что автор потом развил эту идею до «полного метра». Все четко, реалистично и жутко для тех кто узнает об этом факте впервые.
Третья новелла вызывает самое большое расстройство, как режиссер такого фильма как «Олдбой» мог снять такую откровенную халтуру? Ни грамма саспенса ни толики динамики. Сюжет дергается и буксует от триллера к гротеску и черному юмору.
Вот опять хитрые дельцы кинобизнеса ловко подкинули недоделанный продукт под маркой «азиатский фильм ужасов». И судя по оценкам, лента нашла своего неискушенного зрителя, который согласен потреблять подобную «клюкву» о любой не известной ему стране.
Казалось бы, безупречный рецепт: хочешь понырять в ледяной проруби ужасов - налегай на фильмы с восточным лейблом. Но иногда он подводит. Например, если неофит перепутает полки и выберет не очищенный от примесей продукт, а сложносочинённый, с привкусом авторского кино.
'Три... экстрима' - проект в такой же степени амбициозный, как студент первокурсник с периферии. Шокировать зрителя своими придумками взялся не один искусник, собаку съевший на демонстрации в кадре отрубленных конечностей, а сразу ансамбль азиатских демиургов. В киноальманахе каждому достался свой надел синефильской землицы, где можно замутить нечто этакое: с кровищей, инцестами и прочими невинными пакостями. При этом троица, видимо, запамятовала, что новелла - дамочка крайне требовательная. Снимать короткий метр, что ходить по канату: один неверный шаг - и в лучшем случае отделаешься синяками на профессиональной репутации.
Открывает 'Экстримы' новелла Такаши Миике. В когороте талантов он замечен не был, в профсюз гениев взносы не платил, так что очередная неудача для него привычна, как для подростка утренняя эрекция. Зритель едва замечает, как титры с жирно намалёванным именем творца сменяются его же произведением. Герои с резвостью очумевшей мухи ползают по полям, которым нет конца и края, обречённо сопя, заворачиваются в бэушный целлофан. Задумав поразить историей о природе человеческой зависти, закрутившей в своём водовороте двух лисичек-сестричек, Миике быстро забывает о замысле. Вместо этого он распихивает по углам крохотного киномира красивые безделушки. С жадностью сороки, хватающей бусины, он не только украшает картинку в кадре, но и засовывает туда всё, чем славен азиатский кинематограф. Новелла всё больше напоминает смесь брюквы с морковкой: трюки с вывернутыми веками, как у Ким-Ки Дока, недоросли с набеленными лицами и спутанным хайером, как у Накаты. Вконец очумевший зритель ближе к финалу уже перестаёт различать, где персонажи барахтаются во сне, где действуют взаправду, где Миике снимает сам, а где нагло дерёт карту из чужой колоды.
Фрут Чан, подписавшийся на вторую часть 'Экстримов', тоже не чужд заимствований. Правда, он действует умнее. Зачем подбирать за другими объедки? Надо умыкнуть чужие глаза. Нет, не так буквально, конечно. Он затаскивает в свою новеллу Кристофера Дойла. И дело в шляпе - что не покажешь в кадре, всё будет тип-топ. Хотя знаменитая приплясывающая камера нужна здесь не для того, чтобы придать обыденности толику поэтичности. Сермяжная правда жизни - вот рулевой Чана. Бичуя пороки зажравшегося общества, сам режиссёр следует строго по курсу мистера Рипли. Всё только самое-самое! Жизнь в его кинополотно старательно вдыхают талантливые наймиты, которые сочиняют картинку, укрощают магию звуков, двигают бровями и открывают рты. И зрители - вон те, что оторопели перед экраном - нет, они вовсе не шокированы. Просто просчитывают, где можно побыстрее найти адресок кудесницы, что стряпает омалаживающие кровавые пельмешки.
Третьему из авторов - Пак Чхан-Уку, казалось бы, не занимать изворотливости - не зря же пахал на ниве кинокритики. Но - тщетны робкие надежды. Режиссёр предъявляет публике чрезвычайно запасливого маньяка, явившегося к жертве с чемоданом тряпок, жену-любовницу, с аппетитом впивающуюся в сонную артерию, невнятного заглавного персонажа. Но все они, скорее, чокнутые и смешные, чем пугающие. Загнав героев в комнату с синим потолком, без права на надежду, вдоволь поводив по чёрно-белым клеткам пола и даже подвесив на струнах, Чхан-Ук замирает в нерешительности. Ожидая, пока маэстро разродится свежей идеей, персонажи ведут тягучие диалоги: 'Ты богатый, а я бедный, ла-ла-ла-ла...'. А на кухне тихо урчит миксер, размалывая пальчики хорошенькой пианистки в кровавый коктейль... Очнувшись от столбняка, режисёр завершает новеллу финалом, от которого разит подгнившей финтифлюшностью. Всё здесь увязло в сложной машинерии декораций настолько плотно, что наружу не проскользнула ни одна живая мысль.
Зритель, вероятно, надеялся, что его крепко возьмут за руку и будут водить по местам настолько мрачным, что душа замрёт от первобытного ужаса. Зато потом - раз! - и на поверхности в обнимку с катарсисом. Но здесь никакого просветления не обещают. В этих кордидорах безысходности, где каждый из режиссёров выложился лишь в полсилы, никакая свеча не поможет разогнать вездесущую копоть халтуры.
