Пристань в предрассветной тишине. Укутавшись от холодного, влажного ветра, Ребекка то и дело оборачивается. Он обещал проводить. Не считая деда, Томми единственный дорогой ей человек и друг на этом побережье. Еще миг и паром отчалит, а в памяти на долгие годы останутся озаренные рассветными лучами дедушка, гигантская статуя моржа и... он, друг детства, так и не пришедший попрощаться. Девочку ждет далекая и загадочная Япония, уехав в которую, она, вероятнее всего, так и не узнает, в чем заключалась «задумка» друга, упомянутая им накануне.
Детская дружба... Взрослые чаще всего не воспринимают её всерьез, но иной раз такая связь намного сильнее, чем может казаться, особенно, если этот друг один единственный. Именно такая, почти детская привязанность и пара вопросов, заждавшихся ответов, спустя несколько лет уже повзрослевшую Ребекку снова приводят в прибрежный город её детства, в город, в котором из её родных никого не осталось, в котором её никто не ждет. Да это и не важно, ведь этот городок пропитан её воспоминаниями о крепкой дружбе и печальном, неопределенном моменте расставания, он пропитан воспоминаниями о Томми.
Дружба, ставшая любовью, трагическая и глупая смерть одного из влюбленных, а после иногда вполне обоснованные, иногда весьма странные поступки страдающего из-за потери — всё это уже было и не раз. Но все эти избитые сюжетные ходы в фильме «Чрево» являются лишь канвой, на которой вырисовывается огромная драма, а, может быть, даже трагедия одной маленькой женщины, которая, не смирившись с потерей, пошла ва-банк, положив на кон самое ценное, что есть у человека, - время. Благо в недалеком будущем наука преуспела в клонировании, доступном каждому желающему. Отчаянный поступок по-доброму глупой женщины, со всей свойственной ей импульсивностью, нету смысла осуждать — не впервой. А вот «слепой» расчет не без примеси эгоизма — ещё как! На что она рассчитывала? Что клонирует, выносит, родит и вырастит такого же Томми? Причем не Томми-друга, а Томми-любимого. Что он об этом никогда не узнает, что о нём никогда не узнают? В конце концов, какого отношения к себе она ждала?
Но даже учитывая список запоздалых вопросов, Ребекке, в удивительном исполнении Евы Грин, невозможно не сопереживать, заведомо зная, что её участь предрешена. Её безрассудная любовь сыграла с ней злую шутку, а заодно и с любимой «копией». Взгляд Ребекки, выносившей и родившей «нового» Томми, отнюдь не материнский, и даже не дружеский. Этот взор, скользящий по взрослеющему мальчику, переполнен спокойным внешне и сжигающим изнутри вожделением. Она растит не сына, а объект своего желания и однажды оборвавшихся мечтаний, но вслух так никогда этого и не признает.
Но ставка проиграна, и времени уже не вернуть. Бесконечно длинные ночи в мучительном одиночестве женщина коротает со своим преданным спутником, бессонницей. Её сознание, как плотоядный червь, уже давно подтачивает мысль, что любимый ею Томми не принадлежит ей, да и не принадлежал никогда. А в соседней комнате, за тонкой стенкой, очередная юная и ненасытная зазноба делит ложе с ее любимым. И пока Ребекка из последних сил пытается играть в «сыночки-матери», а Томми в упор не замечает очевидной фальши, тайна всё больше начинает выпирать, трещит по швам, норовит выбраться наконец из заточения в многолетнем молчании, сорвав «розовые очки» с псевдоматери и разув глаза псевдосыну. Несколько минут, чтобы наконец-то испытать желаемое, и лишь миг, чтобы осознать... Так кто же ты, Ребекка? Ты не мать, не любимая и даже не друг, ты всего лишь «чрево», обеспечившее жизнь мужчине, которому никогда не стать твоим.
Жить минимум до 120 лет, а в идеале вечно – под таким лозунгом в наше время создаются различные венчурные фонды, занимающиеся созданием «вакцины бессмертия». Именно возможность жить вечно волнует российских и зарубежных олигархов, многие из них инвестируют миллионы в частные лаборатории, желая как можно скорее получить таблетки от старости. Над похожей проблемой, только несколько с другой стороны, решил порассуждать венгерский режиссер Бенедек Флигауф, в очередной раз затронув тему клонирования.
