«Во мраке неведомого зреют зародыши бесконечных горестей…и бесконечных радостей. Можешь ты обратить свой взор к восходящему солнцу? Тогда радуйся. И если в конце концов оно ослепит тебя – все равно радуйся! Ибо ты жил»

(с) Теодор Драйзер

Один из наиболее значимых советских режиссеров Михаил Ромм сделал полустранный снимок мгновения начала 1960-х, грезящих испытанием атомной энергии, первыми полетами в космос и разработкой ядерного оружия. За основу взята реальная история, только не романтизированная, а скорее переделанная под атмосферу того времени с присущим ему альтруизмом в науке и тревогой в сердцах. Редкая оригинальность данной интеллектуальной драмы заключена в том, что это истинное дитя начинающейся эпохи сверхскоростей и сверхреакций, благодаря глубокому исследованию Роммом природы человека на примере трех главных героев – ученых, представленных мечтателями, стало сродни исследовательской работе, не утратив своей легкости восприятия и душевной близости обычному зрителю.

«Девять дней одного года» - фильм-притча, размышление на особом языке черно-белой пленки, внимательного построения кадра, подчеркнутом свете о мотивации персонажей, запутавшихся в своих отношениях. В какой-то момент повествование, ведущееся в двух взаимодополняющих плоскостях - о работе на благо человечества и о любви, которая, как ни крути, эгоистична, сливается в одно, давая понять сколь зыбка условная грань между тем и этим, когда на деле абсолютно все происходящее в социуме варится в одном котле. Будучи поистине непревзойденным портретистом, способным вдохнуть жизнь даже в каменную статую, Михаил Ильич Ромм создал светотень из характеров Лёли, Мити, Ильи, ни в одном не уклонившись от сложной подачи реальности, не существующей лишь в однозначных критериях, заставив захлебнуться нездоровую тенденцию невежд видеть в советском кино как жанре лишь агитку.

Лента начинается с того, что физик-экспериментатор Митя Гусев (Алексей Баталов) получает опасную дозу радиации, второе облучение его убьет и поскольку в характере Гусева есть что-то фанатичное, от чего жизнь и работа для него неразделимы, здесь же начинается наблюдение режиссера за человеком, по своей воле ходящим по краю обрыва. Интересно, что сама тема смерти интересует Ромма постольку поскольку, и акцент сделан совсем не на ней, а на развития характера Гусева, хмурого и задумчивого в начале картины и уравновешенно-ироничного в финале. В ленте действительно много спокойной иронии, от первых кадров и до названия. Быть бы Гусеву типичным героем, жертвующим собой на благо планеты в попытке подарить той мощной источник энергии, сродни солнцу, о котором когда-то сказал в своем романе Теодор Драйзер, если бы не его холодность к жене, ссоры с другом, жестокость с коллегами. Оправданно ли все это? И что естественнее: боль ближним в погоне за процветанием потомков или уход от решения глобальных проблем, одарив теплом двух-трех людей рядом? Словом, действительно ли эгоизм и альтруизм две ветви одного дерева?

Лёля (Татьяна Лаврова), когда-то любившая Гусева и ушедшая от него из-за того, что он променял ее на работу, словно мостик между ним и Ильей Куликовым (Иннокентий Смоктуновский). Лёля сохранила теплые чувства к Гусеву, что не помешало ей собраться замуж за Илью, которого она не менее самоотверженно и показательно бросила, узнав об опасности, грозящей их общему другу. Стоит обратить внимание, как тонкая, женственная и умная Лёля с истинно женской жестокостью уходит от одного к другому, нимало не заботясь об их чувствах, становясь одновременно жертвой и палачом. Лучше всего об этом высказался Иннокентий Смоктуновский, обронивший в Карловых Варах замечание о своем герое, что «…если она ушла от него к тому, к другому, то хуже от этого только ей, да еще, может быть, тому, к кому она ушла».

