Когда женщине надо отлучиться, она сразу вспоминает о случайном отце своего ребёнка, отчего-то уверенная в том, что тот не откажется от удовольствия поняньчиться с большим ребёнком, который, невольно продолжает династию, не догадываясь о тайных родственных связях с репетитором, которого наняла ему занятая работой мать.

Знатная профессура и университетская кафедра в прошлом – седовласый Бруно прочно осел дома, словно пожухлый опавший лист, подрабатывая литературной халтурой у известных личностей, сочиняя с их слов «автобиографии» и придумывая «мемуары», оставаясь закулисным автором чьих-то печатных строк.

Утомлённый жизнью ветеран на удивление скоро находит общий язык с пятнадцатилетним шалопаем, не менее быстро освоившимся в квартире приютившего его старика, по наказу матери не выдающего связывающего их с парнишкой родства, с рвением приступая к исполнению обязанностей требовательного опекуна.

Сюжет, прямо скажем, не блещет своеобразием, легко образуя вполне умозрительную канву внезапного единения поколений, настроенных на взаимный обмен любезностями, помогающими сыну – в учебе, и в работе – отцу. Весь пыл уходит в ироничные диалоги и растрачивается на комичные положения, решительно уводящие фильм с поля архаичной педагогики, направляя его в русло полуанекдотичного разговорного юмора, составляющего основу всех здешних режиссёрских идей.

Вспомнивший об отцовстве старина Бруно сверяет новые ощущения с жизнью исповедующейся ему постаревшей порнозвезды, а своенравный Лука вершит дела без оглядки на мнения преподавателей и товарищей, образуя вместе неожиданно складную пару взаимно понимающих и взаимно полезных друзей, где, поддаваясь деятельной инициативе старшего, младший не расстаётся со своим характером, составляющим часть затеянной режиссёром игры.

Переодеваясь, Фабрицио Бентивольо демонстрирует идеально подобранный гардероб старого отшельника, а молодой Филиппо Скиццитано оттягивается на подростковых шалостях, хотя, внешне, актёр больше походит на недавнего выпускника, что, в свою очередь, смягчает выпавший на его долю спонтанный эротизм отдельных моментов и позволяет актёру временами задорно подтрунивать над собственным персонажем, принимая не свойственный герою испуганный вид.

Не слишком напрягая извилины, кино залихватски проходит сквозь тернии возрастных кризисов, без ложных сожалений и жалостливого стыда, сливаясь в тотальный позитив всепоглощающего оптимизма, которым дети заражают подуставших отцов.