В небольшом городке, расположенном на побережье Северного Моря, мы наблюдаем за отношениями двух детей Ребекки и Томаса. За короткий промежуток времени их охватывает неизвестная сила, та самая неуловимая искра, которая способна соединить людей. Дружба перерастает в невероятное чувство - детскую влюбленность. После учебы, Ребекка возвращается в родные края, встречает повзрослевшего Томми и влюбляется в него, увидев того же понимающего и волнующего ее сердце молодого человека. Разлука в 12 лет не имеет никакого значения, для них не существует временных преград. Они начинают вместе жить – счастливо, но недолго. Томаса смертельно сбивает грузовик и через некоторое время Ребекка обращается в «Департамент генетической репликации», чтобы возродить своего возлюбленного. Но она даже и представить не могла каким душевным мукам подвергнется ее жизнь, приняв такое решение…
Решение главной героини дать вторую жизнь интроспективному Томми результат скорее эмоциональной составляющей, зов сердца, нежели трезвое мышление. По ее мнению возможность клонирования – это уникальный шанс дать кому-то самый прекрасный дар – дар жизни. Ведь в «Чреве» данный вид размножения является частью повседневной жизни, тем не менее наполовину становится запретом. Клонирование сына или дочери считается нормальным, но воспроизведение бывшего любовника на свет воспринимается как эгоистичный поступок, хоть и Ребекка выступала с альтруистическими намерениями. В любом случае, это мир, в котором клонирование возможно, хотя и чревато социальными предрассудками.
Картина Бенедека Флигауфа изобилует естественной природной красотой, метафорично переплетая настроения героев с бушующим, тревожным морем и несмолкающим ветром, уносящим вдаль песчинки прошлой жизни. Такая неприятная и холодная атмосфера одиночества, отстраненности передается зрителям, проникая все глубже благодаря «молчаливости» фильма и отсутствия содержательных диалогов. «Чрево» довольно-таки интересно наблюдать, размышлять над этическими вопросами, анализировать, и попытаться понять множество идей, которые оно создает. Флигауф определенно создал нечто, что стоит особняком от всего остального.
Фильм, который в конечном итоге превращается в неутешительно стандартную мать/сын драму с Эдиповым комплексом и упором повествования Sci-Fi элементов, т.е. имеются расплывчатые ссылки на то, что другие клоны подвергнутся остракизму, спасает лишь чувственная игра Евы Грин (одна из ведущих актрис независимого кино), пронесшая через себя всю глубину, скорбь и раздирающие грудь тревоги эмоционально замкнутой Ребекки. Возможно, стоит клонировать фильм, в виде ремейка, чтобы такая необычная задумка воплотилась в соответствующее высокое качество.
Как прекрасно то искусство, которое не стремится нравиться, как хороша та картина, что и не собирается быть понятной, насколько завораживает то творчество, что вовсе не для людей, не для показов, не для восхищений и рукоплесканий. Все это потеряется под наслоениями великих, краеугольных и поворотных, останется незамеченным серой массой публики, будет обругано острыми языками критиков. Во всем этом нет и толики утилитарного смысла. Ни актуальности, ни монументальности, ни даже нравоучительности. Нам такое искусство ненужно. Оно антинародное, декадентское, снобистское. От него тянет горьким запахом ночного кофе, тяжелым дымом сотой сигареты, пылью и тленом темных комнат, заваленных этажерками старых книг, тусклыми окнами на страже одинокого полумрака. Таким авторам давно не интерес окружающий мир, его постоянные проблемы, творчество для них – форма отражения собственного сознания. А остальное, внешнее – такое скучное, такое насущное, такое настоящее и вещественное, что и говорить не хочется. Уж лучше уйти в мираж, выдумать себе конфликт, найти его решение и наплевать на зрителя, читателя. Это не наша реальность, а его – автора.