Что касается Ильи Куликова, то Смоктуновский признавался, что изначально многие пытались сделать его героя отрицательным, повинуясь инстинкту «третий лишний всегда плохой», отыскивая духовный и нравственный изъян этого персонажа. Иннокентий Михайлович был иного мнения, отчего Куликов получился гораздо интереснее и сложнее, чем мог быть, а сам актер называл своего персонажа чуть ли не единственным положительным героем фильма. В отличие от Гусева физик-теоретик Куликов не верит в разумное положительное начало человеческой природы, скептически относится ко всем добрым намерениям ученых, он «не укушен бациллой одержимости», в некоторых вопросах циничен, но…добр, по-детски раним, спокоен и мягок. Куликов и Гусев – два одновременно противоборствующих и взаимодополняющих типа личности, преследующие одну цель, чье эго только на первый взгляд в корне различно. Ромм абсолютно не боится запутать зрителя в том, кто же из них альтруист, а кто эгоист, смешивая карты чуть раньше, чем на середине фильма, беспроигрышно доказывая, что не бывает одного без другого, а само подобное разграничение, может быть, втайне ожидаемое зрителем, невозможно ровно так же, как смерть человеческой мысли.

Советское кино 60-х, как Карибское море, полно жемчужин. Некоторые из них легко отыскать, за другими приходится нырять. «Девять дней одного года» - из тех драгоценностей, что не на самом виду. Несмотря на блестящий актерский состав – чего стоят хотя бы Баталов и Смоктуновский в заглавных ролях! – и громкое когда-то имя режиссера Ромма, сейчас этот фильм кажется незаслуженно забытым. Его редко показывают по ТВ – наверное, потому, что сложно его привязать к каким-то памятным датам (Дня физика-ядерщика вроде еще не придумали, или, по крайней мере, отмечается он не очень массово). Да и сама тема, что называется, не в «тренде» - нанотехнологии на дворе, какое кому дело до суеты вокруг прошловекового ядерного реактора…

На самом деле, конечно, кино вовсе не о физиках, иногда проявляющих себя лириками. И даже не об извечном конфликте между чувством и долгом. Это кино о фанатизме. Об одержимости. О страсти, которая может быть сильнее даже страсти к женщине – страсти к постижению нового. Страсти быть первым.

В традиции отечественной кинокритики было сводить основной конфликт фильма к противостоянию «правильного» ученого–практика Мити Гусева (Баталов) и «неправильного» теоретика Ильи Куликова (Смоктуновский). На самом же деле, об однозначности оценок говорить не приходится, и в этом одно из многих достоинств этого кино. Ведь оба главных героя – блестящи в своем роде, просто один – блестящий романтик, а второй – блестящий циник. Получается такая хрестоматийная пара, в которой можно увидеть своеобразный парафраз Ленского и Онегина. Один свято уверен в разумности человека и победе прогресса, ради которой стоит подвергать себя опасности, медленно, но верно набирая смертельную дозу излучения во время экспериментов на ядерной установке, добиваясь заветного потока этих чертовых нейтронов. Для второго же эти самые эксперименты – суть игра ума, повод в очередной раз продемонстрировать собственную незаурядность. Но авторы фильма - Ромм и сценарист Храбровицкий, написавший чуть раньше великолепное «Чистое небо» - не осуждают Куликова впрямую. Герой Смоктуновского показан в меру подонком в личных отношениях, но при этом он обаятелен и искрометен. А Гусев – отшельник, подвижник и едва ли не святой - своим истерическим служением работе доводит до белого каления жену Лелю, которая все мечется между Митей и Ильей…

«9 дней» были бы, наверное, просто хорошим «производственным фильмом» периода «оттепели» - если бы не лирическая линия. Неправильный любовный многоугольник - Он, Она еще один Он и Ядерная Установка – преподнесен здесь в стилистике французской «новой волны», и с соответствующим качеством. Сцена в ресторане, снятая как дуэль между Митей и Лелей с медленным круговым движением камеры, - завораживает, как танец, при том, что участники этого диалога-поединка статичны. Объяснение на переговорном пункте, когда Митя признается любимой, что фактически находится на грани жизни и смерти - нахватал радиации за время прежних опытов… Картинки из семейной жизни, в которых Лелю – не уступающую мужскому дуэту Татьяну Лаврову – швыряет от раздражения мужем до поклонения ему... Все это снято так сдержанно и просто, и вместе с тем, с таким гигантским внутренним напряжением, что производит эффект ядерного взрыва в коробке. Словом, здесь есть, что посмотреть, и есть, что посмаковать… И особенно хорош неожиданный открытый финал. Он так и не дает точного ответа на вопрос, что стало со смертельно больным Митей, но недвусмысленно утверждает - в конце концов, все-таки побеждает жизнь.

