На протяжении последних десятилетий отечественное кино, не отгораживаясь от целого мира, увековечивает на просторах киновселенной своё право на самоопределение, а судить о нём с позиции от противного скоро, похоже, станет общепринятой нормой. Хочешь не хочешь, но что естественно, то небезобразно и зачастую всё это на удивление компактно вписывается не только в российские, но и европейские фестивальные рамки. Помимо известных примеров, ответить на вопрос как живут в России Вам готов и Дмитрий Фёдоров со своим фильмом «Ангел», по тем или иным причинам не ставшим очередным триумфальным манифестом наподобие творений Сергея Лозницы, Олега Погодина и иже с ними, но имеющим неизменный меланхоличный компонент, выраженный, правда, довольно нетрадиционно.

В качестве надёжного средства, призванного разбудить зрительский интерес к происходящему, здесь выступает суровая неизвестность жизненного пути простого мальчишки, брошенного почти что на произвол судьбы родной матерью в угоду потребностям в собственном счастье. Нестандартности сценария в полном смысле здесь не наблюдается, но с лёгкой руки авторов герой оказывается далеко не на пустом месте, хоть и назвать райским уголком нашу глубинку весьма сложно. Гораздо больше она напоминает старинный и дряхлый фотоальбом, половина страниц в котором либо потеряны, либо выдраны чьей-то недоброй десницей, а единственный из живых его персонажей в лице прадеда-коммуниста доживает свои дни исключительно на былом революционном энтузиазме и старой закалке.

Мальчика зовут Юрик Чуфырин и он – тот самый ангелок, как окрестил его в своём произведении писатель Александр Титов, исследующий деревенскую Россию ещё с советских времён. Помимо теоретической части, старательно заправляемой в сознание Юрика его прадедом, он постигает местную жизнь и на практике, знакомясь с не менее колоритными Симаковым – местным стражем порядка и без пяти минут депутатом Мясогоровым, считающим себя хозяином округи. Есть, конечно, и положительные герои – пожилая жительница деревни, живущая с умственно неполноценным внуком, которого называют Джоном, и простые деревенские жители.

В этих специфических условиях Юрику явно некомфортно, однако мальчик стоически переносит все тяготы, будь то разговоры с прадедом, со стороны напоминающие игру в одни ворота или презрительное отношение местных пацанов и живёт с какой-то личной надеждой на изменения, в которой, фактически, пребывает весь фильм. Единственным более-менее внятным описанием внутренних чувств Юрика являются записи в его дневнике. По мере продолжительности пребывания в деревне, в душе Юрика накапливается что-то неизъяснимо-ценное, сакральное, и с этого момента характер картины по определению призван перешагнуть через самое себя, а сюжет – обрести новую значимость. Чуда, однако, как не было, так и не происходит, и даже лёгкий мистический налёт ближе к финалу вызывает достаточно противоречивые ощущения.

Трудно отделаться от мысли, что Дмитрий Фёдоров попросту использует достаточно глубокий литературный материал Александра Титова, подвергая его серьёзной переработке, так же как и саму духовную тему для выстраивания некой конструкции, которая так и остаётся малозаметной для зрителей и, что очевидно, совершенно непохожей на какую-то сверхидею. «Ангел» – кино вовсе не рядовое, но разобраться, в положительное или отрицательное направление обращён его вектор, решительно невозможно. Нравственный потенциал, заложенный в Юрике, хорошо прослеживается по его поступкам и мыслям, но найдутся ли у него силы пережить более серьёзные невзгоды и не сломаться на полпути во взрослую жизнь, пройдя короткий путь от ангела до антихриста или ощутить себя в самой глубокой ложбинке горьковского «дна», как герой знакомого всем «Левиафана»? До конца непонятна и природа мистических проявлений в фильме Фёдорова, которые раскрыты лишь с самой общей стороны и не затрагивают особенным образом других персонажей.

Разыграли весь этот нехитрый спектакль вполне заурядные профессионалы, за явным исключением в лице Феликса Антипова, артиста с огромным и, к сожалению, пока не раскрытым на всю мощь творческим потенциалом. Уже второй раз мне приходится наблюдать его в довольно схожих образах умудрённого прошлым опытом человека со сложным характером, но безжалостно смываемого в одну общую канализацию под названием система бестолковым сценарием и стереотипным отношением к действительности, для которой уже почти немодно искать выход и передавать из уст в уста извечные вопросы Чернышевского, Герцена и Некрасова. Что, впрочем, совсем не удивительно – творческие старания ныне сродни подвигу, а потому предполагают неизменный разрыв шаблонов и автоматический переход из разряда общей массы в разряд людей необыкновенных, как их называл ещё герой Достоевского в его знаменитейшем романе. Впрочем, деньги, когда-то ставшие негласным синонимом кино в его примитивном смысле, способны испортить и тех, и других.