Трудно сказать, насколько венгерский режиссер Бенедек Флигауф соответствует описанному образу свободного асоциального художника, но его фильм «Чрево» явственно тяготеет к элитарному и сакральному. Пожалуй, он не только «не для всех», но и во многом для себя, то есть для режиссера. Впрочем, массовый вкус всегда считался эквивалентом вульгарности и неразборчивости, поэтому народному мнению такие ленты неподвластны. Но и попытки положить фильм на аршин киноискусства, посмотреть на него как на репродукцию реальности, запечатленное время, авторское высказывание все так же исчезают в гулкой пропасти эгоцентризма или чего-то еще. Ну нет здесь жизни, свежего воздуха и настоящих человеческих чувств. Сопереживать можно, но недолго. Внимание привлекает не изменчивость художественного ткани произведения, а какая-то нафталиновая странность поведения персонажей. То ли они такие манерные, то ли просто аутисты.
«Чрево» наполняет легкие безвкусным синтетическим запахом музейного хранилища. Оно пронизано временем: эпохами, культурами, памятью, прошлым, настоящим, забытым и затерянным. Но в отличие от времени реального – в вечном движении, самообновлении, неудержимом напоре, музейный подвал вмещает в себя время остановленное, насильно зажатое в стенах и ветхих предметах. Даже видимый простор моря, угадываемый шум бриза, соленая свежесть пространства обращаются в некий вакуум. Режиссер до предела «остраняет» мир, не наблюдает его, а воссоздает в своем сознании. Лишает зримого и знакомого, оставляя лишь собственную фантазию.
Приметы надменной художественности подстерегают в каждой секунде. Камерность, интимность происходящего подчеркнута, как надпись: «Не влезай – убьет». Почти все сцены построены на игре только двух актеров, комнаты непременно темные, а солнце постоянно прячется за облаками. Огромные глаза Евы Грин непроизвольно стягивают внимание зрителя, все больше гипнотизируя и по-прежнему «остраняя», нагнетая сюрреализма. От смертельного скрежета автомобильной аварии ее героиня не поворачивается в ужасе и не голосит страшным воплями, видя труп любимого. Это слишком по-настоящему, так бывает, так неинтересно. Эстетическая реальность картины противится всему материальному, для нее инородны откровенные эмоции. Поэтому огромные бездны опустошенных глаз Евы Грин смотрят страдающим взором икон. И все в нарочитой тишине, в медитации, в холодном созерцании. Запретная инцестуальная страсть проносится, словно вожделенное дуновение морозного колючего воздуха. Именно это чувство органично фильму, в нем чудится и ноющая, по-мазохистски возбуждающая боль и замирающее дыхание наслаждения. К чему же ведет Флигауф? Конечно, не к счастью – оно, как обычно, уныло, и не к надежде, оно попросту бездарно. А финал должен быть трагичным, но не вонзаться копьями патетики, а безжалостно саднить неизлечимой раной. Беспомощность, неотвратимость, фатальность бытия! Вот как надо. Экзальтированно, поэтически, метафорически.
Сюжет спекулятивный. Про клонирование человека и психологические последствия. Мальчик и девочка дружили так трепетно, так очаровательно, как только умеют дружить маленькие дети. Она зачем-то – неважно зачем – уехала в Токио. Через 12 или около того лет вернулась. Взрослая, он тоже вытянулся ростом, обзавелся щетиной. Но магическая, безмолвная связь между ними все также цела. Авария. Он умер. А она не выдержала горя и решила оживить свою не случившуюся любовь. Не помогло. Вывод: мертвую любовь никаким клонированием не спасти. Всем спасибо. Занавес.
Фильм манерный, нарочито искусственный, неестественно возвышенный. Такую картину впору назвать мертворожденной, гипсовой фреской, давящей тотальным эстетическим террором. Фильм смотреть не надо, он плохой. Но мне нравится.
« – Куда ты – туда и я.
– Нет, ты со мной не поедешь. –
Значит, и ты не поедешь.»
Любить так, чтобы весь мир существовал только в отдельно взятом человеке. Решаясь на смелые поступки и жестокие жертвы, принимая даже ненависть за награду, – лишь бы любимый человек оставался рядом. Венгерский режиссер Бенедек Флигауф ведет свое повествование в противоречивом фильме «Чрево» отчаянным слогом, в котором воедино сливаются бездушная хладнокровность и обжигающий кипяток страсти.