9 из 10

Этот фильм, как и всё творчество Михаила Ромма, на первый взгляд, чересчур пронизано идеологическими мотивами той эпохи. Поэтому современному зрителю сложно в его фильмах, да и во многих других советских картинах, узреть истинное предназначение освещения той или иной темы.

Я всегда, при просмотре картин советского времени, подвиги, поступки, отношения, горести и радости прежде всего отождествляю с человеческими качествами, человеческой душой, а не с идеологическими догмами и политическими взглядами.

Поэтому настоятельно советую всем зрителям, при просмотре таких фильмов, в персонажах видеть живых людей, а не политическую единицу. Вы же, когда смотритесь в зеркало, не ассоциируете себя всецело со своими мыслями и поступками с каждым действием правительства страны.

Но это применимо к фильмам, которые сняты именно про людей, где нет явного перебора в сторону догмата, так как в этих картинах уже гуляет смысловая пустота и псевдопафос. Уровень этого самого перебора все же каждый определяет по-своему.

В фильме 'Девять дней одного года' показаны именно люди, с большой буквы. Да ко всему прочему все эти учёные имеют определённые достоинства и недостатки, которые в свою очередь выросли из их общего повседневного занятия, а именно, безудержного стремления освоить атомную энергетику.

Так, например, Гусев, настолько предан своему делу, что ни себя не щадит, ни сотрудникам спуску не даёт, да к тому же уделяет внимание любимой жене только когда есть время, а именно, придя с работы ночью, подолгу смотрит на неё раз в день, когда она спит. Илья слишком умён и удачлив, поэтому с лёгкостью и ироничным цинизмом рассуждает о жизни и человечестве. Лёля преданно любит Гусева и поэтому, даже ещё до замужества, в ответ на его внешнюю холодность реагирует до умиления стервозно и кокетливо, что даже кажется, что актриса переигрывает, ан нет - это, собственно, героиня. Герои Казакова и Евстигнеева тоже скучать зрителю не дадут.

Также хочется отметить великолепную операторскую работу Германа Лаврова. Кадр почти постоянно в статике, но какой это кадр! Героика обыкновенного человека, бросившегося в безотчётном стремлении достичь призрачной цели-блага для человечества, и отчаяние этого человека при фактическом освоении лишь первой ступени всего того, чего добивался - вот, что должен был получить зритель при взгляде на экран, с чем оператор, на мой взгляд, блестяще справился. Чего только стоит разговор уже больного Димы Гусева с отцом - профиль старика на фоне деревянной горницы, лицо главного героя, отъезд по железной дороге, или же фигурка еле идущего главного героя но фоне гигантской стены атомных испытательных лабораторий. Такое не забывается. Символика просто зашкаливает.

Также в плюсах стоит то, что авторы заведомо не вставили в этот фильм традиционной советской надрывной музыки, тем самым оставив зрителя один на один с потрясающими эмоциональными моментами, такими, как, например, развязка истории с обманом после последнего неудачного опыта, да, к тому же, чуть разбавили трагедию и пафос данной темы забавными характерами учёных, в том числе, умильными отношениями и бытом Лёли, Димы и Ильи.

В общем и целом, великолепный фильм-раздумье советской кинематографической эпохи, где высказаны очень важные слова о смысле и цели человеческой жизни, которые и сейчас очень полезно правильно воспринять и усвоить.

Знаете, что просто поражает в этом кино? То, что оно было снято спустя каких-то 15-16 лет после второй мировой. И память о ней, и ее боль, и ее ужас стали скрытым стержнем фильма, явная суть которого - вера в человека, любовь к человечеству, абсолютно живой гуманизм и какое-то иррациональное знание: идеальный Мир возможен и достижим, более того, он дело рук человеческих здесь на земле. Представьте только, на дворе 1961 год. В хорошо обозримом прошлом сороковых еще делали подушки из женских волос, а из человеческой, в том числе детской, кожи – абажуры для ламп, а из костей – пуговицы, жгли людей, как дрова в печках, закапывали живьем, травили голодом…

Очаровываться людьми, видеть смысл, знать ответы, жить в свете идеала, верить в жизнь, создавать в искусстве счастливые утопии, «райских» людей, почти святых-подвижников после такого… Разве это реально? И тем не менее, Михаил Ромм снимает такое кино, идеальное и простое, ни минуту не рефлектирующее на тему: а достойны ли мир и человечество, чтобы отдавать за них жизнь, к тому же такую молодую и красивую, искреннюю и ясную, талантливую и прямую, как жизнь героя А. Баталова - Мити Гусева.

