А мы все ставим каверзный ответ
И не находим нужного вопроса.
Гертруда по-прежнему пьёт вино, хотя пьянство дам и не красит, проклятый сок белены всё так же льётся в ухо, а бедный Йорик привычно ухмыляется, таращась на наследника престола чёрными провалами глазниц. Этот череп удивительно крепок для своего четырёхсотлетнего возраста, и сколько бы яда не капало с клыков критиков, его смело можно использовать для смазывания клинков, которые зазвенят в очередной дуэли жаждущего мщения принца с безжалостным роком в новой интерпретации одной из самых известных трагедий британского классика. Шекспир, возможно, удивился бы такой популярности собственного детища, но интерес постановщиков к пьесе век от века не утихает, рождая довольно смелые режиссёрские решения и позволяя найти на такой, казалось бы, вдоль и поперёк исхоженной тропе, не замеченный ранее поворот.
Англичанин не по рождению, но по духу Том Стоппард преуспел в этом поиске больше других, превратив драму об экзистенциальном одиночестве в абсурдистскую комедию, сумев при этом сохранить первоначальную идею произведения. Сместив фокус с Гамлета на персонажей второго плана, сценарист изменил и угол зрения зрителей, сосредоточив их внимание на кусочках пазла, на первый взгляд не имеющих никакого принципиального значения, однако складывающихся в финале в единое целое. Остроумные диалоги вкупе с оригинальной драматургией обеспечили пьесе «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» долгую жизнь на сценах театров, а кинематографическое воплощение этой своеобразной версии шекспировской трагедии подарило Стоппарду признание не только в качестве сценариста, но и в качестве режиссёра.
Мир фильма гармоничным образом сочетает в себе нарочитую театральность действий с акцентированной детализированностью декораций, обеспечивая погружение в сюрреалистичную иллюзорность происходящего и заставляя фиксировать каждую мелочь, ведь банки из-под варенья никогда не бывают пустыми и ключом к пониманию замысла автора может послужить всё что угодно. Встреча главных героев с труппой бродячих артистов является одновременно и аллюзией к известной цитате, и намёком на альтернативную реальность, создаваемую режиссёром, а стук в дверь как единственное общее воспоминание персонажей видится не невоспитанностью сиволапого слуги, а ничем иным, как приглашением фатума выйти и поговорить по-мужски. И даже упрямо падающая одной и той же стороной монетка представляется не забавной случайностью, а способом получать ответы, не задавая вопросов.
Легкомысленный любитель поиграть в орлянку с судьбой Розенкранц (Гильденстерн?) и прагматичный искатель смыслов Гильденстерн (Розенкранц?). У одного в руках всё горит, а у другого – всё работает, они различны своими взглядами, целями, принципами, однако неразлучны, как две половинки одного яблока, случайно ли сорвавшегося с ветки прямо на голову усталому мечтателю, который, однако, не смог бы выявить нужную закономерность, руководствуясь лишь пустыми домыслами. Наивный ребёнок и уже успевший отрезать свой кусок от пирога опыта взрослый, правое и левое полушарие одного живого пульсирующего мозга, принадлежащего тому, чьё имя необязательно искать между строк, достаточно вспомнить, кто же является наследником престола в доме, который построил король прогнившего королевства.
«Если только можно, Авва Отче…» - вот мысль, поглотившая сознание единого в трёх лицах героя. Месть – это только возможный способ времяпрепровождения, а между тем на самом деле его занимает лишь поиск точки невозврата, единственной ошибки, повлёкшей за собой лавину последствий, справиться с которыми, как говорят предчувствия, уже не получится. Но распорядок действий продуман автором-демиургом, и пусть его роль играет потрёпанный директор бродячего театра, привыкший управлять своими марионетками, так похожими на живых людей, пронести чашу мимо уже не удастся. Розенстерн и Гильденкранц, конечно, попытаются спасти того, чьей тенью сами являются, но корабль всё равно приплывёт в пункт назначения и даже битва с пиратами и бегство принца не изменит раз предначертанный исход, а кому какое дело, погибнет герой от яда или от петли.
Том Стоппард хитёр и где-то даже коварен. Его пьеса за годы жизни успела обрасти разнообразными трактовками и смыслами, но снятый по ней фильм являет собой не только похожий на бред гениальный всплеск. Он не просто погружает зрителя в шизофренический мир, где на давно знакомого персонажа можно поглядеть и со стороны и изнутри, в прямом смысле прочесть мысли, но обеспечивает иронический ответ на тысячу раз задаваемый вопрос. Воодушевленный тем, что пусть не смог, но хотя бы попытался, кто-то спросит у пустоты, быть или не быть. А эхо донесёт ему долгожданный ответ: сорок два.