Первая англоязычная работа Флигауфа, рассказывающая футуристическую историю любви, похожа на безумный крик. Однако, этот крик не может прорваться через сковывающий его панцирь. Очень медленно и невыносимо профессионально выстраивает автор одну сцену за другой. Каждая из них – красивый умный кадр, снятый не случайно, но обдуманный и обработанный с особой хирургической скрупулезностью. Холодными мокрыми красками разливает режиссер-художник настоящее море необычного и неожиданного конфликта. Это море мятежно – и переплыть его без слез для зрителя вряд ли удастся.
… Влюбившись в одногодку Тома, семилетняя Ребекка вынуждена расстаться с ним и уехать с матерью в Токио. Спустя двенадцать лет девушка возвращается в прибрежный городок, чтобы снова быть с любимым человеком. Но из-за нелепой случайности Том погибает. Ребекка, ставшая косвенной причиной его гибели и смятенная от этого синтезом чувства вины и нереализованной любви, решается на смелый шаг: клонировать Тома, самостоятельно выносив и родив его. Девушка даже подумать не может, какую цену ей придется заплатить за этот поступок…
Текстовая гладкая структура сюжета «Чрева» очень похожа на манеру письма английской писательницы-фантаста Дорис Лессинг. Схожесть проявляется еще и в том, что фильм, в котором конфликт возникает исключительно из-за того, что события происходят в будущем, где клонирование человека – это, пусть и презираемая многими, но все-таки повседневность, исследует трагедию личности, но не посвящает нас в особенности и специфику новых технологий. Все то, чего достигли ученые, все то, к чему пришел из-за этого мир, – остается за кадром. Перед нами – женщина, которая решила вернуть к жизни любимого человека, и любимый ею человек, который и знает не знает, какую тайну хранит его «мать», и какие чувства она к нему испытывает.
Фильм снят без единого спецэффекта, но с беспощадными крупными планами и великолепными операторскими находками. Безжизненность и хладнокровность вдруг пощечиной сменяются сжигающим сердце пылом самых удивительных оттенков жестокости, нежности, отчаяния. Застывшая, словно замерзшая собака уступит место очаровательно крякающей игрушке динозавра, которая будет закопана буквально живьем. От улитки, которая видела вокруг себя только травинки, но так и не попала с Ребеккой в Токио, потому что Том проспал и не пришел ее проводить – осталась лишь одна раковина. А записка от Тома, которую Ребекка случайно обнаружила уже после смерти любимого, гласила: «Я буду ждать тебя столько, сколько придется».
«Чрево» – это фильм, который останется в вашей памяти. В некотором плане, это своего рода бенефис актрисы Евы Грин, исполнившей роль Ребекки. В определенной степени, мы имеем дело с экспериментом, происходящем на авторском, визуальном, повествовательном и структурном планах. У Бенедека Флигауфа получилось удивительно женское кино, в котором столкнулись бесконечная любовь с материнским инстинктом, а преданность встретилась лицом к лицу с извращением, как моральным, так и физическим.
И удивительное – «Чрево», рассказывающее нам историю трагическую, этически неоднозначную, заканчивается загоревшимся в темноте огоньком. Неслучайно, на жалобы маленького Тома, постоянно умирающего в компьютерной игре, Ребекка просто и мудро заметит: «А ты попробуй еще».
…Девушка на велосипеде проезжает мимо статуи моржа на пристани и белых заборчиков. Она останавливается, эта девушка в вязаной шапке, и начинает говорить с висящей рыбацкой курткой, с которой вода обильно стекает в серо-голубой таз. Ей отвечает мама мальчика, который был готов ждать девочку столько, сколько потребуется.
Теперь вы понимаете, что вас ждет.
Если вы встретили тут спичечный коробок, то в нем нет спичек, из которых можно высечь пламя, лишь засушенные временем улитки и записочки.
