Выдающееся кино, балансирующее на грани злой буффонады, регулярно эпатирующей зрителя, и серьёзного, почти академического исследования отношений жертвы и агрессора.
Иногда и правда нужно просто расслабиться и погрузиться в этот мир, сконструированный Йоргосом Лантимосом и Эфтимисом Филиппу, существующий по странным законам, ведь «констатировать абсурд — значит принять его».
Однако на самом деле, постоянно меняя стилистику, сценаристов и прочий инструментарий, Лантимос остается верен своему основному мотиву.
У всей этой гоп-компании получилось кино, несмотря на его грузность как по части продолжительности, так и в разрезе сложночитаемых символизмов и глубоко скрытых смыслов, неиронично интересное.
И здесь приходят в голову сравнения с самим режиссерам. Лантимос, несомненно, обладает большой властью, если может уговорить актеров заниматься на экране чем угодно. Власть и любовь как будто смешиваются на самой съемочной площадке.
Зачем всем видом показывать, что в твоем фильме есть тайна, когда обозначил дискурс на первой минуте? Лантимос стал подмигивать намеками так часто, что это напоминает нервный тик.
В такой ситуации, когда привычные стилистические особенности легко идентифицируются и отделяются, становится лучше видна первичная и существенно важная черта работ Лантимоса, а именно — фокус на неуловимом, иррациональном порядке всего.
Главная сила «Видов доброты» в том, что невозможно предугадать, куда фильм свернет в следующую минуту.
Последний наградный сезон развязал режиссеру руки, позволив выпустить на экраны это абсурдное и жестокое разоблачение человеческих пороков, которым он отказывается выносить приговор.
Речь в фильме не просто о доброте, как слишком уж явно следует из названия, но об очень специфическом ее виде — даже любви, существующей в контексте динамики власти.
Всё очень просто, а вот рассказано и показано как раз сложно: остроумно, страшно, в разных вариациях, как длящийся ночной кошмар, чтобы зритель потерял ориентацию, перестал различать, что сейчас герой воображает, а что с ним происходит на самом деле.
К счастью, эта работа режиссера далека от самоповтора: его психопатическая наблюдательность на сей раз представляет зрителю аудиовизуальный аналог генеалогии любви, смерти и насилия — во всем разнообразии их видов и оттенков.
Три задачки на формулу абьюзивных отношений от мастера абсурда.
