Сегодня я посмотрел этот фильм в первый раз. Давно хотел это сделать, но все глаза и уши не доходили. Наконец, это произошло.
Есть такая категория фильмов, к которым иначе чем с почтительным уважением не отнесешься. Летят журавли - как раз из таких. Мы понимаем, что это золотой фонд кинематографа, оценивать его - не по нашей части.
Не могу сказать, что я потрясен, ведь прошло уже полвека с момента его выхода на экраны, и взгляды на войну и драму человеческих обстоятельств, показанных тут, бесповоротно изменились. Но фильм не отпускал меня до конца. Техническое исполнение идеально на все времена. Актерская игра - совершенна.
Стилистика картины Калатозова напоминает многие черно-белые фильмы Советской эпохи, но помимо того она уникальна. Благодаря оператору Урусевскому. К каждому кадру у него свой особенный подход, он выбирал такие ракурсы, которые глубже подчеркивали и актерскую игру, и драматизм ситуаций. В фильме есть массовые сцены, например, когда Белка пришла на сборочный пункт увидеть в последний раз своего любимого, - исполнено это на высшем уровне, - камера вместе с героиней пробирается через толпу, и зритель поневоле ощущает себя там, несмотря на старую черно-белую пленку и некоторую старомодность построения кадра. Последняя сцена встречи поезда с побетителями войны, - также очень массовая, и она насыщена летним светом. Несмотря на полную потерю надежды для Белки, этот эпизод дарит надежду. Вера в будущее возрождается. Белка преподносит окружающим цветы, и ты ощущаешь себя там, будто следующий цветок она подарит тебе...
«Жизнь на земном шаре еще не устроена так складно, как бы нам этого хотелось… Вот ты и идешь, на войну, Борис…» - говорит глава семейства, не договаривая свою фразу до конца, зная наперед, что шансы выжить у смелого Бориса невелики. Сидящие за столом не особенно об этом задумываются, но смерть его тронет всех, кому он был дорог. Глава семейства понимает и говорит «Когда наши вернутся, вы нам позавидуете», прекрасно понимая, что не все вернутся. Он занимает яркую патриархальную позицию. А Борис в глубине души понимает, что Марк преследует Веронику, хотя и не хочет в это верить, и осознает в отличие и от невесты, и от отца, что вся его бронь досталась ему по блату, прекрасно все понимает, и сам не советует ему идти. Простил бы он его, если бы вернулся? А простил бы свою неверную?.. В фильме надо вслушиваться не только к словам героев, но и к их реальным мыслям. Слова хороши для толпы. Пули – для войны. А мысли – для искусства.
Это становится понятно после одной третьей части фильма, когда слов становится еще меньше. Как безумна сцена бомбардировки, в которой Марк кричит Веронике «Люблю!», добиваясь ее. Словно сама война, как страшный демон, стоит за спиной Марка и придает ему сил. Нет, в этом лживом слове «люблю» нет никакой силы – сила стоит за Марком в войне, на которую он побоялся пойти. И в том, что рядом нет знакомых людей, перед которыми было бы стыдно получать по лицу. Она ему помогает, поскольку на ней гибнут люди, более храбрые, нежели он. И не любил Марк Веронику никогда. Влюблен был, да – но никогда не любил. Знал путь к ее слабому сердцу, к ее поддающейся душе. Но никогда не любил. Вот когда тебя будут бить по щекам при всех, то никакая война тебе не поможет.
А официальная пропаганда – «за прошедшие сутки ничего существенного не произошло». Это для Сталина ничего существенного не произошло за последние сутки (а может, и произошло – только он хочет, чтобы люди думали, что ничего не произошло) – а для Вероники произошло все! Сутки, когда исчезла вся надежда, когда она потеряла самого любимого человека. Она еще не знает об этом. Она, возможно, хочет уверить себя в том, что и к Марку испытывает любовь. Как первое, так и второе – самообман, первое помогает выжить, второе, наоборот, душит. Ибо поверить ей в то, что Борис жив – легче, чем в то, что она хоть немного любит Марка. И это правда – в ее сердце Борис жив, а вот Марка она никогда не любила, и он ее никогда не любил. Это брак по вожделению того, кто сильнее, а не по любви.
