Не самая выдающаяся работа Грея интересна лишь тщательным воссозданием атмосферы эпохи и привлекательна новыми образами любимых актеров, которые, впрочем, играют вполсилы.
Сгущая в «Иммигрантке» пространство универсальной борьбы всех против всех, Грэй не замечает, как оно схлопывается совсем, оставляя наказания без преступлений и превращая метафизику в куплет, в готовую для употребления заправку для салата.
Котийяр в этой роли удается почти невозможное: заговорив по-английски с восточноевропейским акцентом и даже по-польски, она не превращается в карикатурного персонажа в декорациях города из «Банд Нью-Йорка» Мартина Скорсезе или «Нового света» Эмануэля Криалезе, но проносит сквозь эту душную среду такой заряд подлинности, что даже ходульная метафизика оживает.
Пятый фильм Грея, таким образом, призван был ответить на вопрос, большой ли он американский режиссер или просто симпатичный парень. Увы, автор провалил участок — причем самым классическим образом.
«Роковая страсть» — беззастенчивая мелодрама, практически вампука. Вот куда завела любовь Джеймса к опере, особенно к сочинениям Пуччини, и желание эмоциональной встряски публики.
Несмотря на всеобщих любимцев Хоакина Феникса и Марион Котийяр, не покидает ощущение, что ты смотришь сильно сжатую и припудренную версию любимого сериала собственной бабушки.
«Иммигрантка» — не только мелодрама широкоформатного, оперного размаха (недаром автор ссылается на Пуччини), но и костюмное кино о романтических 1920-х годах.
Тут вообще «историческое» преобладает над «психологическим»: кажется, все авторские силы ушли на создание винтажного «лука» Манхэттена 1920-х, который, в том числе и благодаря оператору Дариусу Хонджи, действительно удался, но по эмоциональному содержанию картина представляет собой довольно простенький «жестокий романс» и пошлого прокатного названия «Роковая страсть» вполне заслуживает.
Америка Грея, прежде бывшая маленьким семейным мирком национального квартала, пусть и постоянно терпящим атаки со стороны, в «Эмигрантке» превращается в Америку Кафки и Селина, страну-зазеркалье, где все наоборот.
Опереточное русское название «Роковая страсть» не только заранее опошляет все предприятие, в оригинале с прямотой клинициста названное «Иммигрантка», но и сбивает с толку: в сложных отношениях, которые описаны в фильме, есть расчет, дух соперничества, симпатия, желание — однако страсти там нет и в помине, и это принципиальный момент.
«Роковая страсть» могла оказаться античеловеческой картиной о том, что в людях нет добра. Но оказывается глубоко гуманистической — о страдании, прощении, любви и признании своих грехов.
Никогда прежде, впрочем, Грэй не добивался такого впечатляющего, почти оперного размаха и надрыва — «Страсть» складывается по законам не столько кино, сколько симфонии.
В «Роковой страсти» фактура будто срисована из второго «Крестного отца» (прибытие юного Вито Корлеоне на остров Эллис и нищая жизнь в Бронксе в 1920 годы). А героиня Котийар похожа и на Кабирию Феллини, и на Надю из «Рокко и его братьев» Висконти.
Фильм замечательно снят операторски, Хоакин Феникс, как водится, великий, а ракурс, в котором Грей предлагает посмотреть на Америку — небанальный и очень для режиссера личный. Но драматургически это картина тяжеловесная и ее увы с натяжкой можно назвать чем-то большим, чем любопытной костюмной мелодрамой.
Грэй, вроде бы, достаточно качественно сделал свой фильм, задействовал в нем хороших актеров, попытался затронуть действительно важную историческую тему, но, увы, персонажи «Иммигрантки» и ситуации, в которые они попадают, не вызывают абсолютно никаких эмоций.
Ближе к концу внимание камеры окончательно переключается на неврастению Хоакина Феникса; cпособность этого актера изображать глубокое немотивированное внутреннее страдание хорошо известна, и смотреть на это еще раз, не то чтобы совсем под другим углом — скорее утомительный, чем увлекательный опыт.
Фильм снимался на заброшенных лабазах острова Эллис, где когда-то разворачивались тысячи человеческих драм. Он смотрится как бы сквозь толщу времен со своими потускневшими красками и сентиментальными мелодиями Пуччини, Гуно и Вагнера, сопровождающими сугубо мелодраматические ситуации.
В сюжете «Иммигрантки» хватает событий… Грэй при этом не скатывается ни в присущую многим большим, умным семейным сагам оперность (ближайший пример — «Крестный отец»), ни в чрезмерные сантименты.
Это очень мрачный фильм, его героев Грэй проводит через мучительные испытания, и только в самом финале цепочка трагических событий каким-то чудом выводит к чему-то похожему на хэппи-энд. Но мы-то знаем, что дальше, даже много лет спустя, легче все равно не станет.