Нордическая лента основана на фрейдистских и футурологических мотивах. Клонирование само по себе имеет моральную проблематику, но в данную ситуацию добавлен еще и двойственный ролевой компонент. Главная героиня становится матерью любимого человека, рожденного наново. По шокирующему порогу эта арт-хаусная картина явно не доходит до «Антихриста» Ларса фон Триера, где на отшибе цивилизации исследуются опасная сущность женщины и говорящие звери, от чего страдает Уиллем Дефо и некоторые зрители.
Это медитативное, ракурсное кино. Такое, как фотографичный «Мех: Воображаемый портрет Дианы Арбус» Стивена Шейнберга. Ржавая лодка, на которой сидят разнотемпераментные дети, похожа на надкусанную, начавшую гнить грушу. Если что-то уже случилось, то это повторится. Так или иначе, возможно, в причудливых формах. Будь то человек, или его чувства, или его привычки. Колесница на спичечном коробке. У Ребекки в исполнении Евы Грин чувственность пробуждается очень рано, но редко когда проявляется. Все эмоции застывают у нее в глазах. 9-летняя Ребекка долго сидит в ванне. Она будет сидеть так и через 12 лет. Спустя еще 7 лет она сидит там с голым мальчиком, декламирующим ей стихи. Иногда она оборачивается медленнее, чем надо, и плачет морем.
«Я не знаю, кто я. Я не знаю, кто ты,» — говорит Томми, сыгранный Мэттом Смитом. Томми, который не чурается выражать собственные чувства. Пусть все повторяется, но каждый раз это происходит иначе. Причина, по которой ничего нельзя вернуть.
Фотографии в альбоме заканчиваются. Остаются пустые страницы, пустые воспоминания и море. Прилив-отлив. Холодный гребень волны. Другие двое будут бежать в синих куртках по ветру побережья.
У людей на фотографиях и видео нет возраста, они всегда будут такими, какими там запечатлены. Какими мы их помним.
Да, это классический арт-хаус. И это шикарный арт-хаус!
Завораживающий фильм! Захватывающий и погружающий в себя. И дело тут не в сюжете, хотя он и оригинален, но об этом позже... Режиссерская работа - просто на высоте. В фильме очень мало слов и диалогов - смысл и эмоции доносятся только посредством визуализации и звукового фона. Я давно не видела подобного. Такое ощущение, что воспринимаешь то что видишь на другом уровне - такой своеобразный '5d'-эффект...
Относительно сюжета... Это сложная тема. Неоднозначная. Спорная. Но клонирование будет - пусть не через пять или десять лет, но через четверть века - точно. Но для меня суть фильма даже не в этом. Главное, что пытается спросить у зрителя автор - где есть ГРАНЬ? Именно спросить - потому что ответ у каждого свой. Где грань в любви, где в самопожертвовании, где в науке. Почему любящая девушка решила пойти на отчаянный шаг и родить погибшего возлюбленного, а его мать была против этого и уговаривала отпустить? Кто из них любит его сильнее..?
Это не 'Шестой день', где клон появляется мгновенно в том же состоянии, как перед смертью. Это долгий путь нового человека. И тот Томми, который родился в результате клонирования не мог стать тем Томми, который нелепо погиб в автокатастрофе. '...Нет одинаковых перьев...и одинаковых снежинок'
Согласна со всеми ранее писавшими рецензии - фильм будет воспринят не всеми. В него нужно нырнуть и погрузиться, тогда он пройдет... иначе вы увидите только ржавые лодки, странных девочек и мертвых улиток...
Не соглашусь с мнениями многих, оставиших здесь отзывы, что кино сие - неоднозначное, да и едва ли не обозвавшие его пошлым и вызывающим отвращение. На мой взгляд кино о нежелании отпустить прошлое, о возможности сказать, что было недосказано. Главная героиня цепляясь за утраченное пошла на этот шаг. Возможно, надеясь, увидеть во взгляде 'сына' ту искру, что увидела в погибшем друге, но итогом стала новая потеря.
Кино не поднимает вопрос об этике 'за' или 'против' клонирования. Это вопрос отпадает уже в описании к фильму, в том, что нет запрета. Фильм об одиночестве, о поиске, и какой фильм, кроме как артхаусный сможет передать эту пустоту, терзающую человека при потере близкого. Даже инцест не смотрится чем-то 'из ряда вон...' на фоне этой обреченности.
