Когда женщина в России берется за камеру, почему-то очень часто это мероприятие обращается в какую-то совершенно нездоровую патологию, превосходящую любые из возможных творческих перверсий коллег-мужчин. Самым интересным экземпляром в тесном и неуютном террариуме нашего женского кинематографа является одесситка Кира Муратова, не один десяток лет наводящая ужас на отечественную публику. Абсурдный и до мерзкого непривлекательный мир фильмов Муратовой был ответом на происходящую в обществу катастрофу: чем ближе к перестройке, тем мрачнее становились ее полотна. Еще в «Астеническом синдроме» Кира ставила приговор «заболевшему» обществу, из-под ног которого выгребли твердую почву и оставили сходить с ума на дне образовавшейся духовной ямы, кое-как засыпав сверху сухими комьями обещаний светлого будущего.
«Три истории» вышли в середине девяностых, и тут, как в холодной осенней луже, отразилась вся инфернальная действительность постперестроечного времени. В трех новеллах, условно связанных темой насильственной смерти, Муратова фокусируется не просто на крахе политической системы или разрушении идеологии (эти процессы уже завершились, теперь они – мрачный фон), она служит панихиду по почившему миропорядку. Эта достаточно скупая в эстетическом плане картина (верх здешнего эстетизма - распластанные по кафелю длинные ноги Ренаты Литвиновой, удушающей жертву чулком - одновременно и самая эротичная сцена) держится в первую очередь на прекрасных актерских работах, и лишь потом – на провокационных сюжетах. При нарочито малохудожественной постановке, камера совершенно немыслимым образом улавливает все пятьдесят оттенков сексуальности Литвиновой, тысяча и одну нотку помешательства во взгляде Маковецкого и последний вздох Табакова – вхождение в образ ошеломительное.
Во главе каждой истории триптиха стоит женщина, в двух последних она совершает насилие, а в открывающей новелле «Котельная №6» выступает, наоборот, в роли жертвы, что, правда, достаточно легко оспорить. Нервный интеллигент Тихомиров (Сергей Маковецкий) приносит в котельную Гены (Леонид Кушнир) шкаф, внутри которого завернута в полиэтилен умерщвленная им соседка. Он хочет избавиться от трупа – сжечь тело в печи. Терзаемый совершенным преступлением, Тихомиров впадает в нерешительность и долго не может рассказать, зачем пришел. Несколько раз снимает-надевает пальто, по кругу выслушивает повторяющиеся тирады безумного кочегара, его нелепые, бессмысленные стихи, сам несет такую же околесицу. Тихомиров так и не находит душевных сил признаться в содеянном, бессознательно выводя признание на закопченных стенах, чтобы тут же его стереть. Мертвая женщина, своей недоступной красотой и свободным нравом сводившая с ума неврастеничного пассивного мужчину, даже с вывернутыми наружу голосовыми связками, лежа под саваном в импровизированном гробу, вопреки всему продолжает оставаться прекрасной, непобежденной и не менее свободной. Ее убийца повержен и раздавлен, он ничтожен и отвратителен, но не в том, что совершил, а в своей трусости признать себя виновным. В не меньший ужас приводит вид трупа Гену, за мгновение до этого разглагольствующего об убийстве, и для обоих мужчин это не страх насилия, как такового, это страх ответственности, в первую очередь – за собственную жизнь.
Героиня следующей новеллы Офа (Рената Литвинова), напротив, свободна от малодушных фрустраций и распоряжается чужими жизнями не меняясь при этом в лице. Она полностью отдает себе отчет в действиях, целенаправленно и методично исполняет свою жизненную программу – вершить судьбы тех, кто когда-то взял на себя такую же ответственность: получив доступ к медицинскому архиву, Офа находит и убивает матерей, отказавшихся от собственного ребенка. Смертоносная Офелия любит только «бумагу и детей» (второе не долго – пока не сталкивается с собственной возможной беременностью), остальной мир даже не ненавидит, он для нее просто ноль, пустое место. Когда смотришь ее глазами, понимаешь, что это лишь единственный доступный способ выживания. Если в «Котельной» безумие выглядело намеренным гротеском и казалось скорее местечковым помешательством, то в «Офелии» оно окутывает реальность плотным саваном. Город – разлагающаяся клоака, люди – опустившиеся до животного состояния существа, потворствующие собственной физиологии. И самые из них мерзкие, конечно же, мужчины. Одержимый похотью доктор (Иван Охлобыстин), который примитивно «ухаживает» за Офой, с трудом воспринимается, как человек. Он и как сексуальный объект ее интересует мало, но не потому, что Офа «холодна»: позже мы увидим, что девушка может получать удовольствие, но совершенно от других вещей. Офелии не нужен мужчина, пока у нее есть она сама и ее «миссия».
