В 1825 году А. С. Пушкин заканчивает трагедию «Борис Годунов». Трагедию новую, небывалую, удивительную. Один из поводов для удивления таков: это невозможно воплотить на сцене. Как осуществить хотя бы такую ремарку: 'Скачут. Полки переходят через границу'?
Что ж, теперь есть вид искусства, способный вместить в себя и кремлёвские палаты, и келью Чудова монастыря, и битву близ Новгорода-Северского, и безмолвствующий народ. Это кино.
Первую экранизацию сделали аж в 1907 году. Лежавший колодой в тени Гришка Отрепьев неожиданно вскакивал, а Пимен его успокаивал, тряся веником накладной бороды.
Прошло без малого 80 лет. В начале перестройки новую версию снял мэтр Сергей Бондарчук. И этот фильм повергает в шок с самых первых сцен.
Столько воды уже утекло, а всё осталось таким же, как в эпоху немого синематографа: тот же средний план, те же ненатуральные парики и то же отсутствие пушкинской атмосферы.
Но – обо всём по порядку.
С какими мыслями Сергей Фёдорович брался за эту работу? Ведь пушкинская трагедия – это не какое-нибудь условное «Ватерлоо». Это настоящая драматургия, которая требует осмысления. Что надо показать? Нарастание слухов (о Самозванце сначала разговаривает лишь несколько человек, а в конце его имя на устах у всей толпы)? Поединок Бориса с судьбой? Извечную тему «Россия – Запад»? У Пушкина есть и то, и другое, и третье и ещё много мотивов, которые можно так или иначе воплотить в кино.
На экране же шевелятся какие-то невыразительные лица, камера по-телевизионному наезжает на кресты и купола... К чему всё это? Зачем всё это? Нет ответа, нет напряжения, нет искры – идёт унылый и довольно топорный пересказ Пушкина. Единственный мотив, который Бондарчук муссирует с особой назойливостью – это мотив преступной власти. Его режиссёр решает не по-пушкински, а по-перестроечному, политикански. В результате во второй серии возникает сцена массовых репрессий, многофигурных колесований и пыток. Фокус в том, что такого не было ни в реальности (вообще-то пытают по одному, а не толпами), ни у Пушкина. «Тебя постигнет злая казнь: Такая казнь, что царь Иван Васильич От ужаса во гробе содрогнется», - говорит Годунов, но угрозы своей он не исполняет. Более того, когда Самозванец спрашивает у пленного, как идут дела в Москве, тот отвечает: «Всё, слава Богу, тихо». Но разве у Бондарчука бывает тихо? Кульминацией темы ужасов сталинизма становится сцена на Лобном месте, где на площадь въезжает телега, гружённая окровавленными политзаключёнными. Ну и финальный намёк – после показа безмолвствуюшего народа на глазах изумлённой публики падает колокол. На что намекает режиссёр-оскароносец, догадайтесь сами.
Внешне фильм блёкл. Снято невыразительно, будто это не экранизация шедевра, а репортаж для новостей. Работа художника вгоняет в ещё большую тоску. Иностранцы, приезжавшие в Московию, диву давались, насколько роскоши царского двора. У Бондарчука же все ходят в каких-то грязных халатах и уродливых шапках. Даже сам царь щеголяет в сиротских одеждах. Иногда, правда, на нём появляется парадный костюм, но и он какой-то странный (бармы застёгиваются не сзади, а спереди). Царевич Феодор шмотками обделён вообще, и весь фильм одет в пижаму. Некоторые моменты просто удивляют: в смету почему-то уложился огромный торт в виде Кремля (его появление крайне сомнительно, ибо торты стали печь в самом удачном случае спустя век), зато совершенно не обеспечен фонтан, возле которого происходит объяснение Марины и Отрепьева. Вся сцена разворачивается на фоне грязного, заросшего тиной пруда.
Хотя такая обстановка лучше всего подходит для такой актёрской игры. Лжедимитрий, к примеру, напрочь лишён обаяния и вообще каких-либо эмоций. Энергичный у Пушкина персонаж здесь превращён в чурку с глазами, периодически открывающую рот и бубнящую монологи на камеру. Столь же печальна актёрская игра всей труппы. Кстати, о кастинге. При таком богатстве персонажей, где есть, что играть, даже в ролях второго плана, актёрский состав «Годунова» поражает своей блёклостью. Ставка сделана на клан Бондарчуков - тут они засветились в полном составе, включая Скобцеву (хозяйка корчмы) и будущего создателя «Обитаемого острова» (решительно заваленная роль царевича). Остальные исполнители подобраны от лукавого: и уже упомянутый невыразительный А. Соловьёв (Самозванец), и А. Ромашин (Шуйский), и Р. Филиппов (патриарх), который является обладателем не только мощного голоса, но и целого шлейфа комических ролей («Будете у нас на Колыме…»).
А как быть с внутренним миром персонажей? Четвёртую серию «Войны и мира» украсило изображение метафизических снов героев. Что-то подобное Бондарчук делает и здесь – конечно, это «мальчики кровавые в глазах». Но… Товарищи, красть грешно. Видения Бориса подчистую слизаны с «Сияния» Стэнли Кубрика (только там возникали две девочки, а тут – один мальчик). Понятно, в СССР этот фильм не показывали, и плагиата никто не приметил – но разве самому мэтру не стыдно воровать? К тому же то, что так органично смотрелось в экранизации Стивена Кинга, в «Борисе Годунове» выглядит грубо и неуместно.
Самый же огорчительный сюрприз этого фильма – батальные сцены, непревзойдённым мастером которых Бондарчук слыл всегда. В «Годунове» мы видим лишь невнятную беготню. Кто кого бьёт, догадаться трудно. Дело усугубляется тем, что по полю брани постоянно носятся взад-вперёд совершенно безоружные люди. Кто это такие, опять-таки неясно. Так и выходит сумбур вместо музыки, и внятен оказывается лишь финал всех битв: пара-тройка статистов, лежащих в нарочито окровавленном снегу. Сами баталии стали худосочнее (со времён «Войны и мира» массовки явно поубавилось), зато выросло количество исторических ляпов (начать с того, что ни одна битва древности не проходила в метель и вечером, как это показывает Бондарчук).
Если «Война и мир» - шедевр, «Ватерлоо» - самоповтор, «Красные колокола» - неудача, то «Борис Годунов» - фильм откровенно плохой. Экранизация уникальной трагедии внешне ничем не отличается от «Демидовых», «России молодой», «Ярослава Мудрого» и прочих унылых псевдоисторических постановок 1980-х годов. Разве что элемент триллера… Так и тот украден.
Немного истории. В год выхода этого фильма произошло тотальное крушение позиций Бондарчука, его с позором прогнали из руководства Союза кинематографистов, а статью, посвящённую этому событию, назвали «Дохлый лев». Самое печальное, что, как ни прискорбна эта ситуация, фильмы позднего Бондарчука не могли, не могут и не смогут защитить своего создателя в глазах зрителей. В том числе, этот фильм.
1 из 10