Как много тоски в недосказанных фразах и отчаянных взглядах. Но даже на почве уникальных достижений медицины, неизменной остается мораль. И, в очередной раз я говорю спасибо мировому артхаусному кино за погружение в потемки человечской души.
После прочтения синопсиса, казалось бы, между этим фильмом и зрителем больше не остается никаких секретов – все ясно от начала до конца. Кроме того, лично меня, несмотря на желание его увидеть, все же терзали сомнения: тема клонирования, часто и давно встречающаяся в кино, продолжает вызывать у меня легкие мурашки, не говоря уже о более чем явном намеке на инцест. Тем не менее, любопытство и Ева Грин сделали свое дело.
Фильм, как и многих, поразил меня своей неповторимой и леденящей душу атмосферой, пасмурной красотой морского пейзажа, шумом моря в качестве музыкального сопровождения. Но «Чрево» привлекает не только внешними признаками. Каким-то образом эта гулкая тишина, нарушаемая лишь приливами и отливами волн, предельно подчеркивает и заставляет полностью погрузиться в происходящее на экране.
И можно практически осязать: трогательную привязанность маленькой девочки к своему веснушчатому приятелю; молчаливую решимость взрослой девушки, принимающей самое главное решение в своей жизни; обреченную уверенность зрелой женщины в своей правоте.
Возродить погибшего возлюбленного любой ценой, пусть даже в образе собственного сына – мысль эта - кощунственна, и никак укладывается в голове. Но решение это главная героиня принимает, не колеблясь, и не вдаваясь в вопросы морали и здравого смысла. Это - единственно возможное продолжение ее существования и она с готовностью подчиняет свою жизнь этому заранее обреченному предприятию. Дать ему снова жизнь – в ее силах, а остальное для нее не имеет значение.
По структуре своей, весь фильм здесь держится на игре главной героини, и Ева Грин в роли Ребекки показывает высокий класс. За минимумом реплик, в ее глазах можно прочитать весь широкий диапазон чувств, которые она испытывает к единственному человеку в своей жизни: одновременно и свою преступную любовь, и тотальное самопожертвование, страх будущего и обреченность настоящего.
Фильм из тех, что оставляют после себя ту пустоту, которая постепенно наполняется мыслями и вопросами, на которых трудно найти ответы.
Он чем-то чужд мне, мой сын, которого я ждала, как ждут любимого…
Strange he is, my son, whom I have awaited like a lover… - D.H. Lawrence
Что делать, если вы любите кого-то настолько сильно, что мысль о существовании без него причиняет физическую боль? Как поступить, если все вокруг говорят принять это и двигаться дальше, а жизнь дает шанс вернуть этого человека?
А ведь на самом деле помимо открытых возможностей клонирования, наша жизнь ничем не отличается от вашей. Со стороны, наверное, скорее покажется, что это не будущее, а альтернативная реальность. Но пусть клонирование и доступно для всех, оно по-прежнему не полностью принято обществом. В мире есть аббревиатура – NIMBY («not in my back yard»), что дословно означает «только не на моем заднем дворе» и относится к ситуациям, когда люди, кажется, не имеют ничего против какого-то явления, но предпочитают, чтобы на их жизни оно никак не влияло. Так и здесь – казалось бы, никто не осуждает такой выбор, но при этом матери прямо говорят, что не хотят, чтобы их дети «сталкивались с этими вещами лично».
Да, можно долго спорить об этичности репродуктивного клонирования. Можно рассуждать о копировании генотипов и фенотипов. Можно убеждать себя в том, что всё равно это будет немного другой человек – с несколько иными чертами лица, голосом, с другим ветвлением кровеносных сосудов и Бог весть чего еще. А можно не спорить, не рассуждать, не сомневаться. Можно просто вцепиться зубами в появившуюся возможность, дать себе еще один шанс на счастье.
Я встретила любовь всей своей жизни, Томми, когда в совсем юном возрасте приехала на лето к своему деду. Мы с Томми провели вместе несколько пасмурных и дождливых месяцев, и, поклявшись друг другу в вечной любви, расстались. Я уехала с матерью в Токио, чтобы жить на 72 этаже, и тогда это казалось лишь очередным увлекательным путешествием.
