Страна огромная встала ранним утром двадцать второго июня сорок первого и не ложилась следующие четыре года. О тех, кто не спал из-за рвущихся под боком снарядов, рассказано было немало – история же Германа о тех, кто, не смыкая глаз, все ждал кого-то, целого или разбитого, главное живого. Город-призрак в средней Азии, военный Ташкент стал точным отражением Лопатина – человека-тени, удивленного, растерянного и щемяще-трогательного. Он безмолвно наблюдает за треснувшим у самого основания существованием, оставляя заметки на полях – точные, сочувствующие и бессильные. Бенефис Юрия Никулина венчает собой пирамиду актерских удач, среди которых усталая Гурченко, изможденная Васильева, напуганный Петренко и всполошенная Ахеджакова с не по годам взрослым сыном – выразительные черно-белые фотографии, где каждый оттенок приобретает особое значение. Вообще, весь альбом кажется вольной раскадровкой истории об уже немецком солдате (вот ведь ирония), потратившем свой двадцать один день без войны на лихорадочную погоню за канувшем в небытие миром.
Очевидная параллель с Ремарком обнажает сюжет не хуже злостного кинохулигана, раскрывшего тайну дворецкого. Век Лопатина начал обратный отсчет, но о времени умирать никому не известно. Скромный пир во время безжалостной чумы, когда чувствуешь себя гостем в своем же доме, где теперь хозяйничает щедрая на горе старуха. Есть, однако, особое обстоятельство: в этой божественной комедии под названием «жизнь», разыгрывавшейся на одной шестой части суши, актеры обладали недюжинным талантом и способностью к импровизации. Дело не только и не столько конкретно в Великой Отечественной – эта война не первая и не последняя – а в образе советского солдата, нет, советского человека, встречающего горести с воинственным смирением; воплощенное добро с кулаками, живущее не благодаря, но вопреки через не могу, не хочу и незачем. Здесь красный дух, здесь пахнет… ненавистным порохом, разжегшим огонь, дым от которого тяжелым смогом повис над растревоженным муравейником, где бытовые трагедии ужасны своей обыденностью. И с этим надо жить, или пытаться, или хотя бы делать вид. Геройство в миниатюре, едва заметнее подкованной блохи, не медалей ради, но чтобы продержаться. Кроткая храбрость и непоказное человеколюбие – это не лесть, это позабытая правда, частичку которой так хочется обнаружить и в себе, гордо перелистывая пожухшие фотокарточки истории.
Герман снимает живые, близкие к реальности по содержанию и изображению фильмы.
Их немного, но какие это фильмы!! 'Двадцать дней без войны ' - один из таких Настоящих фильмов.
Фильм не о войне как таковой, а о том, как в такие сложные моменты жизни люди способны видеть больше, чем несчастья и страдания, окружающие их. О том, что даже в такое тяжелое время чувства не остаются без внимания, а может из-за ощущения близости смерти становятся ярче и острее. Это фильм о любви.
Интересные диалоги, удивительная игра актеров, 'живая ' камера - всё это в комплексе не просто хороший фильм, а достойный пример того, как стоит снимать Хорошие фильмы.
Много слышал про этот фильм, но, каюсь, решил посмотреть только в связи с уходом из жизни Людмилы Гурченко. Что сказать, очевидный шедевр, не нуждающийся в комментариях, где ощущение войны не покидает ни на секунду, хотя чисто военных сцен-минимум.
ТАК передать столько оттенков переживаний героев и атмосферу военных лет лишь с помощью легких мазков, мимолетных деталей и коротких фраз может лишь истинный Мастер, каковым, без сомнения, является Алексей Герман-старший. К примеру, оброненные слова проводника 'Никакого жару нет, вместо угля-одна пыль'- уже говорит зрителю, как мне кажется, гораздо больше, чем несколько сцен военной разрухи, хороший уголь нужен паровозам, идущим на фронт, а на отоплении вагонов можно и сэкономить. И вся картина соткана из множества таких эпизодов.