Страшная сцена в госпитале. Главной героине не напрямую говорят, что она, не дождавшись Бориса, стала хуже фашиста. Никто не знает, что Вероника тоже не дождавшись любимого, вышла замуж за другого. Сцену можно посмотреть и глазами несчастного солдата, и глазами Вероники, и глазами остальных солдат, и глазами Федора Михайловича – представить себя можно на месте каждого, настолько хорошо она снята. Глазами осуждающих и осужденных. Есть осуждающие, осужденные – и никто не рад. Так может, этот фильм доносит ту истину, что не надо никого осуждать?
Фильм много пластов имеет, он глубокий и наполнен многими метафорами, вроде разрушенной комнаты. При этом фильм немногословен – но слов в фильме хватает, чтобы заставить задуматься. Никогда не угаснет наша лютая ненависть к войне, так что пора задуматься над ее причинами. Ведь никто не хочет воевать просто так, разве что кроме самых уже отъявленных мерзавцев еще похуже Марка. Надо думать о том, чтобы война не повторилась. Не судите – вот первый шаг к тому, чтобы мировой войны более не повторилось. Увы, люди разучились это делать. И ведь религию сейчас многие исповедуют христианскую, а не судить так и не научились…
А все отрицательные рецензии кишат словом «предательство», якобы оно здесь оправдывается. Ну и где же оно тут оправдывается? Да нигде. Нам нигде не звучит закадровый голос о том, что предательство это хорошо. Нам практически беспристрастно, с неявно выраженной авторской позицией, показывают очень поучительную историю. О том, что по возможности лучше никого не осуждать, поскольку у нас у всех свои мерзкие дела на совести. И нам блестяще показывают народ, который, в отличие от того, что изображен во многих современных фильмах, способен победить в Великой Отечественной войне.
Кто из вас без греха, пусть первый бросит в нее камень. (с)
История молодых людей, врасплох захваченных войной. Шаг в пропасть, в невзгоды и труды. Не просто во взрослую жизнь, а в страдания.
Часто в юности мы не можем точно определить свои чувства. И героям, возможно, не было дано много времени разобраться в себе. Это было только начало. И если бы не война… Ведь не приди Вероника просто на свидание, Борис бы пришел к ней на следующий день. А она не пришла на проводы – и всё. Война – и всё. Как часто в повседневной жизни мы не ценим данное нам. И это вечная тема, неотделимая от юности.
В обычной жизни, Вероника могла бы никогда не оказаться наедине с Марком. А после смерти родителей она не хотела беречь свою жизнь и не знала точно, нужна ли она Борису. Ведь только от такого отношения к жизни, она не поспешила в убежище.. В убежище от бомб, от Марка, от себя.
Каждое действие имеет последствия. А время расставляет по местам действующих лиц в пьесе любви. Но увы, у Вероники остаются лишь ритуальные попытки приблизиться к Борису.
Как быстро игра стала суровой реальностью. Вероника не сумела перестроиться, её душа еще кокетничала, хотела беззаботного счастья. И записка Бориса обрела для неё смысл именно тогда, когда она её прочла. Ведь сразу, в первые дни войны – ей было это не нужно.
Прекрасно показано одиночество женщины, не дождавшейся возлюбленного с войны. Она встречает людей, близких ему, но все чужие. И отсутствие сцен войны – это именно то, что нужно для передачи её состояния.
Героиня не боролась с войной непосредственно. Она должна была меняться вместе с ежесекундно изменяющимся миром. Да кто знает, что еще она была должна. Но наша жизнь (и русского человека, да) не дает четкого сценария всем и сразу. И если стержень формируется в таких условиях, через такие ситуации, то остается надеяться, что он будет в дальнейшем направлять человека верно.
'Для всех искусств для нас важнейшим является кино', - сказал В.И.Ленин, - 'Ибо оно наиболее доходчиво до полуграмотного пролетариата и вовсе неграмотного крестьянства'. И начала работать жесткая цензура. Кино должно было быть простым и содержать правильный, отвечающий устоям партии и коммунизма, мессач. Крайне удивительно, что в таких условиях, рождались подлинные шедевры, такие как 'Летят журавли' Михаила Калатозова.