Когда я вернулась, мы сразу узнали друг друга. Мы просто посмотрели друг другу в глаза, и поняли всё без слов, несмотря на то, что прошли долгие 12 лет. Казалось бы, ожидание было не напрасным, но наш роман был недолгим, потому что в него вмешался случай. Оглядываясь сейчас назад, понимаешь, как нелепо и глупо всё произошло. Мы были разлучены, как казалось сначала, навсегда, но я не могла смириться с этим, и решила воспользоваться той возможностью, которую подкинула мне жизнь. Когда-то Дэвид Герберт Лоуренс писал о матери как о той, кто, потеряв любовь своей жизни, долго ждала этому человеку замену, но в итоге отдала всю нежность своему сыну. Так и я стала матерью для того, кто должен был заменить мне человека, которого я любила больше жизни.
Я не хотела уезжать оттуда. Почему? Просто эти места напоминали мне о моем потерянном Томми. А еще они как нельзя лучше соответствовали некой атмосфере моей меланхоличной любви к нему. Очень много воды – постоянный дождь и безграничный океан. Много неба. Много открытого пространства. Серый и синий цвет. И тишина. Редкие и часто ничего не значащие бытовые разговоры. Окружающая действительность была больше похожа на сон, чем на реальность. Иногда мне кажется, что другого мира я не знала никогда.
И весь этот мир оказался не так идеален, как я того ждала. Мой Томми рос, в то время как я неумолимо старела. Со временем он стал точной копией человека, которого я любила. И от того особенно тяжело было принять то, что это не Он, и что в жизни моего сына тоже появится женщина. Иногда я забывалась в общении с ним. Я так скучала по своему прошлому, так страдала и была сломлена внутри, что ситуация выходила из-под контроля. Я сражалась одновременно с не находящей выхода сексуальностью и душившей меня тоской, понимая при этом, что не чувствую от него отторжения моих эмоций и чувств.
Никто не знает, как и когда этому был бы положен конец, но произошло то, что заставило меня открыть правду. И если вы понимаете, что почти невозможно сказать ребенку, что он приемный, попробуйте понять, сколько мужества требуется, чтобы открыть гораздо более шокирующую правду, которая приведет к неизбежной развязке.
Нужно поместить себя в центр моей истории, поставить себя на моё место, чтобы прочувствовать и попытаться понять. Потому что со стороны получится только осуждать. Это не очередная вариация мифа об Эдипе, это неловкая жизненная ситуация, соприкоснувшись с которой, комфортно себя чувствовать у вас вряд получится.
До просмотра этого фильма я была обеими руками за клонирование, и мне казалось странным, что у нас приостановили работу по разработке процесса копирования людей. Ведь что может быть лучше, чем вернуть любимого человека.
И тут, посмотрев этот фильм, я совершенно четко осознала, что главная проблема тут - этическая.
Вправе ли мы менять предначертанную богом судьбу, если человек умер, не лучше ли оставить все так, как есть, и не бередить раны?
Главное героине-Ребекке (Еве Грин) предстоит нелегкий выбор, ведь она решила клонировать горячо любимого человека, для того, чтобы всегда быть вместе с ним. Парадоксальность ситуации заключается в том, что она вынашивает, рожает и воспитывает этого клона, то есть фактически она становится матерью своего возлюбленного. Ребекка изо всех сил старается проявлять к нему лишь материнские чувства, но ее с силой тянет к нему. Ей трудно противиться этому чувству. Особенно сложно становится Ребекке, когда Томми (Мэтт Смит) взрослеет и становится тем, кого она потеряла, он встречает Монику (Ханну Мюррей). И они начинают жить втроем.
Такая ситуация невыносима для Ребекки. Как мать она понимает, что не может вечно держать сына подле себя, но как любящая женщина она не хочет отпускать мужчину, ради которого она пошла на такие жертвы.
Такой выбор не под силу каждому.
Я думаю, Бенедек Флигауф пытается донести до нас одну мысль: призраки умерших людей не должны преследовать нас всю жизнь, если кто-то умирает, он должен жить в наших сердцах и не нужно гнаться за призрачной мечтой его вернуть.