Я посмотрела этот фильм в далеком 1995-ом, лишь потому, что была без ума от Гэри Олдмана и ничего не поняла, кроме того, что автор (Том Стоппард) без ума от английского театра, Шекспира и игры Гэри с Тимом. Фильм, конечно, и о театре, и о Шекспире и т.д. Но главное не это. Главное - даже не убийственный английский юмор, не сплав драмы с фарсом и не ловкий сценаристский ход автора, который якобы выворачивает Шекспира наизнанку.
Да никого Стоппард не выворачивал.
'Философия представляет собой скорее мировоззрение, общий критический подход к познанию всего сущего, который применим к любому объекту или концепции. В этом смысле каждый человек хотя бы изредка занимается философией'.
Так вот в этом фильме и наблюдается вклад Стоппарда именно в философию, в область религиозно - нравственных вопросов.
'А есть ли выбор'? 'А есть ли Бог'? Два молодых человека, получивших образование в каком-ни будь датском 'Оксфорде', озвучивая эти вопросы, вспоминают риторику. Они учились вместе с Гамлетом, да только научились разному.
Сопоставление великого и ничтожного, осознанного бытия и поверхностного существования - главная идея фильма. В темные комнаты, в которых Гильденстерн и Розенкранц с легкостью играют базовыми вопросами человеческого бытия (а заодно и своими жизнями - это неизбежный результат), солнечным лучом Шекспировских цитат врывается образ Гамлета - мыслителя, пострадавшего от чужого зла; человека, свободно решающего исход своей личной трагедии. Так здесь есть личность, значит - есть сознание своей свободы, ценности своих решений. Есть ум, глубокие чувства, отвращение к злу - религиозного подтекста у Шекспира никто не отменял, не то это было время - совсем его отменять.
Сколько раз за фильм герои Гэри и Тима получали указания на то, что присутствуют при разворачивающейся трагедии, что это дело опасное и серьезное, что на кон поставлена жизнь Гамлета? Но им и свои жизни - игрушка, какое им дело до других? Авось кривая вывезет. Подсознательно они чувствуют потребность раскинуть умом, оценить ситуацию и свою нравственную роль в ней (в конце концов - увидеть трагедию человека, почувствовать сострадание), но - увы - они оказываются на это просто неспособны. Удобнее выполнить приказ короля, но не размышлять о готовящемся убийстве. Сознание их, приученное к легкости бытия, уворачивается любыми способами от решения нравственных вопросов.
Отсюда - любовь к играм, бессмысленной риторике, наблюдения за чем угодно, только не за собственной душой. И то, что их смерть предопределена, значит одно - дураками не рождаются, дураками становятся.
В конце драмы погибает и Гамлет, но совсем не потому, что не хотел нести ответственности за свою душу. Почему - можно узнать у ведущих шекспироведов. Но это уже совсем другая история.
P.S. Я люблю этот фильм еще за то, что в нем Гэри Олдман и Тим Рот молоды, красивы и гениальны, и при этом не затмевают друг друга. Наверное, только гений сможет сыграть безнадежно глупого человека.
Чья фамилия одной из первых возникнет в вашей голове при упоминании Великобритании? Пожалуй, Шекспира. А чем особо известны англичане? Своим юмором. Видимо, автор этой подборки решила совместить и то, и другое, включив фарсовую комедию, основанную на мотивах всем известной шекспировской трагедии 'Гамлет'. Но это не экранизация, а нечто совершенно иное и по форме, и по содержанию. Том Стоппард сам написал сценарий и сам же занял режиссерское кресло.
Итак, как я уже сказал, за основу взят 'Гамлет', но он служит всего лишь фоном, поскольку главными героями пьесы (именно пьесы, потому что это больше похоже на спектакль, чем на фильм) стали придворные с трудно выговариваемыми именами - Розенкранц и Гильденштерн. У Шекспира они особой роли не играют. Вот и здесь герои ищут смысл своего пребывания в сюжете. Идея взглянуть на трагедию под другим углом зрения, конечно, по-своему оригинальна. Вроде и знакомый сюжет с цитированием шекспировских реплик, а вроде что-то свежее. Но это свежее мне не понравилось, потому что тут уже не Гамлет сходил с ума, а я сам от увиденного абсурда.
