Первый раз стою перед таким сложным выбором - написать положительную рецензию или облить фильм 'помоями', но не написать ничего в адрес этого фильма, означало бы присоединиться к 'заговору молчания'. Кто уже посмотрел 'Торжество', поймет о чём речь.

По-моему Пифагор сказал 'берегите слезы ваших детей, что бы они могли пролить их на вашей могиле'. Так вот, на могиле главы семейства в этом фильме, не будет пролито ни одной слезинки, потому что их 'запас' давно исчерпан, еще в раннем детстве. Это фильм-провокация, выносящий на публику 'грязное бельё', свиду благополучного, буржуазного общества. В нем нет, привычных для кино, героев и антигероев, тут только преступники, их жертвы и статисты. Картина о проблеме сексуального насилия в семье.

Быть может кто-то скажет мол - Зачем вообще об этом говорить?! Авторы фильма (как и я лично), считают что молчать- равносильно участию во всей этой вакханалии. Тема психических недугов очень часто поднимается и разнообразно обыгрывается в кинематографе, а вот о том, что общество или его отдельные представители, больны морально, как правило, стыдливо замалчивается. Многие обыватели заблуждаются когда думают, что насилие над детьми совершают только психически ненормальные. Это не так. Большинство насильников и извращенцев здоровы с точки зрения психиатрии, но больны морально. Это не одно и то же. Западное общество всерьез задумалось над этой проблемой когда в Великобритании к пожизненному заключению был приговорён педофил-миллионер. Его жертвами стали 3 тыс. несовершеннолетних подростков. Режиссер 'Торжества', как виртуозный хирург, вскрывает этот 'запущенный гнойник' на теле современного общества.

Фильм очень сложный для восприятия, он не для всех. Смотреть или нет это острое и неприглядное, но очень правдивое зрелище, выбирать только вам.

Фильм 'Торжество ' словно из разряда 'случайные съемки ', создается впечатление, что снят на домашнюю видеокамеру, при просмотре кажется, что это действительно чье-то домашнее видео, думаешь, стоит ли смотреть чужие личные съемки?

А после просмотра остается грусть и удивление. Вот уж воистину - какие тайны скрывают взрослые люди? Мужчина, у которого не складывается личная жизнь из-за отца-педофила, девушка, покончившая жизнь самоубийством, потому что воспоминания не дают ей продолжать жить спокойно. Брат и сестра, уже взрослые, продолжающие жить и пытающиеся забыть то, что происходило с ними в детстве.

Фильм потрясает, он шокирует, заставляет переживать, это драма семьи. Больше всего меня удивила мать этого семейства, да, существуют больные люди, но молчать, встать на сторону своего мужа-педофила, я этого понять не могу.

Вспоминается сцена, когда главного героя после его шокирующего высказывания в адрес отца выгоняют из дома и привязывают к дереву как собаку. Заставьте окружающих поверить в то, что им кажется невообразимым и будьте наказны за то, что вы в меньшинстве!

Радует, что окончание фильма на более высокой ноте, высказав все, что кипело в течение большей части жизни, и отомстив, своим образом, за сестру, главный герой начинает новую жизнь. Думаю, мы все имеем право начать все сначала.

Торжество, но не праздник. Запечатленное действие с потенциально негативным оттенком. На День рождения седовласого масона со всех уголков мира съезжаются гости. Едва ли их можно назвать живыми людьми, они – мебель, природа, атмосфера, что угодно. Реакции заторможены, неестественны, внутри каждого беснуется демон конформизма. Единственные живые здесь – пара официантов да родственники именинника. Та еще семейка: нацист, жертва инцеста и педофилии, любительница беспорядочных межрасовых связей, «немая» жена (разговаривает светскими фразами либо поддакивает мужу). Еще одна дочь покончила жизнь самоубийством. Один из сыновей поднимает бокал, тост – торжество начинается. Трясущейся камерой, размытой гаммой, неудобными ракурсами, автор, как он сам позднее выразится, «проникает в сущность зла». А зло радо показать себя во всей красе.

