Важной частью жанра являются писательская профессия героя и жалкость его положения. Непременным бонусом — наблюдательность, остроумие и некий стоицизм — нет, не героя, но режиссера, с которым он несет бремя мудрого понимания жизни. Всеми этими чертами «На обочине» обладает в полной мере.
Режиссер не ошибся, средой своего обитания определив обочину киноиндустрии. Его фильм напомнит российским зрителям излюбленные темы и интонацию картин Иоселиани.
Смешная предпенсионная суета неудавшегося писателя и невезучего актера внешне ничуть не напоминает надрывные фильмы о кризисе позднего среднего возраста. Затянувшееся скольжение героев по краю жизни происходит легко и без напряжения, под нежные синкопы послеобеденной музыки.
Жанровые штампы Пейн отполировал без боязни повториться, отшлифовал их до состояния новизны, вызывающей эффект дежа вю. И ненароком напомнил, что штампы — не обязательно плохо и неконструктивно, что пренебрежительное к ним отношение — еще больший штамп.
Для тех, кто не понимает намеков, герои прямым текстом уподобляют себя вину или винограду в длинных выспренних монологах, каких люди в действительности обычно не произносят, и тогда фильм с его хваленым жизнеподобием выдыхается, как вчерашнее шампанское.
Ну, да, диалоги там не полностью тупые, ситуации не окончательно фальшивые, но не более того. Все довольно плоско и поверхностно — как та дорога, по которой катят двое недоносков… Не цепляет фильм, не пробивает, да и длится полных два часа.
У «На обочине» есть два секрета: первый — в нераскрученных актерах, и играющих, и выпивающих в кадре одинаково расслабленно. Второй секрет — интонация, с которой Пэйн в фильме говорит о вине, которая, возможно, в не имеющей культуры потребления вина России останется незамеченной.
Режиссер Пейн («О Шмидте») сделал — будем смотреть правде в глаза — совсем не великое кино. Но очень, очень славное.