Если сначала меня еще забавляла импровизированная игра в теннис с вопросами, то потом я просто устал от фарса. А фильм-то идет два часа! Такого вида юмор на любителя, коим я не являюсь. Откровенный стеб уличных актеров на классические сюжеты и карикатурная постановка 'Гамлета' меня не впечатлили. Как бы хорошо ни играл дуэт Гари Олдмана и Тима Рота, Розенкранц и Гильденштерн остались для меня фоновыми персонажами, не вызывающими ни малейшего интереса. Не люблю комедии, построенные на абсурде. Мне не понравилось. Еще один автор решил осовременить классику и погреться под лучами шекспировской славы.
Пьеса Стоппарда в переводе Бродского мне нравится, и Гэри Олдмана я люблю, но вот киновоплощение оставило после себя какое-то неловкое чувство, будто чего-то фильму очень сильно не хватило.
В пьесе есть трогательная романтическая дружба двух, м-м, условностей, которые считают себя людьми, в глубине души чувствуя, что это не так, и страдают от этого. Олдман и его партнер сыграли все-таки двух людей, попавших в сюрреалистическую ситуацию.
И из-за этого тонкого нюанса меняется очень многое.
Странно, что сам Стоппард, снимая фильм, этот момент либо упустил, либо не смог донести до актеров. Уже впору заподозрить Бродского в авторском прочтении пьесы. Ситуацию усугубляют относительно реалистичные декорации и костюмы. Вот тут как раз была бы уместна подчеркнутая театральность.
Как перепрочтение пьесы, уже являющейся крайне оригинальным перепрочтением 'Гамлета', фильм мог бы сыграть, снимай его не Стоппард - трактовать самого себя все же сложновато. Как точное отражение пьесы он не вполне получился. В итоге, фильм пошел одновременно в двух направлениях и никуда не пришел.
А жаль-жаль. Снят-то хорошо и актеры играют достойно.
Давно ли вы перечитывали Гамлета? Серьезное, надо сказать, произведение, с годами настолько глубоко погрязшее в самом себе, что разобраться в нем, несмотря на многочисленные исследования и сотни источников, становится все сложнее. Порой кажется, что принц Датский – фигура скорее мифическая, нежели литературная, скрывающая в себе больше вопросов, чем ответов. Однако Тому Стоппарду сам принц, которого рассмотрели со всех сторон и так до сих пор и не поняли, вдруг оказался менее интересен, чем персонажи даже не второстепенные, а, скорее, третьесортные – Розенкранц и Гильдерштерн, наблюдатели пьесы. Правильные вопросы гарантируют правильные ответы – так считает Стоппард, и задавать эти вопросы он решил не главному герою, а его теням, оппонентам, друзьям – тут уж как угодно зрителю. На деле, из одной-единственной фразы «Розенкранц и Гильденштерн мертвы» получилось великолепное кино, которое можно смело причислять к лучшим осмыслениям объемного «Гамлета».
Это как две стороны одной монеты или как одна сторона двух монет (с)
Что мы знаем о Розенкранце и Гильденштерне? На ум мне почему-то сразу приходят сравнения вроде Лелика и Болика или Бобчинского и Добчинского («Ревизор» Н. В. Гоголь), то есть парочки, связанной друг с другом крепкими узами взаимного узнавания. Герои эти постоянно состоят в какой-то оппозиции по отношению друг к другу, однако отдельно существовать не могут, и потому режиссер для нас обыгрывает тот факт, что даже сами Розенкранц и Гильденштерн не знают, кто из них, собственно Розенкранц, а кого величать Гильденштерном. Из этого и исходит их первый конфликт с окружающим миром. А конфликтов этих на протяжение всей картины будет много. Все, что знают наши герои ( их можно называть нашими, потому что Стоппард не оставил в них той шекспировской безликости, у них есть свои характеры), так это то, что они вызваны. Но кем и куда? Они друзья Гамлета. Но почему и за какие заслуги? Сплошные вопросы, и не зря игра в ответы подобна в мире этого фильма теннису – настолько же она стремительна и захватывающа.