Единственный советский фильм, получивший Золотую Пальмовую Ветвь Каннского кинофестиваля. И не случайно. Здесь не только пронзительная история любви, но и великолепная техника исполнения, как режиссера, так и актеров. Прекрасная Татьяна Самойлова, искренняя, наивная и простодушная, но отдающая все свое сердце любви. Только русские женщины могут так любить. И все же, выбора у нее нет - на дворе война, от жениха нет вестей... И Алексей Баталов, советский Кэри Грант, мечта всех женщин, настоящий мужчина.
В человеческом обществе существуют, по большому счету, два типа людей. Такие, как Вероника и Борис - живущие своей любовью, их родители - люди с высокой нравственностью. И второй тип - люди живущие по товарно-денежный догмам и отношения между ними тоже товарно-денежные. Только сейчас их намного, намного больше, а в фильме - только Марк и его круг общения, если так можно выразиться. Ужасная война открывает нам все недостатки, все человеческие изъяны. И характеры не меняются, не смотря на то, что фильм снят более пятидесяти лет назад.
Удивительно перекликаются тема и сюжет фильма со стихотворением Расула Гамзатова 'Журавли'. Аварский поэт создал такое сильное поэтическое произведение, что даже дорогой Леонид Ильич Брежнев не мог слушать его без слез. И этот фильм нельзя смотреть без слез, если у вас в груди есть сердце. И как бы плохо и трудно не было, остается только надежда, ведь это задача кинематографа - дарить людям надежду.
«Летят журавли» я впервые посмотрела лет в двенадцать и с тех пор не могла к нему вернуться – потрясение от фильма хоть и не было полностью осознанным, но было сильным. Есть произведения, которые составляют нашу культурную память – они словно бы впечатаны в нас с рождения, и фильм Михаила Калатозова, без сомнения, один из них.
Можно не быть киноманом, не любить советские фильмы, ничего не знать об операторских приемах, но многие кадры из «Летят журавли» остаются с тобой навсегда – я тоже с первой встречи с фильмом постоянно возвращалась в памяти к тому головокружительному вращению деревьев в момент падения Бориса. Этот кадр вообще стал для меня выражением беспросветной тоски по погибавшим в той войне без героического ореола – в болотах, в безвестности, при отступлениях и в окружении.
Что нового можно сказать о фильме, о котором столько написано, каждый кадр и образ которого препарирован посекундно, на котором до сих пор учатся в киношколах? Наверное, ничего, кроме твоего личного отношения, рассказа о том, что в тебе разбудил фильм, который давно разобран на цитаты. И посмотрев впервые или пересмотрев «Летят журавли» сегодня, нужно суметь абстрагироваться от всего, что ты слышал о нем – фильм смотрится не просто современно, он настолько совершенен, что отчетливо понимаешь: так сейчас не снимают!
Просто потому, чтобы создать такое произведение, нужно не только быть оператором-перфекционистом, какими были и Михаил Калатозов, и Сергей Урусевский, не только быть тончайшим драматургом, как Виктор Розов, не только суметь подобрать таких великих и настоящих актеров, как Татьяна Самойлова, Алексей Баталов или Василий Меркурьев… Но нужно быть, наверное, самим Михаилом Калатозовым, обладать его светлым и вдумчивым взглядом, чтобы собрать все это воедино. Нужно было пережить все то, о чем рассказываешь в фильме, превратить переживания героев в личный эмоциональный опыт для зрителя через собственное авторское отношение ко всему показанному.
Пересмотрев фильм после долгих лет, я подумала про себя: как жаль, что я знала и помнила основные сюжетные перипетии, иначе фильм еще сильнее потряс бы меня сегодня, заново. «Летят журавли» нужно воспринимать целостной картиной, в которой новаторство в работе с камерой – это не самоцель, и сюжет также важен, как операторские приемы, а образы героев настолько глубоки и сложны, что, разбирая их, писались целые книги.