Когда-то Иван Тургенев в своей знаменитой речи «Гамлет и Дон Кихот» предложил довольно впечатляющую классификацию людей. Определяющим критерием стало их отношение к Идеалу. Постараюсь пересказать суть. Первые – гамлеты. Они Идеал ищут, не зная точно, в чем или в ком он, сомневаясь в поисках дорог к нему, ошибаясь, обманываясь, а другие – донкихоты – его нашли, с дороги уже не сворачивают – идут по ней прямо, честно считают, что не заблуждаются, выполняя жизненное задание без ошибок.

Кто-то скажет, что очень просто получить идеал уже готовым. У Дон Кихота Гусева это социализм, польза человечества, гуманная наука, «мирный атом» или нейтрон. Получить (вместе с господствующей идеологией) и потом уже не рассуждать о нем, не подвергать анализу. Признать за высшее и все.

Но как же быть с силой жертвы? Ему же ведь – идеалу этому - служить надо, жертвовать собой, живя от переливания до переливания крови и выслушивая от врача: «Еще одно облучение – и конец. И не возвращайтесь ко мне, помочь вам ничем не смогу…». Улыбаться при этом, смотреть на облученную подопытную собаку «святыми глазами» и говорить: «Ничего Джек! Мы еще повиляем хвостиком…». И писать перед страшной операцией в, возможно, предсмертной записке: «Если Илья раздобудет мне брюки, мы успеем махнуть в „Арагви“». И рисовать в ней трех веселых человечков, взявшихся за руки: Митя – Леля – Илюша…

Илюша (И. Смоктуновский) – Гамлет, скептик, гениальный ученый-теоретик, талантище, только в финале понимает, что донкихоты, быть может, и не ошибаются вовсе, не самообольщаются насчет спасения человечества, жизни не для себя. Ведь именно практик-романтик, лирик-физик Митя совершает гениальное открытие и навсегда оставляет свое смешное имя в истории. Гусь не звучит как вольт и ампер, да. Но разве Кихот звучало? Разве не подразумевали под этим словом когда-то просто шута, объект для насмешек?

Процитирую Тургенева, потому что лучше о Мите сказать не сумею:

«Что выражает собою Дон-Кихот? Веру прежде всего; веру в нечто вечное, незыблемое, в истину… требующую служения и жертв… Дон-Кихот проникнут весь преданностью к идеалу, для которого он готов подвергаться всевозможным лишениям, жертвовать жизнию; самую жизнь свою он ценит настолько, насколько она может служить средством к воплощению идеала, к водворению истины, справедливости на земле. Нам скажут, что идеал этот почерпнут расстроенным его воображением из фантастического мира рыцарских романов; согласны – и в этом-то состоит комическая сторона Дон-Кихота; но самый идеал остается во всей своей нетронутой чистоте. Жить для себя, заботиться о себе - Дон-Кихот почел бы постыдным…В нем нет и следа эгоизма, он не заботится о себе, он весь самопожертвование - оцените это слово! - он верит, верит крепко и без оглядки. Оттого он бесстрашен, терпелив, довольствуется самой скудной пищей, самой бедной одеждой: ему не до того. Смиренный сердцем, он духом велик и смел; умилительная его набожность не стесняет его свободы; чуждый тщеславия, он не сомневается в себе, в своем призвании, даже в своих физических силах; воля его - непреклонная воля».

Замените „набожность“ на веру в социализм, замените „самую скудную пищу, самую бедную одежду“ аскетизмом и воздержанием, отсутствием отпуска, отдыха, каких-либо развлечений и проч., и получится Митя Гусев. Райский тип, святой из истинно русской (тургеневской в данном случае, а не сервантесовской) мечты-сказки об идеальном человеке, которая, конечно же, одних обольщает и обманывает, а потому охлаждает, других же горячит, прибавляя надежды и энтузиазма.