Жизнь, которой мы живем, близка к правде, как бельмо на глазу, и когда вдруг кто-то изменяет ее — начинается гротеск
Что же предлагается зрителю? Мы будем следить за их поисками, попутно рассматривая причудливую историю, которую вроде бы знаем. Гротеск, выбранный Стоппардом в качестве модели повествования, вовсе не бьет по глазам, не заставляет морщиться от бесконечного «чересчур». Все в меру, тонко и даже изысканно, но при этом вполне в духе избранного изначально произведения. «Гамлет» как комедия? Это вполне возможно.
Раздолбай Розенкранц (Гэри Олдман) и серьезный Гильденштерн (Тим Рот) не дают зрителям скучать. Смеяться можно долго, а думать над их поступками – еще дольше. Глубинная философия вопросов жизни и смерти перемежается с поистине мастерски выполненными вставками «открытий» Гильденштерна, доказывающими один из главных посылов всей картины – выбор всегда лежит на плечах человека, а не рока или судьбы. И пусть не настало еще время гамбургеров или теории всемирного тяготения – попытка все равно засчитана. Интересная интерпретация изначального «быть или не быть», рассказанная через персонажей, рожденных Шекспиром исключительно для того, чтобы умереть, во многом представляет иначе и саму пьесу.
Особым достоинством картины стал актерский состав, радующий обилием ярких имен. Выделять стоит либо всех, либо никого, но все же звездами этого авторского кино по праву считаются Тим Рот и Гэри Олдман. Бывает так, что между определенными актерами возникает своеобразная химия, которая соединяет их в дуэт: у Рота и Олдмана этот процесс достиг своего апогея. Они и впрямь не представляются один без другого, они постоянно в конфликте, своеобразном диалоге – и это смотрится притягательно.
Мы актеры! Противоположность людей (с)
Театральное построение фильма тоже вносит свою изюминку в общий концепт. Труппа бродячих актеров, которые в пьесе упоминались лишь как достижение целей Гамлета, здесь предстают целым организмом, который играет в жизни героев весьма важную роль. Ответов они не дают, но вот вопросы помогают задавать чуть более правильные, чем изначально.
Вывод этого удачнейшего из этюдов на тему Шекспира довольно неожиданный и заставляющий серьезно задуматься. Для Гамлета весь мир представляет собой тюрьму, со своими правилами, законами, ограничениями, в которых ему душно. Розенкранц и Гильденштерн дают несколько другую трактовку – они бы желали себе тюрьму в качестве мира, потому как таким образом не нужно ничего решать и каким-то образом принимать на себя ответственность. За ними позвали – они явились для получения дальнейших приказаний. Их, в отличие от оригинальной пьесы, дальше не последовало, и как результат – растерянность, необходимость принимать собственные решения. Стоппард попытался порассуждать, что будет, если мелкий человек озадачится проблемами Гамлета, и как результат этих рассуждений – Розенкранц и Гильденштерн пришли к тому же, к чему и в оригинальной пьесе, к своей глуповатой смерти. Однако фраза, брошенная Гильденштерном о том, что « наверно был какой-то момент где-то в начале, когда мы могли сказать нет!, но мы его явно упустили» уже дает понять, что даже мелкий человек, несмотря на то, что постоянно оступается, может все же найти правильный выход. Немного сумасшедшее, ироничное и, что в нынешнем кинематографе встречается не так уж часто, умное кино о свободе выбора, пусть даже выбор этот делается с петлей на шее. А относительно самой задумки автора снять такой фильм можно ответить словами его же героя: «Половина сказанного им имела скрытый смысл, а другая вообще не имела смысла».Приятного просмотра.
Сторонние наблюдатели пострадают больше, чем участники
Грядут новые битвы, в которых сторонние наблюдатели пострадают больше, чем участники. О. Уайльд
Когда очень печальный и очень бледный принц потерял веру в этот цветник мироздания под названием земля, и в этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью под названием небо и в это чудо природы, в красу Вселенной, в венец всего живущего под названием человек, «безутешные» родители пригласили послушных друзей развеять его царственную тоску… да и вообще - держать в курсе.
А в результате к шести покойникам, схлопотавшим кто мучительную, кто благородную и возвышенную, кто занятную, но в общем-то справедливую и понятную смерть, прибавилась еще парочка тех, кто и жил и умер будучи словно и «ни при чем», как бы «по ошибке», без пространных монологов, истерик, красивых поз, разбитых иллюзий и обманутых надежд, без слез и сострадания, без знания «зачем» и «почему». Их убил Гамлет (кого он только ни убил!), а также воля автора и сила Искусства, которое, как известно, пешек не щадит и не ценит. Потешный Розенкранц, серьезный Гильденстерн. Вэлком в Эльсинор, бедняги! Кудах-тах-тах! Принц Гамлет уже приготовил вам сюрпризы.