В результате - непередаваемое ощущение подлинности, искренности, вовлеченности зрителя. Герман, как известно, перфекционист, поэтому и подбор актёров - безупречен, каждый - на своем месте и играет на вершине возможностей: начиная с Алексея Петренко, чей многоминутный монолог про измену жены, действительно задает тон всему дальнейшему повествованию, майор Лопатин - Юрий Никулин, уже немолодой, обстрелянный, познавший и горечь отступления и радость победы под Сталинградом - именно такой, как надо: немногословный, чуть замкнутый в себе, ведающий цену человеческой жизни на войне (для контраста показан молодой летчик, с упоением рассказывающий в сотый раз, как ему удалось на своём По-2 заманить немецкий самолет на сверхнизкую высоту, благодаря чему тот благополучно и разбился о деревья).
Неподражаема и Людмила Гурченко - мать-одиночка, которую покинул муж ещё до войны, ухватившая несколько часов 'простого женского счастья' с почти незнакомым Лопатиным... Конечно, это не любовь, а мимолётная симпатия двух одиноких сердец, что, без сомнения, только усиливает общее ощущение светлой грусти. Сцену прощания без взаимных обязательств и обещаний, с подчеркнутым переходом на 'вы' (все ведь взрослые и всё понимают - война) можно пересматривать бесконечно. Да что там говорить - это надо видеть!
Резюме: Одно из лучших творений признанного мэтра, абсолютный must see!
1942й год. Фронтового журналиста Лопатина (Юрий Никулин) отправляют в отпуск на 20 дней в Ташкент, где готовится постановка по его материалу. В Ташкенте Лопатину предстоит встреча с бывшей женой и новая любовь.
Почему бы в День Победы не посмотреть фильм о войне лучшего отечественного режиссёра? С такими мыслями я решил посмотреть картину «Двадцать дней без войны» моего Ленинградского земляка Алексея Германа.
Очень тяжелая и грустная картина о Великой Отечественной войне, рассказывающая, в основном, не о военных действиях, а о жизни людей, близкие которых на фронте. Показ войны с такого ракурса мне показался даже более точным в отношении состояния страны и людей в военную эпоху, и уж куда приятнее нежели ура-патриотически настроенные фильмы, где наши бравые ребята одной левой укладывают немецкие роты, причём с улыбкой, а немцы – куча идиотов, которые непонятно как за полгода дошли до Москвы. После подобных картин самому хочется поучаствовать в этой развесёлой мясорубке, а ведь ничего весёлого там нет даже близко. Ровно как и героические подвиги, возведённые в порядок ежедневных поступков советского солдата, тоже не являются точным отражением, а скорее наоборот, политической агиткой. В этом отношении куда более точным считаю картину «Тропы славы» Стэнли Кубрика.
Картина поражает уже с первых сцен, особенно впечатляет сильнейший и убедительный монолог Алексея Петренко в поезде, который задаёт эмоциональную волну фильма и всего состояния в военное время. В картине мы видим родственников военных, которые не могут дождаться писем, но продолжают оставаться людьми и как-то жить в этих страшных условиях.
Любой фильм Алексея Германа – это настоящий подарок для любителя кино, поэтому посмотрите обязательно этот сильный и пронзительный фильм, тем более сейчас такой важный для русского человека и очень трагический праздник.
Знаете, возможно я скажу то за что вы, уважаемые зрители, захотите меня распять и расшесть, но великий советский актер Юрий Владимирович Никулин у меня всегда ассоциировался с Чарли Чаплином, который также как «Семен Семеныч Горбунков» был человеком-эпохой. Почему именно такое сравнение? Ну смотрите – Юрий Никулин человек с добрым лицом и грустными глазами, который прославился, в первую очередь благодаря своим комедийным ролям у Леонида Гайдая. Причем характеры его героев были узнаваемы и близки сердцу простого рабочего человека, а потому когда по телевизору показывали фильмы с этим актером, то в голове сразу появлялась ассоциация, что старый друг зашел на огонек. Друг, с которым можно поговорить за жизнь и который не будет смеяться или иронизировать, а выслушает и скажет простые, но безумно добрые слова, что попадут прямо в сердце. И те же чувства вызывал Чарли Чаплин, чьи фильмы были смешными и в тоже самое время грустными, отчего создавалось ощущение, что перед нами не столько кино, сколько жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками. А теперь, если хотите, можете вешать, а если нет, то у меня будет время поговорить о нашем сегодняшнем госте, в котором Юрий Владимирович Никулин исполнил главную роль. Итак, это – «Двадцать дней без войны».