Говоря о фильме Калатозова, принято вспоминать о Каннском фестивале, о триумфе на нем Татьяны Самойловой, о Клоде Лелуше, работавшем пару дней на съемочной площадке. Это часть не только истории фильма, но и истории советского кино. А твоя личная история с фильмом может быть совсем другой, и ты связан с ним не только постоянными напоминаниями в прессе и на телевидении, но и сотней невидимых нитей – ассоциациями и воспоминаниями, которые, возможно, даже не твои. Вот на старых семейных фотографиях видишь, что бабушка подвела глаза, как у Вероники, или сопоставляешь год выхода фильма с годом рождения своих родителей, или вспоминаешь тех, кого ты не знал, потому что они погибли задолго до твоего рождения – погибли, и повоевать-то не успев. Но ведь от этого ты их меньше не любишь, просто очень хочется знать, что в том журавлином клине кто-то окликает по имени и тебя…
Никита Сергеевич и всегда отпускал колкие замечания, но здесь припечатал так, что фильм могли бы не пустить на советский экран, не то что в Канны. Но при всём справедливом негодовании к главной цензуре, её, как мне кажется, можно понять.
Фильм старательно взращивал патетику героизма одинокой женщины и к концу возносил её на такие высоты, с каких незазорно сказать: «Полноте, да она же шлюха». Сцена грехопадения обставлена такими мелодраматическими эффектами, что впору назвать её сценой «грехопадения». Хотя в пьесе В. Розова, по которой снят фильм, такой казовой драматургии, как ни глупо, нет. Под занавес первого действия Вероника приходит жить к Бороздиным, а второе действие открывается тем, что она — жена Марка. Красноречивое, тихое умолчание. Создатели же фильма (может быть, с тем же Розовым, в качестве уже сценариста) решили объясниться за Веронику, натянуто показать вынужденность её поступка: давление Марка, отчаянное сопротивление Вероники, гром снарядов, фортепианный концерт и — ах! Всё это напоминает мне «Бедную Лизу» Карамзина, развенчанную уже романтиками. Вместо нравственной мотивировки — неумолимость рока, но стоило ли трудиться и вообще пускаться в объяснения? Не за всех ли говорят потухшие беличьи глаза, в кототорых до этого всегда отражался свет камер? Бедную девочку с измазанным сажей лицом обнимает будущий зять, символически скрепляя решение оставить её у себя, и ни движения на этом лице. В этот момент уже ясно, что всё, что произойдёт дальше, будет мотивировано отчаянием, страхом, чёрными глазами, требующими любви. Не роковой ночью и Марком с профилем Мефистофеля.
Дальше авторы принуждены говорить о геройстве раскаивающейся женщины. Она работает в госпитале, спасает ребёнка, замешкавшись на мосту, порывается уйти, не желая «жить за чужой спиной», но не уходит, остаётся там, где нужнее. Она раскаивается, вы поняли? Это психологизм для бедных. Но есть и более тонкие штрихи, внесенные нарочно или интуитивно. Когда Ирина, вообще недолюбливающая невестку, возвращается после тяжёлой операции домой, она ставит на коптелку чайник и только тут замечает, что чайник пустой. Она вздыхает, наполняет его водой и снова ставит на коптелку. Всё молча. Ни слова упрёка Веронике, сидевшей на диванчике наверху. Она страдает, и это понятно даже тем, кто не хотел бы ничего понимать. Ирина строгая, но не глупая и не будет донимать чужую тоску строгостью. Такое можно только в военном госпитале, среди мужчин, да и то в целях скорейшего выздоровления. Бороздин-старший произносит страстный монолог о неверных «крысах», свидетелем которого как бы случайно делает Веронику. За этой случайностью последует ещё одна, на мосту. Слишком много случайностей, но они разве делают женскую судьбу на войне исключительной? О чём мы вообще говорим? В начале фильма речь повели как будто об исключительной силе любви, но потом так натужно, с честным усердием, взялись оправдывать героиню, что мы волей-неволей должны признать: она хороший человек. Лично я и не сомневалась. В самом конце она пересиливает своё частное (потому что личное на войне всегда противостоит общественной пользе) горе и раздаёт цветы для Бори людям в толпе, тихо радуясь журавлям в небе — «солдатам, не вернувшимся с полей». Вероника предана родине, счастье победы для неё — личное счастье, и испытание одиночеством она, с грехом пополам, выдержала. Но разве фильм о женщине и народе? Разве он не о женщине, желающей быть счастливой в войну?
Я могу понять Калатозова. Он был, можно сказать, первопроходцем. Дуня «Стрелка» Петрова, Фрося Бурлакова — всё таранные женщины, комсомолки, а тут:
— Я ухожу на войну, добровольцем.
— А я?