Но вы не бойтесь. Том Стоппард, шкодливый наследник Вильяма Шекспира, остановит вековую несправедливость – прерывать ваши молодые жизни как бы на полуслове, между прочим, незаметно для зрителя. Теперь вы умрете, как положено героям, трагически, на вершине искусства, на пиковом острие самой мрачной в мире английской драматургии, в самом сердце постмодернизма (ну или мировой бессмыслицы, если хотит). Вы не возражаете? Пощекотать нервы? Переиграть самого Гамлета? Отнять у него зрительские сердца?
Теперь что бы он ни делал, к каким бы уловкам ни прибегал: «загадки, каламбуры, отговорки; потеря памяти, паранойя, близорукость; миражи, галлюцинации; наскакивание с ножом на стариков, оскорбление родителей, презрение к возлюбленной; появление на людях без шляпы, дрожащие колени, спущенные чулки, вздохи, как у мучимого любовной лихорадкой школьника…» и проч., - все внимание зрителей будет приковано к вам. И только к вам! Гэри и Тим! Гэри!
За Вами посылали! Кто? А какая разница? Вы же все равно уже здесь. И все так интересно и непонятно, что даже хочется пожить еще. Но нельзя. Постмодернизм – это не шутки)) Он играет без бисов, в нем воскрешение никого не ждет и - как жизнь и смерть - всех обманывает. …Раньше мне казалось, что Розенкранц и Гильденстерн вообще одно имя (ну все равно как Бобчинский и Добчинский у Гоголя, помню, как учительница в школе мучила просьбой выявить их индивидуальность… Да кому она … в результате сошлись на разнице темпераментов). С тех пор я думаю, что пешек всегда должны звать одинаково. И посылать тоже...
…За нами посылали? Кто? Куда? Зачем? Почему? С какой целью? Где карта маршрута? Где инструкция (по выживанию)? Где метки на полях? Хм… Ребята, зачем играть в вопросы?
Вы не читали Шекспира? Или забыли свою роль – мимоидущих? Так вот – он думал, что вы должны оттенять игру принца, короля и королевы, придавая действу интриги и занимательности. Вы забыли, что пешке не запомниться, не остаться, не совершить поступка (самостоятельного судьбоносного хода), не «возглавить» партию, не кончить игру… Все так... Но только не в стоппардовской постмодернистской ситуации, которая звучит и выглядит как ситуация экзистенциальная. Не хуже Кафки, честное слово. Один Шекспир только и может спорить. Да вот зачем?
Ведь Стоппард гениален (даже в своей безнадежности и неспешной театральности). И, как его великий предшественник, он тоже показал время. Не шекспировское, естественно, - свое. Показал и героя своего времени. Который, в отличие от Гамлета, наблюдатель, а не участник – мимоидущий. Он прежде чем понять, что является «квинтэссенцией праха», никогда бы не вспомнил, что был «чудом природы» и «красой Вселенной»… Героя, который заблудился между сценой и жизнью и в упор не видит душный «железный занавес» искусства, потерял ориентиры (где фальшь? где настоящее?), сбился с пути, перепутал письма (т. е. жизненные Задания) и вляпался в притаившийся гротеск.
В этом фильме есть все – от Шекспира и Кафки до дзэн-буддизма, практики шаманов и прочих мифов народов мира. От странно ведущих себя предметов (как вам горшки?) до компьютерной вариативности (сюжета, героев, характеров, сцен).
В этой пьесе играют все. И герои и автор. И не только в великую литературу. Но в то, что стало приметой эпохи заката постмодернизма (правда, далеко не все еще верят в этот закат), а именно: в пустоту, фикцию, симуляцию (игра в симуляцию – как звучит)), а?!), в абсурд, в хаос (без этого никуда), в изнанку, в пародию, в оксюморон, в виртуальность, наконец.
