Сняв 'Пустыню', режиссер фильма в итоге открыл велосипед. Его личные раздумья, помноженные на впечатления от рассказов Леонида Андреева, привели к нестандартному для советского кино результату: в фильме совершенно нет как натужного пафоса в раскрытии 'вечной темы', так и ложного метафоризма, указующего в проблемы современности. Нет, очевидно, что это отношения режиссера и его личного бога, результат долгих духовных размышлений.

Интересно, что Кац пытается создать впечатление почти документального кино, подбирая не самых известных актеров, снимая фильм то ли на древнеарамейском языке, то ли иврите, используя черно-белую пленку для создания эффекта большей реалистичности. Но очень подвижная, экспрессионистская камера, монтаж черно-белых и цветных сцен сигнализируют, наоборот, о прихотливом языке киномодерна, корнями в который и уходит 'Пустыня'. В этом и заключен эффект велосипеда: не видя, как признавался режиссер, фильмов Пазолини или Висконти, Кац замахнулся на создание фресочной, многофигурной картины, где Христос является одним из ее элементов, но как бы скрыт, его влияние на мир - это еще дело будущего. А пока мы видим, как из повседневности, политических интриг, жизни богатых и бедняков, складывается апокрифическая история, еще не обретшая феноменально известных классических контуров.