1942 год. Люди, что сидят в окопах, спасаясь от града пуль и снарядов, мечтают о доме, о том как они вернутся к близким и родным, как они возьмут на ручки своего годовалого сына или дочь, как поцелуют жену, как вернутся к мирной и спокойной жизни. Ведь должна же эта проклятая война когда-нибудь закончится? Ну а раз так, то что будет ждать солдата, что столкнулся с ужасами битвы при Сталинграде, получившего увольнительную на три недели и вернувшегося в родной город? Близкие и родные, что с нетерпением его бы ждали на вокзале, а увидев заключили бы в объятия и расцеловали, ведь он вернулся живым? Да, чаще всего все именно так и происходило, но историю, что произошла с майором Владимиром Лопатиным, трудно назвать обычной. Ведь несмотря на то, что герой Юрия Никулина возвращается в родной город его там никто не ждет. Друзья либо сейчас сражаются на передовой, либо и вовсе погибли. Дочери сейчас не до отца, своих проблем хватает. А что до жены, то она нашла себе мужчину посолидней, профессора о чем сообщила мужу в письме. И вот, Лопатин едет в электричке, взгляд его направлен куда-то за горизонт, а мысли в голове все сплошь мрачные и безысходные. «Зачем я здесь? Не проще ли мне быть сейчас на фронте, где все просто и понятно – вот друг, а вот враг и нет никакого двойного дна, да и окружающие люди не вкладывают скрытый смысл в то что говорят». И ответы на эти и многие другие вопросы герой Юрия Никулина, а с ним и зритель получит в конце фильма. Или не получит? Как знать.
И да, как можно догадаться из описания, фильм то перед нами достаточно нетипичный, но от этого не менее притягательный, так как показывает он нам, что и на гражданке, во время Второй Мировой войны все было не гладко и что многие семьи были порушены без того, что любимы сын/муж не вернулся с фронта. Впрочем, тут нет ничего удивительного, ведь Александр Герман в своих фильмах погружался во внутренний мир человека и герои его картин были сложными личностями с не менее сложной судьбой. И хороший тому пример беседа в поезде между героями Юрия Никулина и Александром Петренко. Вернее это даже не диалог, это монолог героя Петренко, который обращается не столько к Никулину, сколько к нам, к зрителю, ведь он не знает, что ему делать – жена изменила с другим, пока он был на фронте. И герой Петренко, в отчаянье, просит майора Лопатина написать письмо якобы от своего имени, где будут изложены все чувства к «изменнице». И герой Никулина пишет, ведь на душе у него самого скребут кошки и он сам на распутье. Вот только письмо то, так и не попадет в руки зрителя, мы так и не узнаем, что же такое написал майор Лопатин, но учитывая реакцию героя Петренко письмо попало в точку. И знаете, это правильно, что мы так и не узнаем, что же там было написано и нам остается лишь гадать и строить предположения, потому что некоторые вещи должны остаться в тайне, как… да, как содержимое чемоданчика из «Криминального чтива».