Мне – теплохладной – смотреть на столь горячих людей было как-то не по себе. Ведь у меня, к несчастью, совершенно нет поводов сказать:

«Колите меня, рыцарь, но да не послужит моя слабость к уменьшению славы Дульцинеи; я все-таки утверждаю, что она совершеннейшая красавица в мире»!

Я, конечно же, слышал о таком режиссере как Михаил Ромм. Только вот с его творчеством знаком не был. О его творчестве я слышал, что оно, как говорится, очень «замороченное». Правильнее будет конечно сказать, что его картины очень глубокие. Это тот тип режиссера, который никогда не снимает «прозрачные» фильмы.

Девять дней одного года – это фильм, который рождает в голове огромное количество мыслей. Кино, которое заставляет задуматься о жизни. Жизнь – это борьба. Борьба во всем и со всеми. Безусловно, каждый увидит в этой картине что-то свое и поймёт её по-своему. Я понял именно так. Ведь главный герой – учёный физик – стремится к своей цели, несмотря не на какие опасности. Даже смерть его учителя и проблемы с его здоровьем не могут остановить его. Он все равно борется и верит, что эксперимент удастся. Позже он будет бороться со смертью, и тоже будет верить до последнего.

Также в этом фильме очень ярко выражается преданность делу, которая порой доходит до фанатизма. Герою не нужны какое-то признание или слава и к каким-либо материальным благам он относится скептически. Главное для него –это цель. И ради её достижения он готов абсолютно на все. Кстати, это также рождает такое понятие как эгоизм, который отражается на близких людях.

Актеры сыграли просто замечательно! Алексей Баталов, Иннокентий Смоктуновский, Татьяна Лаврова. Эти люди прекрасно воспроизвели своих персонажей на экране. Лаврова очень понравилась в сцене, когда её героиня узнает о том, что её муж получил последнее облучение и падает перед ним на колени. Эта сцена просто замечательна!

Кстати, смотрел я этот фильм из-за Евстигнеева, который играет там роль второго плана. Но, все равно, увидеть его на экране было приятно.

Концовка фильма также немного шокировала. Ожидал разные варианты, но фильм закончится тогда, когда этого совсем не ждешь.

8 из 10

-Стоит ли это того, чтобы отдавать свою жизнь?
-Да, стоит.
-Может, зря всё это открыли? Кому это нужно?
-Нет, не зря. Когда-нибудь люди скажут нам спасибо. Кроме того, мысль остановить нельзя. Даже если вдруг забыть всё что сделано, всё равно, те, кто будет жить после нас, пойдут той же дорогой.

***

Девять дней одного года. Девять дней, меняющих жизнь. Девять поворотов в судьбах и душах людей, двигающих прогресс. Девять дней надежд и побед, девять дней поражений, разочарований и обид.

Гусев и Синцов, два ученых, удачно поставивших опыт, оказываются в результате облученными, но это не остановит их, они продолжат свою работу во что бы то ни стало. Митя Гусев будет снова и снова ставить свои опыты уже без старшего товарища, получившего смертельную дозу облучения; вселяющая надежду маленькая победа будет сменяться поражением, но он будет продолжать, мысль остановить нельзя...

Любовная линия в картине играет второстепенную, побочную роль, она призвана подчеркнуть одержимость Гусева работой, опытами, наукой. Семейная жизнь не имеет для него значения, Леля в чем-то права, упрекая его что она ему не нужна и он ее совсем не замечает.

В ленте совершенно замечательные диалоги, философские, жизненные;каждый кадр, каждое мгновение имеет смысл и значение.

На одном из сайтов был такой комментарий:'По культуре страны, в частности по фильмам, можно проследить идеалы общества, то, чем живут люди в тот или иной период.'Девять дней одного года' -- беззаветное служение своему делу, подобно тому, как фильм 'Гараж',например, является зеркалом общества 80-х годов.' По-моему, точно подмечено.

10 из 10

“Я надеюсь, что, преодолев опасности, достигнув великого развития во всех областях жизни, человечество сумеет сохранить человеческое в человеке”

(с) А. Д. Сахаров

Для меня, как для человека преимущественно гуманных взглядов на мир, это высказывание величайшего академика СССР является ключевым в развитии человечеством атомной физики. И я поначалу хотел, чтобы фильм “Девять дней одного года” Михаила Ромма, которому я сейчас посвящаю своё внимание, приблизительно в том же духе раскрыл данную проблему… Но, возможно, и зря! Будем разбирать.