Стоппард умен и трезв, несмотря на все свои безумства и милые шалости. Он остается таким, даже непрерывно жонглируя цитатами, смыслами, словами и предметами, даже непрерывно роняя их, роняя не случайно, как Розенкранц, а намеренно. Он не дискредитирует Шекспира, вовсе нет. С его помощью он дискредитирует жизнь (которая в искусстве давно приелась и устарела, да так, что от нее скучает даже бумага), пользуясь тем, что с охотой дарит постмодернизм всем своим «сообщникам», - вседозволенностью. Не до такой степени, конечно, чтоб превратить Офелию в мальчика или проститутку, а Гамлета в собственную мать (у него, слава Большой Литературе, есть вкус).
Стоппард - умелый игрок, мастер иронического выворачивания мира наизнанку (карнавализации то бишь, когда шут - в одеждах короля, а жизнь - в одеждах смерти…). Его «виртуальный мир» пьянит без всяких мухоморов (привет певцу пустоты Пелевину) и прочих стимуляторов. Он ласкает интеллект прежде всего виртуальной (воображаемой) литературой - пьесой, жанр которой «страшный сон Шекспира вряд ли в летнюю ночь» или «бред разумный».
Вот такая вот смерть автора, товарищи. Хорошо хоть Слово вечно, да же? И хорошо, что между нами нормальных нет.
Розенкранц и Гильденстерн мертвы? Именно такой вопрос у меня возникает после просмотра фильма. А может, Розенкранц и Гильденстерн, как хозяин бродячего театра, бац! – да и вылезут из петли, продемонстрировав, как они нас надули (а может, вовсе и не они, а хозяин театра)? Ну, где-нибудь после окончания действия фильма, по крайней мере. Все настолько запутанно и «зафарсенно», что ничему не удивишься. Кстати, я бы Стоппарду подкинула идею после титров вставить еще какую неожиданную сцену. Но он, вероятно, если и задумывался об этом, то вовремя вспомнил о нетерпеливых зрителях, вскакивающих с кресел при появлении титров на экране. Да и по его пьесе, вероятно, после занавеса был занавес (все-таки и в театре многие сразу торопятся в гардероб…; -) ). Так что мне свою фантазию придется укротить. Хотя приятно выступить в роли Стоппарда в игре «Стоппард-Шекспир». Кстати, если предположить, что вездесущий, всезнающий, всемогущий хозяин бродячего театра – сам Шекспир как автор «Гамлета» (а если вспомнить шекспировскую фразу «Весь мир – театр, а люди в нем – актеры», то и некий всеобщий творец), то равнозначно можно предположить, что это и Стоппард. Это объясняет, почему Стоппард и пьесу написал, и фильм по ней снял.
Оставив повисший для меня в воздухе вопрос о судьбе Розенкранца и Гильденстерна, скажу о том, что Стоппард, на мой взгляд, создал вовсе не фильм (и пьесу) – интерпретацию Гамлета, а самостоятельное произведение, как интертекст включающее отсылки к шекспировскому «Гамлету». Может, чтобы зритель уж точно вспомнил фразу «Весь мир – театр…», а на основе невольного сравнения с «Гамлетом» сделал определенные выводы. Но Гамлет здесь какой-то скомканный и странно-истеричный (возможно, Стоппард пытался преодолеть ту самую «учительскую» трактовку трагедии Шекспира?), Офелия какая-то не офелистая, остальные персонажи… да, а где они, остальные-то? – как будто сидят в углу, собранные в кучу, и ждут взмаха дирижерской палочки. Никакого шекспировского пафоса и воодушевления. Десятистепенных персонажей – Розенкранца и Гильденстерна – Стоппард сделал главными действующими лицами (но не главными героями, как ни пародоксально). Правда, разобраться, где кто, - кажется, еще по шекспировскому замыслу, трудно. Да и зачем?.. Они так, жалкие марионетки, ими играют. Они сказали слово - а почему они его сказали? – сами не знают. Так же как не знают ответа ни на один вопрос. Хотя, если бы однажды они сказали «нет»… Тогда бы они не были марионетками. Тогда бы они не были героями. Тогда не было бы автора. Тогда был бы Розенкранц и был бы Гильденстерн. А так – они ходят, движимые марионеточником, поминутно удивляясь собственным действиям и зная о себе самих не более, чем о них написал Шекспир (да, Стоппард таки поклонился великому драматургу).
Главный герой – это, конечно, хозяин бродячего театра. Хозяин жизни. Хозяин мира. Это он решит, что будет с героями. Потому я все-таки и недоумеваю: может, повешение было бутафорским, или хозяин театра просто передумал, и Розенкранц и Гильденстерн все еще живы? Привет, Розенкранц, привет, Гильденстерн!