Впрочем, весь фильм является своего рода тайной за семью печатями и он дает надежду, но не ответы. Надежду для двух одиноких сердец, что встретились в поезде. При этом стоит заметить, что между героями Никулина и Гурченко не было любви с первого взгляда. Да что там, героиня Людмилы Гурченко и вовсе отнеслась к майору Лопатину с неприязнью, ведь ее отец тоже воевал, да только он получил тяжелые ранения и попал в госпиталь, а этот вон какой франт, домой едет к любящей жене и детям. Да только некуда ехать майору Лопатину. Герой Юрия Никулина остается одиноким будучи в толпе и даже новогодний праздник не способен отогнать горести и печали, что поселились в его сердце, а оттого героя Гурченка понимает, что встретила родственную душу, ведь она сама безумно одинока и растит ребенка одна. Да, между ними случается интрижка, но не нам их судить. А что же делать? А понадеяться на то, что и герой Никулина и героиня Гурченко переживут эту войну и смогут встретится в более спокойное время.
Не обошел Александр Герман и тему патриотических фильмов о войне, что снимались в то время. Естественно смотрел он на все это с критической точки зрения, но не потому что ему хотелось побрюзжать, нет вовсе нет. Просто тут дело в том, что в качестве консультантов приглашали военных офицеров, которые не были на фронте, а в качестве актеров – работников тыла. И оттого подобные фильмы в глазах режиссера выглядела сказками, а не былью. Прав ли он в своей критической оценки или же ошибался, забыв о том, что кино - это прежде всего искусство, а военные фильмы тех лет должны были давать людям надежду и веру в лучшее завтра, решать вам, уважаемый зритель. Я же скажу, что фильм получился сильным, интересным и самобытным. Так что коли вы любите военные фильмы, то посмотрите «Двадцать дней без войны».
Так… Об этом фильме я узнал на Ютуб-канале, который называется «Кинопоиск» в видео-эссе «Вся боль советской истории: Как снимал Алексей Герман». (Бесплатная реклама сайту «Кинопоиск» Ютуб-канала «Кинопоиск», не благодарите). Распинаться в излишних благодарностях с моей стороны – это моветон. Думаю, простого «спасибо!» будет достаточно. Сейчас видеохостинг под угрозой для нас… Но… не будем о грустном!.. В такой-то день!.. С поклоном ко всем, кто добыл Великую Победу, приступим!..
Итак, Алексей Герман!.. «Двадцать дней без войны»… Алексей Юрьевич Герман - режиссёр, не искупанный зрительским вниманием в наши дни. Что однако не мешает говорить о его профессионализме и его реноме как творца, имеющего уникальный и присущий не многим (а, быть может, что и только ему) язык киноискусства.
Созданная на 'Ленфильме' картина '20 дней без войны' будоражит мысли осознанием того, насколько в ней отображена война. Можно даже сказать война 'без войны'. Панорамных баталий если зашли посмотреть, - вам не сюда. Тут лишь чуть мы видим бомбардировки в начале, где-то в середине во время съёмки кино о войне в воспоминаниях прибывшего в Ташкент на побывку майора и ближе к концу миномётный (судя по всему миномётный) обстрел. Тут о другом! Тут мы наблюдаем, как Герман окунает нас в жизнь и быт страны во время общей беды прошлого столетия. Вот здесь иллюстрации всего. И разговоры о пережитом, и встреча матери и сына на перроне, и внезапная любовь - такая же исковерканная, как сама жизнь трагедией войны.
Военный писатель, майор по званию, журналист Лопатин, корреспондент 'Красной Звезды' по приказу главреда едет в Ташкент консультантом на съёмочную площадку, где намеревается сниматься фильм по его же сталинградским очеркам. Там же, уже на месте Лопатин посещает семью убитого сослуживца. Тогда же, в Ташкенте, он пьёт чай с водкой с бывшей женой и её новым мужем - там новогодняя уже царит атмосфера... Гости задают майору вопросы о том: как там фронте (удавалось ли стрелять, убивать и прочее). Но ещё по дороге сюда военкор пересекался взглядами с костюмершей эвакуированного в Ташкент московского театра - это собственно будет являться любовной линией данной картины.
Кинокартина Германа - это кино не столько сюжета, хотя он тут есть, сколько кино философских образов. Действующие лица, когда уже преждевременно закончилась спецкомандировка (7 дней туда, 7 дней обратно - вот уже 2/3 и прошло из 20 дней), как бы своими поочерёдными репликами-монологами озвучивают мысли-переживания об этой проклятущей войне. Наглядно это показано после контузии лейтенанта:
- Я думал, что уже - всё! (он говорил о чудо-спасении после того, как группа была атакована).