Заострю внимание на блестящем актерском составе, принимавшем участие в создании картины. Это талантливые актеры Алексей Баталов, Иннокентий Смоктуновский, Татьяна Лаврова и, разумеется, Евгений Евстигнеев. У меня не было никаких сомнений в том, что игра актеров будет соответствовать критериям исполнения того времени – абсолютно безукоризненным, потрясающим. Алексей Баталов в непривычной для себя роли открывается зрителю человеком с четкой позицией, направленной на достижение важной для него (и не только) цели, не взирая даже на, казалось бы, самые серьезные для него последствия, однако, в то же время, и человеком, сохраняющим в себе то непостижимое чувство юмора и радость жизни, которому остаётся лишь восхищаться. Герой Иннокентия Смоктуновского также предстаёт перед нами в непривычном образе, который демонстрирует его скептическое и ироничное отношение к жизнеустройству и дальнейшему прогрессу человечества. Нелегкое бремя сожалений в фильме выпало, наверное, на героиню Татьяны Лавровой, ставшей ключевым звеном эмоционального восприятия того стремительно развивающегося периода ошеломительных открытий в области Большой Науки. А вот небольшая роль моего любимого актера советского кино Евгения Евстигнеева – очень приятное дополнение рационального взгляда на несбыточные мечты обезумевших физиков-романтиков, которые при этом сами являются симбиотическими элементами сбалансированной гармонии мира, построенного Михаилом Роммом в фильме.

Тут, кстати, также следует упомянуть, что беседы героев Алексея Баталова и Иннокентия Смоктуновского являются своего рода аллюзией на тему известного спора двух персонажей И. Гёте: Фауста и Мефистофеля. Фауст воплощает неукротимость человеческого разума и его ориентацию на дело, который и говорит: «Сначала было дело». Мефистофель же осторожно старается ввести его в заблуждение, прося сказать: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!».

“Девять дней одного года” Михаила Ромма – это, попросту говоря, отражение реальности атомной эпохи, которой в ту пору проникается советская интеллигенция. В фильме на самом деле охвачено множество важнейших жизненных проблем. Здесь вам и бесконечные споры людей различных нравов, лириков и физиков: одни взбираются по воображаемой лестнице на небывалые высоты в своих неосуществимых планах, связанных с покорением Вселенной, другие же их старательно спускают обратно, опровергая их и без того ни на чем не основанные теории категорически серьезными доводами. Здесь вам и тема неразделенной любви, которой, правда, уделено не столь много экранного времени, однако абсолютно безжалостной в том понимании, как она представляет участь некоторых женщин, склонных к самой что ни на есть искренней сентиментальности. Здесь вам и демонстрация тотальной разницы людей, неотрывно связанных с наукой, и людей, никоим образом не связанных с ней; достаточно просто вспомнить “Седьмой день” – “нет, бать, каждому в жизни своё…».

Подводя итог, я хочу сообщить, что в первую очередь просмотр фильма “Девять дней одного года” будто бы дал мне некоторое понимание того времени, в котором я никогда не жил. Кроме того, благодаря работе Михаила Ромма, мне стала необычайно интересна культура атомной эпохи не только в рамках советского, но и всего остального мирового масштаба. То, как человечество это всецело воспринимало на начальных этапах, как тогда казалось, поистине фантастического научного прогресса.

9 из 10

'Девять дней одного года' - непревзойдённая работа Михаила Ильича Ромма. Картина повествует о работе ученых. В центре внимания - увлеченный своим проектом молодой физик, уже получивший опасную дозу излучения. Он работает, каждый день подвергая себя опасности получить летальную дозу рентгена.

Картина имеет необычную структуру, которую можно определить из названия: зритель видит 9 непоследовательных дней года работы из жизни физиков. Примечательно, что именно благодаря осуществлению этой идеи мы можем наблюдать самое главное в их действиях, оставив рутину за кадром.