Описывать фильм, на мой взгляд, бесполезно. В двух словах не описать. Но если невозможно сказать о сюжете, то стоит ли смотреть этот фильм?
Во-первых, тонкий, английски юмор. Остроумные фразы которые расходятся на цитаты.
'Мы больше придерживаемся школы, соединяющей кровь, любовь и риторику. Мы можем показать вам кровь и любовь без риторики, а можем кровь с риторикой, без любви. Единственное, что невозможно — это объединить любовь с риторикой без всякой крови. Без крови нельзя — на ней всё замешано.'
Во-вторых, сюжет, хоть и по началу и кажется не понятным, особенно человеку который не читал 'Гамлета', но в конце ты понимаешь весь юмор и остроумие с которым этот фильм снят. Потрясающая трактовка классики.
Особенно понравилось это - отсылки к физике. Причем они не навязчивы, и не обязательно разбираться хорошо в этом предмете. Но они украшаю этот фильм.
Хочется подчеркнуть игру Олдмана и Рота. Их дует - самое лучшее, что я видела в жизни. Настолько люди подходят друг к другу. И начинаешь понимать почему в фильме постоянно путают их имена.
Это как две стороны одной монеты или как одна сторона двух монет.
Место действия: провинциальный театр в небольшом городке. Пол заплеван шелухой от семечек, в буфете разливают паленый коньяк по 50 рублей за аналогичное количество граммов, публика доброжелательна и по большей части совершенно невзыскательна. Открывается изрядно побитый молью занавес.
Пролог
На сцену выходит Розенкранц, представляется Гильденстерном и кланяется. Все хлопают. Затем появляется Гильденстерн и говорит, что он Розенкранц. Снова аплодисменты. Гильденстерн подбрасывает монетку, ловит ее и говорит: 'Орел'. Потом делает так еще раз, и снова выпадает орел. И еще раз. И так сто пятьдесят раз подряд. Зал начинает скучать. Алексей Буйнов, второй ряд, справа, уже трижды приложился к термосу с самогоном и рвется на сцену проверить, не врет ли Гильденстерн. Даже он понимает, что с точки зрения теории вероятности орлов слишком много. Продвинутый зритель Рябцев, от корки до корки зазубривший 50 томов доставшейся в наследство от бабушки Большой Советской Энциклопедии, подумал: 'Метафора'. Критик Латышский украдкой взглянул на часы и зевнул. Внезапно... АНТРАКТ
Основное действие
На сцене творится нечто невообразимое. Два явно проходных героя шляются по сцене и перебрасываются бессмысленными вопросами, упражняясь в риторике. Периодически появляющийся Гамлет со своими извечными 'быть или не быть?', 'что он Гекубе? что ему Гекуба?' кажется таким же праздным паяцем, трагедия неумолимо скатывается в фарс. Все события известны наперед и случаются между делом, а Розенкранц и Гильденстерн, как привязанные, бродят перед зрителем, не в силах ни уйти, ни повлиять на сюжет, в котором их роль еще менее значительна, чем 'кушать подано!'. Когда первое недоумение проходит, большинство зрителей мирно засыпают. Алексей Буйнов, второй ряд, справа, опустошив термос, кидает на сцену яблоко и попадает в голову Розенкранцу, в результате чего тот заново открывает закон всемирного тяготения. Продвинутый зритель Рябцев думает: 'Постмодернизм'. Критик Латышский уже с полчаса сидит в буфете, заказав коньяк на 250 рублей, и пишет рецензию. Внезапно... АНТРАКТ
Эпилог
На сцену выходит глашатай и объявляет: 'Розенкранц и Гильденштерн мертвы'. Труппа кланяется. Раздаются редкие, но чрезвычайно возбужденные хлопки. Алексей Буйнов выбирается из своего второго ряда и идет в ближайшую рюмочную, так как там дешевле, чем в буфете. Продвинутый зритель Рябцев думает: 'Трагикомедия'. Критик Латышский спит лицом в прокисшем винегрете. Зрители расходятся. Занавес.
Фильм хорош. Никак не ожидал встретить подобное. Шикарно многое. Замес сюра, философии, отсылки к некоторым физически наглядным опытам, непривычные словесные игры. Шикарнейший 'Гамлет'.
Центральными персонажами являются 'безликие пехотинцы' Шекспировского оригинала.
Дикая помесь спектакля в спектакле в фильме. Вычурная и изящная матрешка.