- Ещё только начало!.. (словно говорили уже иносказательно, и не ему, а нам, намекая на всего только ещё 1942-й).
И да, если до Кубани было недалеко, то до Берлина ещё ой как далеко (опять таки, расстояние представлено как время).
Юрий Никулин и Людмила Гурченко. Лия Ахеджакова и Ангелина Степанова. Алексей Петренко и, конечно, сам Константин Симонов... Процесс кипел, лента километрила. Худсоветы? Симонов был членом ЦК. И если сейчас деньги решают всё, то тогда кадры решали всё...
Как фильм сработал на меня? Я всего того, то, о чём написал, признал значимость. Но само время нынче таково, что неторопливый размер вкупе с где-то даже кажущимся нарративным течением уже не находят столько отклика в моём слегка обрусевшем сердце. Не сказать от себя, что фильм на века. Невзирая на маниакальное производство и воссоздание атмосферы и антуража, фильм хоть и является немаловажным, но теряет в динамичности. Вот как будто в форточку я наблюдал за происходящим. Но... Классика? Классика! Это знать надо? Это знать надо!
Склоняю голову перед подвигом предпредыдущего поколения за то, что так самопожертвенно ковали победу в этой войне! Да не померкнет их слава до скончания веков!!!
'А я думала: 'Да как так? Он там лежит, пошевелиться не может, а тут...''(c) Нина
Проникновенный монолог летчика-капитана в исполнении Алексея Петренко вгрызается в разум зрителя, убеждая и однозначно уверяя его в том, что слова, сказанные человеком на экране, все виденные эмоции - это не часть образа, грамотно созданного актёром под управлением режиссёра, а реальные чувства, рвущие грудь и сердце. Вгрызающиеся в плоть человека с одной лишь целью - выйти наружу. Подобному нельзя не поверить, невозможно не изумиться в самом начале фильма вместе с тем не спросив, неужто это всё было сыграно. Но фильм лишь начал раскрываться пред зрителем и калейдоскоп темных, монохромных картин продолжает свой путь, всё больше и больше не погружая зрителя в свои реалии, как то будет у Германа в дальнейшем, а скорее переходя со зрителем в доверительные отношения. Такие, при которых не возникает вопросов, насколько правдива картина, насколько правдоподобно играют актёры - это всё второе, третье, забытое.
Думать о подобном нет времени, ибо вот, перед тобой разворачивается кинохроника тех давно прошедших лет, столь проникновенная и глубокая, что нельзя отвлечься, нельзя пропустить что-либо, так как в каждом кадре Алексей Герман, как в каждом слове окончательного монолога 'Писем мёртвого человека', даёт некий сентенциозный совет, предостережение и наставление. Житейскую мудрость, столь важную для уже умудрённых людей, и столь же для них понятную. Но вместе с тем такую ещё иллюзорную для тех, кто не столь научен жизнью. Для тех, кто не может осознать понятие войны без присутствия самой войны в обыденном представлении.
Когда этот гегемон не нависает всё время над сознанием свистящими полетами бомб и искрами от пуль, попавших в металл танка. Когда он где-то далеко, где-то он за множество и множество километров от героя – трудно его вообразить. Но ведь вместе с тем он рядом, он здесь, он не то что близко, он прямо тут. В этом самом герое, в его окружении, во всём этом быте, который находится далеко от передовой, от фронта, но который заражён чумой, которая пятипалой ручищей с косой безжалостно косит жизни невинных людей. И вот идёт время и образ всё более целостно являет себя. Уже иначе, по-новому, но всё так же страшно.