В фильме отражена эпоха тех годов, в которые он создавался: противостояние физиков и лириков, высокое положение деятелей науки в обществе, поощряемое государством. Доказательством этого тезиса может служить наличие у главного героя автомобиля. Из кинокартины можно понять, что физики - не те, кто сутками сидят в лабораториях, паяют, производят вычисления и проводят опыты. Мы видим героев не только за работой, которая, кстати, показалась мне очень интересной, ведь в школе мало говорят о том, как и какой ценой совершались открытия - люди отдавали жизни на благо общества, но также и их личную жизнь, коммуникативные навыки, умение применять свои знания в разговоре. Примером может послужить сцена за столом, когда один из гостей посчитал дейтерии в стаканах нарзана или спор о возможности человека покорить галактику, вырвавшись за пределы солнечной системы (в котором, кстати, один из гостей на салфетке посчитал, что масса топлива для данного действия будет больше массы Земли). Это, наверное, доказывает, что спор лириков и физиков попросту неуместен, ведь благодаря вторым цивилизация не стоит на месте: ежедневно улучшается качество жизни общества. Но без первых это общество не может существовать, ведь человек биосоциален. Кинокартина передает атмосферу общества интеллигенции - все их диалоги, споры, шутки погружают зрителя в приятную обстановку ностальгии по времени, в котором зритель, вероятно, даже не жил.

Я считаю, что фильм вышел удачным - особенно удачным для 1961 года, когда государство полагалось на интеллигенцию в дальнейшем развитии. Действительно, учёные играли огромную роль. Этим фильмом режиссер донес несколько важных идей. Интеллигенция остаётся частью общества: эти люди также имеют личную жизнь, испытывают чувства и эмоции, собираются и отдыхают вместе. Но также они работают не покладая рук, ежедневно подвергая себя опасности - и все это на благо государства и человечества в целом.

Мне очень понравился фильм 'Девять дней одного года', и, пожалуй, я порекомендую его к просмотру. В нем можно найти добрый юмор, личные переживания персонажей и мотивацию трудиться для высокой цели.

«Девять дней одного года» по праву считают одним из ярчайших представителей советского «оттепельного» кино. Все черты жанра налицо: дискуссионность проблематики, искренняя вера в «новый» коммунизм и светлое будущее, почти апокалиптичное ожидание войны (и да, это вместе отлично сочетается; кто не верит, тот просто не смотрел кино шестидесятых), герои-ученые, интеллигенты, представители нового поколения… Цензура, в конце концов – хоть и менее беспощадная, чем у «Заставы Ильича», но всё-таки присутствующая в конечном варианте фильма. И режиссер – не из молодежи шестидесятых, но воспитавший большую её часть: Тарковский, Чухрай, Шукшин, Кончаловский, Абуладзе… И сюжет – на ультрасовременную (тогда, в 1962) проблему управления атомной энергии. Такой фильм просто не мог не стать гимном целого десятилетия – но, как это бывает с по-настоящему великими работами, «Девять дней одного года» своей проблематикой укладываются не только во временной период этого десятилетия.

А вот о чём он – совсем другой вопрос.

Иногда совершенно нет необходимости отвечать на этот вопрос: ну какая разница, о чём, если фильм завораживает своей атмосферой, своим артистизмом, стилем или темпоритмом, если идея его очевидна, а хорош он чем-то, помимо неё… Но в случае «Девяти дней» обходить этот вопрос очень и очень сложно. Не потому что основной конфликт проговаривается прямым текстом в любых совместных сценах главных героев, но потому, что общая тема находит внутри сюжета десятки различных преломлений, делая неловкой любую попытку рассуждать о ней. Ну вот скажешь, допустим, что это фильм об Идее, но – о какой идее? Как она трактуется разными персонажами? Как она преломляется от новеллы к новелле? Как её трактует главный герой, и нет ли точки зрения, дискутирующей с его позицией? Насколько вообще Идея требует человеческих жертв и стоит ли она того?.. Ни Михаил Ромм, ни сценарист Даниил Храбровецкий не решают треклятый вопрос «а стоит ли идея человеческой жизни, даже отданной добровольно»; это делают персонажи истории, но – каждый сам для себя.