И всё же сюжет, драматичный за счёт внутренних своих сцеплений, за счёт того, что она не уберегла его, потому что любила не в полную силу, не нуждается во внешней драматургии. И не будь на месте Вероники Татьяны Самойловой, не знаю, что бы и было.
Мне всегда очень обидно за себя, когда какой-то признанный шедевр не вызывает во мне восторженных чувств. Мне тогда кажется, я чего-то не понимаю, я, может, глупа и как-то не так смотрю. Отчасти так случилось и с фильмом «Летят журавли».
Мне с первых кадров понравилась операторская работа, и сцены, как влюблённый возвращаются домой, и бабушка, которой одной Борис доверяет самое для него важное — всё располагало с первых минут, и в основном впечатление осталось хорошим до конца фильма. Порадовало, что отношение к героям выстраивается не чёрно-белое, а сложное — кто-то скажет, сюжет банален, как две копейки, но для 1957 года, мне кажется, такая проблематика была неординарна, да и «две копейки» тоже надо ещё сыграть.
Но вот с главной актрисой мне было неуютно — не с героиней, а именно с актрисой. Такой типаж у меня ассоциируется со Скарлетт О'Хара или героинями Годара или других французских фильмов, красивыми, как куколки. Видя такую, сразу понимаешь, что актриса. Даже фотография, которую хранит Борис, выглядит один в один как фотокарточки с советскими актрисами, которые тогда были очень популярны (моя мама собрала целую коллекцию таких). Может, кому-то покажется это мелочной придиркой, однако было несколько моментов, где я ей поверить не смогла. Первый — это потрясающая сцена, когда Вероника не желает прятаться в бомбоубежище, и Марк играет на рояле вместе с канонадой. Наверное, это единственная сцена, где Марк показан с некоторым даже величием. И когда он преследует Веронику со своим неотступным «люблю», а она хлещет его по щекам и кричит «Нет!» — вот этому «Нет!» я не верю, оно для меня звучит слишком театрально (даже с учётом, что этому «нет» цена и правда оказалась невелика). И почему-то вторая маленькая деталь, которая вызвала внутреннее сопротивление — это ресницы. В избушке, стирая грязное бельё, перенося тяготы и лишения — вдруг крупный план героини с длинными накрашенными ресницами!
Может, таков (мой) современный взгляд — поверхностный, для которого на первый план заместо сути заступает требование детальной реалистичности. Всё же, мне кажется, невозможно смотреть старые фильмы глазами времени, в которое они появились. Есть очевидные достоинства фильма, остающиеся неизменными и сейчас, например, операторская работа, красота построения кадров, боль героев, которая передаётся зрителям; но есть то, что время изменило — современному зрителю кажутся наивными и иногда чересчур пафосными слова тех лет, а судя по рецензиям, многие отчасти понимают и Марка, купившего себе бронь — потому что война это страшно, потому что власть сейчас воспринимается как угнетатель, безразличный к судьбе отдельных людей, и потому каждый сам за себя. Для поколения тех лет такие фильмы, как «Летят журавли» — это всегда ностальгия, возращение к трудной молодости со всеми её страхами и радостями, к единению со своим народом и со своей страной. Для меня как представителя другого поколения — это всегда смешанные чувства: уважения к несгибаемым бабушками и дедушками, смущения, иногда непонимания и всегда ощущения какой-то пустоты.
Фильмы о войне, особенно советских времен, всегда оставляют глубокий след в моей душе. Их мне тяжело смотреть, так как понимаю: какой ценой нам досталась победа. Я и люди моего поколения и представить не можем, через что прошли те доблестные герои, которые ценой собственной жизни защитили нас от фашизма. К сожалению, с каждым днем все отчетливее понимаю, что мы не достойны их усилий. В наше время, люди не ценят друг друга: брат предает брата; мы отворачиваемся от людей, которым негде жить, даже хлеба купить не на что; повзрослевшие дети забывают о своих родителях; каждый норовит урвать свой кусок, не думая об остальных; сущность человека познается лишь после его смерти.
Во время просмотра кинокартины «Летят журавли» 1957 года, у меня снова и снова возникал вопрос, на который я так и не сумел дать удовлетворяющего меня ответа: зачем? Сказать по правде, я намеревался гораздо больше разузнать о данной кинокартине, а не только, что Михаил Константинович Калатозов оживил героиню пьесы Виктора Розова «Вечно живые», но после просмотра фильма, я решил написать лишь то, как подействовала картина целиком и Вероника в частности на меня.