Алексей Герман поступает очень хитро, внутри фильма на военную тематику демонстрируя процесс снятия фильма на военную тематику, притом делает он это абсолютно обоснованно в рамках истории. Подобное позволяет более действенно ощутить натуралистичность картины и вместе с тем оправдать главный род занятий главного героя, фронтового журналиста Лопатина (Юрий Никулин). Показывая контраст, перемежая это с воспоминаниями о рушащихся стенах Сталинграда, которые невзначай хоронили под собой людей, только-только живых и теплящих внутри себя надежду, автор ещё больше убеждает зрителя в естественности происходящего, ещё больше углубляет в истерзанное сознание героев, в неотступное ощущение надвигающегося конца. В который силишься не верить. И это даже получается: во взгляде фронтового человека, вещающего с трибуны о скорой победе, читается уверенность, читается сила и бесстрашие. И вот, потому, празднуемый новый 43-ий год уже кажется последним для этой безжалостной бойни, и руки работают скорее, и конец, взаправду, уже не настолько призрачен. История распоряжается иначе, но не её рассматривает Герман. Он рассматривает людей, один эпизод из их жизни, летописью передаёт не совсем четкий для непривыкшего зрителя сюжет, визуализирует его на экране, будто документально, воссоздает именно что двадцать дней без войны.
Эти двадцать дней дороже иной жизни, важней всех побед. В них было место и холодности, и теплоте чувств. Любви и расставанию. Негодованию и прощению. Слезам и радости. Эти двадцать дней в условиях такой далекой и такой близкой войны - целая жизнь. Именно жизнь. Как у Хемингуэя в 'Прощай оружие' жизнь на границах фронта Перовой Мировой для героя - палата санчасти, так и здесь для Лапатина - грязные улочки военного Ташкента. И после них, кажется, и умереть уже не жалко, однако уже более всего и не хочется. Лишь бы три взрыва загомонили ещё и всё стихло потом, дабы всем хорошо было - вот одно желание. А уж сбудется ли оно в дальнейшем и сам Лопатин знать пока не может. Просто верит. Хочет верить.
Советские фильмы о войне наполнены умершей честью, доблестью и горькой правдой. Главные герои всегда похожи друг на друга - это Мужчины и Женщины с большой буквы, на которых хочется равняться. Но ужасно то, что они настолько прекрасны в своем ощущении мира, что на миг хочется эту войну почувствовать просто для того, чтобы встретить такого человека. Его, наше родное, доброе, высокое кино - совершенно необходимо иногда смотреть. Разбавлять им свою жизнь, чтобы не потерять свои ориентиры и свою душу. А монолог Алексея Петренко - это шедевр в концентрированном виде. Даже невозможно описать, что именно в нем так трогает, потому что это так тонко, как только возможно. Браво и спасибо.
P.S - В главных ролях грустный, но веселый Юрий Никулин и неузнаваемая Людмила Гурченко.
Море, песок, пляжные зонтики. И рёв штурмовиков. Вместо отдыхающих - суровые солдаты в шинелях. Фильм «Двадцать дней без войны» насыщен подобными несовместимыми деталями. Это будто противопоставления войны и жизни.
- На людей еду посмотреть. Отвык, - сообщает Лопатин зрителю, глядя в окно поезда. Кто для него - люди? Быть может, те, кто не воюет, те, кто живет? - Анекдоты любите?
- Смешные - люблю.
Но после этих слов - рассказ героя Петренко, совсем не похожий на анекдот. Лопатин - это исповедальня. Всякий встречный считает своим долгом поделиться с ним самым наболевшим. Лопатин впитывает в себя чужие страдания, как будто у него недостаточно своих. Это очень сильный человек, это герой по-русски – правдивый, прямой, способный понять и принять каждого.
Он не уйдет от войны даже на двадцать дней, она едет с ним в поезде, заходит в гости к бывшей жене, заглядывает на киностудию. Кстати, любопытная деталь композиции - съемка фильма в фильме. Насколько все искусственно в мире декораций киностудии, настолько все реально в мире Лопатина. Этот герой – живой.
Война настолько глубоко проникла в жизнь, что стала частью народного сознания. Поражает речь пожилой женщины:
- Самолеты летят низко - значит, скоро придут наши.