И это правильно. И это создает необходимый конфликт: напряженный, драматичный, умный, очень жизненный. Где одинаково понятны и возвышенный тихий идеалист Гусев, и скептический жизнерадостный умница Илья, и Лёля, запутавшаяся в своих отношениях, амбициях и желаниях. И папа Гусева, который просто хочет, чтобы с сыном было всё хорошо, он был счастлив, и всё у него было в порядке. И Сенцов, по-ребячески безрассудно отдавший свою жизнь за науку и даже перед смертью не перестававший работать. И медсестра, строгая женщина, по всей видимости, считающая всех этих ученых неразумными детьми, самоотверженно приближающих себя к смерти. И директор Бутов, беспокоящийся не только за престиж института, но и за своих сотрудников. И случайные физики в блистательном исполнении Евстигнеева и Козакова… Вся эта галерея портретов абсолютно разных людей, но таких понятных и по-человечески родных, создает сложную смысловую вязь, то подтверждая правоту главного героя, то, напротив, ей возражая – но не прямо, не декларативно, почти мимолётом. Не так часто встретишь сюжет, который бы работал на всех уровнях, «выстреливал» в каждом эпизоде, в каждом фоновом персонаже, не нарушал бы собственной целостности и единости.

И нет ничего страшного в отсутствии правильного ответа на поставленный фильмом вопрос и единой трактовки понятия Идеи и Долга. Ведь вся правда заключается в том, что в жизни, как и в науке, и в искусстве, торжествует плюрализм мнений. А к чему оно приведёт… да чёрт знает, к чему оно приведёт.

Почему я никогда не любила сссровские фильмы? Почему всё, что так мило сердцу большинству граждан и что называется у них «душевным кино», вызывает у меня максимум снисходительную улыбку? Всё, что показывают по телевизору в выходные и праздники. «Ирония судьбы», «Девчата», «Максим Перепелица». Всё по сути – ни к чему не обязывающие лёгкие фильмы, рассчитанные на обывателя. Обычные житейские заботы, всем понятные истории, карикатурные персонажи на заднем плане, чтобы было над чем посмеяться. Советскому гражданину не о чем думать, он и так живёт в идеальной стране. Советские фильмы должны нести в себе отдых и позитивные эмоции.

Вопрос в никуда: чем это отличается от того, что мы наблюдаем по телевизору сейчас?

«Девять дней года» поразил меня прежде всего тем, что вызрел в советских умах аж в 61 году, да ещё и остался на плёнке в поразительно первозданном виде. Каким-то чудесным образом его миновала идеология, цензура и штампы Министерства Культуры. Никаких вам комичных Шурочек, собирающих по тридцать копеек на очередной юбилей; никаких героев-любовников весной на заречной улице; никаких стахановцев, рвущих жилы на заводе во имя коммунизма; никаких воодушевлённых комсомольцев, говорящих громкие речи с табуретки в летнем лагере. Фильм словно снимался людьми, в голове которых чистая мечта о светлом будущем ещё не обросла уродливыми реалиями. Ведь если отбросить всё и оставить только МЫСЛЬ – что такое коммунизм, как не прекрасный новый мир?

Неподдельный энтузиазм создателей и минимализм в построении фильма придают ему черты футуристической утопии – с точки зрения того далёкого 61 года – и сразу как-то легче становится представить себе, почему вся страна жила и двигалась в едином ритме. С одной стороны, «Девять дней одного года» могли появиться в каком угодно году (даже в 2010, только учёный работал бы на заводе с другим названием), и в этом его прелесть, его универсальность. В фильме изображено то, что было и будет всегда: человек с несгибаемой волей, с единственной целью в жизни. Преданный искатель истины, первооткрыватель Вселенной. Даже если дело его жизни окажется лишь первым спотыкающимся шагом по неровной поверхности новой науки, он будет идти дальше, пока не умрёт. И перед смертью ни разу не пожалеет о том, что не посвятил себя семье и не наслаждался жизнью так, как другие. Такие люди есть всегда, именно они – а не медведи, как поётся в одной известной песенке – вертят земную ось.

С другой стороны, именно в СССР такой человек виделся ещё как мираж, идеал, к которому надо стремиться. Именно в 61 году его можно было изобразить без «отягчающих обстоятельств», без цинизма и без бытовухи. Мимолётное виденье, гений чистой красоты.

Некоторые черты, не замеченные мной в других советских фильмах: разорванное повествование, нестандартный любовный треугольник, живые диалоги, внутренняя речь (жена на кухне), изобретательная операторская работа. Плюс ко всему, ленте очень к лицу чёрно-белая плёнка, придающая стройности и некой целенаправленности. В результате – чуть меньше двух часов истинного удовольствия и желание лучше узнать советский кинематограф.

8 из 10