Вновь (хотя хронологически впервые) Винтерберг из искры разжигает пламя. «Охоту» подсмотрел в заметках психиатра, «Торжество» подслушал на радио. Связь выражается даже не темой педофилии, она на поверхности; рваное, дерганое «Торжество» - во многом зеркальное отражение статной и плавной «Охоты». Ключевых инверсий, пожалуй, две. Герой пытается бороться или заставляет себя смириться. Аналогично с поведением окружающих: в первом случае они молча наблюдают, во втором яростно вступаются. Таким образом, базис у Винтерберга – это реакция жертвы и реакция толпы, отсюда выстраивается этика. Однако семья здесь все же в приоритете. Расхожее выражение про «скелетов в шкафу», намертво приклеившееся к «Торжеству», нисколько не отражает сути. Заглянув в этот самый «шкаф» мы не обнаружим никаких «скелетов», там пустота. Винтерберг не высмеивает лицемеров, никого обличает, он уничтожает, отрицает. Институт семьи разрушен, генеалогическое древо пропитано ядом от корней до кроны. Родители калечат детей – аксиома. Не зря в кадре постоянно мелькает дружная команда официантов – вы только посмотрите, даже у прислуги связи крепче, вот где семья! Подобная метафора напоминает одну из древнегреческих утопий, где дети были «общими», «государственными». Что же до социума, то «ритуал обеда» местным гостям-фантомам гораздо важнее педофилии, инцеста, суицида. Какая разница, кто умер, куда интереснее животрепещущий вопрос прожарки мяса.

Проблемы начинаются, когда встает вопрос о кинематографической системе координат, о положении Догмы N1 в ней. Винтерберг отнюдь не первопроходец, он использует выработанный участок, новая здесь только форма. А если что и роднит форму с содержанием в «Торжестве», то это бессилие, безнадежность. «Обет целомудрия», эти бесстыдные левые идейки догматиков, будто бы кино может снимать каждый бездарь – и ничего на выходе, потемкинские деревни, нагота, прикрытая фиговым листком «реализма». Правила Догмы – техника, инструмент и ничего более. Ручная камера не добавила новых смыслов, натурная съемка не всколыхнула застывшую семантику, антиголливудский пафос вышел дутым позерством, а система погрязла в противоречиях, разбившись о теорему Геделя. Впрочем, шансов у отцов-основателей было немного. Невозможно превзойти великих итальянцев и невозможно передать страдания мира поэтичнее модернистов. А вороватые постмодернисты давно тут как тут – слетаются черным вороньем, хищными клювами отрывая по кусочку от лучших образов, сюжетов, деконструируя все и вся. То есть, вообще некуда двигаться, тупик, пространство заполнилось, места заняты, даже на вдохновенный скандинавский бунт никто не обратит внимания – ха, да сколько таких было! Засуньте ваш «манифест» куда подальше! И что остается Винтербергу (с Триером)? Остается лишь биться в пароксизме иррациональной ярости, неистово сучить в воздухе руками и ногами. «Торжество» предстает истошным криком невиновного в смирительной рубашке, отчаянным плевком приговоренного к смерти революционера в лицо толстому жандарму. Общества нет, семьи нет, кино нет. Небытие торжествует над бытием. «Папа, ты должен уйти». Папа встает из-за стола и покорно уходит.

За закрытой дверью - обыденные реалии, в которые мы ввергаемся каждодневно, предпочитая думать, что если закрыть глаза, то действительность, разумеется, растворится.

Проблема контекста.

Проблема грани той правды, что выплывает из полумрака прошлого, и носит, прежде всего, локальный характер.

Догматизм является той базой, с которой простирается вся тирада взаимоотношений всех тех людей, что были собраны на празднестве дома Смешальских. Здесь Вы, быть может, найдете экзальтированные эпитафии об иррумации, нацисткие изыскания, явственность в виде 'failure to act' - и все это под обильным соусом сексуальной девиации.

Можно добавить, что обусловлено это было провалом эксперимент Милгрэма, что развалил всю восторженность и лоск сего светского пиршества.

Если разобраться и отринуть амбивалентное отношение к содержанию, то можно сказать, что 'Манифест' был полномерно выполнен. Все аллюзии, вся трактовка и игра - себя оправдывают. Судя по всему, картина вытолкнула на поверхность тот самый пресловутый постмодернизм, доведенный до абсолюта, со всеми его иллюзорными взглядами на истину чувств, любви и эмоций. Винтерберг же получил возможность, обнажить все то, что было скрыто за фасадами и солнечными бликами, что иронично поигрывались на сервизах данного дома. С уверенностью можно сказать и то, что в дальнейшем, ему будет довольно - таки многогранно сложно - обойти самого себя. А ему, все же, еще предстоит обыграть самого себя, в рамках тех правил, что были им установлены. Что, опять же, являет собой небезынтересный альянс содержательности формы и нарочито голой правды.

Впрочем, нам остается лишь развернуться и лицезреть.