Вот такие народные приметы. Вокруг так много страданий, что болевой порог у людей притупился:
- Хата у нас от немцев сгорела, а так все хорошо.
В сцене, где герой Никулина прощается с героиней Гурченко, оглушительно громко тикают часы. Время уходит. Двадцать дней на календаре Лопатина иссякают. Жить больше некогда, остается воевать.
Помните пляжный зонтик в начале фильма? Композиция начинает закольцовываться, когда за окном поезда мелькает грибок песочницы. За ним – зенитки, зенитки, зенитки. Режиссер сообщает нам: если такие вещи могут находиться рядом – с миром что-то не так.
Парадокс в том, что особых визуальных изысков тут нет. Скорее наоборот. Большая часть кадров затемнена. Кажется, что режиссер намеренно не выстраивал кадр — актеры могли заслонять друг друга, а точные планы скорее получались вопреки, случайно. Кстати, у исполнителей главных ролей Юрия Никулина и Людмилы Гурченко на двоих от силы 5-7 выразительных планов. Но Алексей Герман стремился к реализму. Ему видимо важнее насыщенной «картинки» было добиться хроникального эффекта, чтобы перенести зрителя по машине времени в то непростое время. Как итог мы получаем некоторую изобразительную бедность, но... при всем этом автору веришь. Речь в ленте идет о нескольких днях, которые военный журналист проводит в отпуске, вне войны. Тут будет и выступление перед публикой, и любовная история, и консультации во время съемок фильма, и несколько разговоров на повышенных тонах. Но происходящее представлено не как единая история, а как обрывки памяти — короткие разрозненные фрагменты. В них и утопает повествование — выхватываются разные люди, каждый откровенничает, и у всех своя непростая правда.
Чего только стоит, что бравый мужчина в форме признается, что ему бывало страшно. Было страшно под Керчью, было страшно в Сталинграде. Откровенно? Но наш герой не останавливается и когда у него спрашивают про решимость умереть на войне выдает нечто неожиданное: «Решимость умереть... Да это вообще из области самоубийства. На войне требуется не решимость умереть, а решимость делать в условиях, когда это грозит смертью, иногда неизбежной. А человек продолжает хотеть жить всегда».
Из уст настоящего героя Юрия Никулина, прошедшего войну и получавшего награды, эти слова выглядят еще более честными. Создатели будто понимали, как многие любители глянца отнесутся к этой ленте и думаю, что в качестве заочного ответа внесли гениальный эпизод со съемками. Став случайным свидетелем наш герой не стал молчать и указал, что на войне все не так. Не на всех каски... Да и многие другие нюансы подсказал. Но важно другое — штабной консультант возмутился и вступил в резку дискуссию. Ответ тут прост: «Вы на войне были?».
Потрясает и любовная история. В иных лентах о войне такие сюжеты высокопарны. А у Симонова с Германом все обыденно. Случайные встречи. Напряжение. Печаль в глазах. Весьма откровенная близость и никакой романтики.
Достойный фильм. Но мне кажется, что авторы в большей степени оппонировали браваде многочисленных военных лент, нежели развивали свое повествование. Они были без сомнения правы настаивая на собственном самобытном взгляде на происходившее. Неожиданные появления Никулина и Гурченко в военном фильме стали откровением, точнейшим попаданием. В то же время, варварством выглядит уничтожение во время съемок стен замка Рагнит в Калининградской области. Как такое случилось? По недосмотру или осмысленно?
Одно точно, что Герман задал тогда качественно новый тон в освещении нашей истории. Гурченко, на которую во время съёмок выпало немало переживаний рассказывает в своих мемуарах: «Всю массовку он готовил и просматривал непременно сам, всех знал в лицо, каждому подбирал индивидуальный костюм. Иногда от лица, которое его чем-то поражало, мог перестроить эпизод или придумать новый. Когда он искал костюм особенно полюбившемуся человеку из массовки, его детское лицо с ямочками на щеках становилось счастливо-суровым. Я тайком любовалась его внутренним свечением».
