Дюпьё не изменяет собственным традициям, но в этот раз оказывается к зрителю гораздо ближе, чем обычно.
Дюпье, сохраняя свою фирменную, скорее добродушную, нежели откровенно издевательскую интонацию, умудряется от души пройтись по всем штампам, связанным с фестивальным кино.
Но во «Втором акте» Дюпье попытался сыграть без крапленых карт — и не вышло. Его герои, если отсечь биографические «пасхалки», до такой степени состоят из штампов, что не работают даже как пародия на штамп — или на ту же деконструкцию. Потому что это пародия на пародию и штамп штампа. И это скучно.
Неплохо, но не более того. Блеск и нищета современного кино, оказавшегося в плену политкорректности, заслуживают сатирического взгляда, однако добродушным насмешкам Дюпье недостает энергии и злости.
Чутко откликаясь на требования нынешней растерянной толпы, прирожденный диджей Дюпье делает комедию апокалипсиса, обряженную в пестрые одежды нескончаемого, очень болтливого сюра.
Дюпьё исследует взаимоотношения между киновыдумкой и реальностью и приходит к выводу, что правды нет нигде. Наблюдая за персонажами «Второго акта», зачастую невозможно понять, когда они уже ничего не изображают, а когда продолжают играть.
Структура фильма настолько многослойна и многогранна, что невозможно не залюбоваться, как мастерски Квентин Дюпьё жонглирует реальностью и вымыслом.
Деконструируя «магию кино», Дюпьё как всегда иронично затрагивает множество неврозов современного человека искусства: от культуры отмены, войн и политкорректности до замещения творческих кадров ИИ, который пишет диалоги.
Французскому абсурдисту удалось снять свою «Матрицу» — на коленке и без единого спецэффекта, не считая накладных усов.
Во «Втором акте» среди множества кинутых впроброс глубокомысленных (и не очень) фраз можно искать высказывания автора на тему кризиса киноиндустрии, лицемерия общества и одиночества, но делать это — не интерпретировать, а додумывать.
Зрителю практически в каждой сцене предлагается к разгадыванию новая шарада — актеры находятся то в образе, то не в образе, затем половина актеров снова в образе, а другая половина нет.
Весь «Второй акт» Дюпье жонглирует реальностью и иллюзией в сложном нелинейном повествовании, оставляя зрителям гадать, откуда начинается игра, настоящая жизнь и восприятие информации.
И снова всё узнаваемо, и снова смеётся зритель, не подозревая, что и это ещё не всё, что Дюпьё в итоге поднимется на шекспировскую высоту, где смешает комедию с драмой резко и прямо в лоб. Это как если бы во фразу «Весь мир — театр, а люди в нём актёры» вмешался знаменитый монолог короля Лира.