Вероника, хоть и достаточно взрослая, но умом легкомысленная красивая девочка. Она задорная и кокетливая, видящая жизнь в розовом цвете, однако, благодаря своему опрометчивому поступку, она становится взрослой женщиной. К сожалению, урок, который преподносит ей сама жизнь - слишком горька и жестока.
Вероника, выходит замуж за музыканта, который ложным путем добыл себе бронь от войны в то время, как ее молодой человек защищает родину с оружием в руках. Больше всего меня раздражал тот факт, что Вероника прекрасно понимала, что поступает гнусно, но осознанно шла на встречу подлости. Она не переставала ждать от Бориса письма, хоть каких-то известий. И тут я возвращаюсь к вопросу, про который упомянул выше. Зачем она так поступила? Ведь была в здравом уме. Актриса Татьяна Самойлова прекрасно продемонстрировала все эмоции героини. Она, уставшая, потерянная, приходит на вокзал встречать своего Бориса, который уже никогда не вернется, но она ждет его и верит. В ее красивых глазах еще теплится огонек надежды, и не угасает он и тогда, когда смерть любимого становится очевидной. Однако ни создатели фильма, ни Татьяна Самойлова не дали мне ответа на уже упомянутый вопрос. Безусловно, с технической стороны - картина выполнена безукоризненно, чего только стоит работа Сергея Урусевского: даже тонкие линии на одежке героев отчетливо прослеживаются.
Кино может быть сделано в высшей степени профессионально: работа режиссера, оператора, художника-постановщика и т.д., но без истории, трогающей нотки души, в конечном счете оно ничего не стоит.
Прям разрываюсь... С одной стороны в фильме полно очень красивых моментов, а с другой иногда сюжет выдаёт какие-то странные и слишком острые повороты. Несомненно фильму очень идёт чёрно-белость, с яркими вставками лучиков солнца в окнах. С другой стороны сюжет разорван на чёткие периоды (на серии в сериале похоже). Хорошо сыграл Баталов, но предельно мало по времени. Красивая главная героиня, но история с изменой ни в какие ворота. И так далее.. Чёрные полосы неудач и белые - успехов.
Фильму на самом деле очень не хватает хронометража - в сюжет заложена бОльшая основа, вполне можно было бы снять мини-сериал. И в нём раскрыть нормально героев (того же Баталова, его строгой сестры, его мерзкого братца). Некоторые сценки буквально вопят о своей недоснятости.
Фильм качественный, но неполный. В него как-то не успели нагнать жизненных соков (кроме Меркурьева с его героем).
Отпусти, если любишь...Такая фраза, прозвучавшая во время создания фильма, вряд ли могла быть понята так, как этого требуют волновые законы ментальных проекций. Зато звучащая сегодня, она может забраться в пустынную нишу законов природы, не понятых раньше, но странным чутьем придуманных военных измен, созданных на желатине шостинских серпантинов. Оцифрованное качество стало привычнее и ближе для оптики, но дальше от времени.
История героини, потерявшей то, за что здесь держатся до последнего, пошла осознанно и на руины нового брака, и в шипучки соседских осуждений, и в санитарные бинты госпиталя, оставаясь той белкой, которую так и не поймали: военная повседневность, иллюзия привязанности. Вот только поезд, немного на последок проехался по памяти анны карениной, и ее школьного воплощения в училке по литературе.
Жизнь, это не литература, это то, что осталось от кино, после того как литература предъявила ему иск за отступление от фактов, изложенных в художественных произведениях. Сколько анн карениных задавила вторая мировая война. А сколько раз оплошавшая наталья гончарова шла на штурм бронетехники тогда еще с гранатой и коктейлем молотова, а сегодня отсюда и там, с переплетом очередного нового романа.
Образы, сражавшиеся на полях, где кровавое месиво соединяло биомассу, никто не видел и не вспоминал, но они умирали и верили, плакали в одиночестве и продолжали ждать.
Вика, всего лишь образ, который увидел режиссер, стыдясь периода 1941-1945...За себя и за того парня..А образы умирают не на полях..а в словах комментариев...
Продолжая лететь журавлями...Но в уже другой истории света...