Финальная «Девочка и смерть» служит ключом к пониманию всей картины, оформляя сложенную Муратовой мозаику в законченное высказывание. Пока мать зарабатывает на хлеб, за ее маленькой дочерью присматривает сосед в инвалидном кресле (Олег Табаков). На этот раз насилие исходит от ребенка: однажды девочка добавит в питье старика яд. На первом уровне лежит борьба нового и старого, колесо жизни и смерти, облеченное в излюбленный муратовский девиз «падающего – подтолкни» и отданное в несмелые руки «невинного» ребенка. Но это лишь поверхностное прочтение, главное здесь в том, что это очередной извращенный эпизод противостояния полов. Когда девочка выходит к старику полностью обнаженной, повторяя, что это «естественно», из ее подсознания, яростно заявляя о себе, прорывается женское начало. Вся мизансцена – сад, яблоки, «запретный плод» – заигрывает с сюжетом об Адаме и Еве, но оборачивается совсем по-иному: Ева выбирает свободу, которая не подразумевает существования Адама.
Свобода женщины становится точкой преткновения для всех трех сюжетов. Женщине больше не нужно оправдывать внешнюю красоту внутренней кротостью характера, не нужно притворяться ребенком, нуждающимся в мужской заботе, которая неизменно заканчивается тотальным контролем, построенным на системе запретов без поощрений, и бытовым рабством. Мужчина начинает и сам осознавать, что он более не властелин мира, но не может определить себя в новых условиях. Агрессия Тихомирова объясняется глубоко коренящейся неразрешенной проблемой: не то импотент на почве подавляемой гомосексуальности, не то все-таки наоборот, но в любом случае это аморфное, незавершенное, бесформенное создание. Или двое слепых, которых встречает Офа – жалкое зрелище, не заслуживающее и оказанного с ее стороны снисхождения. В образе старика Муратова низводит роль мужчины и вовсе до беспомощной «говорящей головы», которая может мыслить, издавать звуки, может даже осознавать безвыходность своего положения, но поделать с этим ничего не может. Девочка раскидывает по полу шахматные фигуры, которые выстроил старик на доске, чтобы в очередной раз «учить» ее, а затем без всякого порядка составляет их назад. Она пробует реальность на прочность, и зыбкая материя трещит по швам – свихнувшийся мир только ждет толчка, чтобы рассыпаться на части. Мужчина свел его с ума, задача женщины – собрать по-новому осколки. Но прежде – разрушить старый порядок до основания.
Когда-то с премьерой этого фильма в наш город приезжал Сергей Маковецкий. По такому случаю набился полный зал народу - всем было очень любопытно. Маковецкий рассказал о фильме, заинтриговал. Начался просмотр.
Спустя минут 20 те, что понаглее, стали покидать свои места. Через 40 минут вставать и уходить стали уже многие. К концу фильма в зале остались единицы, в том числе и я.
Причина проста - фильм снят на такой меланхоличной ноте, что зрителю он попросту показался нудным и тяжелым. Я сама - чего скрывать - с трудом досидела до конца. Это был 1998 год, мне было 16 лет. С тех пор я ни разу не пересматривала 'Три истории '. Но! Я помню, при том очень хорошо помню, этот фильм до сих пор. Часто думаю о нем, пытаюсь осмыслить идею автора. Вот что называется - фильм, заставляющий думать!
Мы часто по-мещански обсуждаем скверных людей и говорим 'Убивать таких надо! '. Герои историй перешли от слов к делу. Соседка-самодурка из первой истории, мать, бросающая своего ребенка, дед-тиран - по мнению героев фильма, они были справедливо убиты! Так вот это заставляет сравнить свои взгляды на справедливость с тем, что происходит в кадре 'Трех историй '.
Авторское кино в России всё-таки живо! До этого фильма из хороших российских авторских режиссёров я знал лишь Балабанова. После этого фильма я открыл для себя Киру Муратову.
Фильм объединяет три новеллы об убийствах. Вроде бы все убийства разные и совершены разными людьми. Но всё-таки их объединяют какие-то глубинные причины. Тихомиров был зол на соседку за её придирки. Оффа была раздражена на женщину, которая отказалась от своего ребёнка (она знала, каково ему будет). Злила её с самого детства и своя мать, отказавшаяся от неё. И девочку Лилю из последней истории злил дедушка. Несмотря на их различия, их объединяет злость. Причём злость эта бывает разной. Будь-то злость накапливаемая по крупицам годами или злость пронесённая через года с самого детства или же сиюминутная злость. Все они привели главных героев к убийству.
Самой лучшей новеллой является вторая – “Офелия”. Отличная экзистенциальная зарисовка о девушке Оффе, которая всю свою жизнь посвятила поискам матери, но не для того, чтобы воссоединится с ней, а для того, чтобы отомстить.
Кира Муратова - очень талантливый режиссёр. Это видно по различным художественно-изобразительным средствам. Но особенно мне понравились сцены а-ля Дэвид Линч: сцена с двумя пожилыми женщинами, с вождением пальца по узорам колонны, с двумя слепыми на пирсе, с кошкой, стащившей курицу, и финальная сцена. Оригинальна и идея саундтрека в виде русской озвучки диснеевского Винни-пуха.
Отдельно хочется сказать о Ренате Литвиновой. Сказать, что она играла потрясающе, значит, ничего ни сказать. Никаких эпитетов не хватит, чтобы описать её игру. Особенно мне запомнилась её цитата:
“Я не люблю мужчин, я не люблю женщин, я не люблю детей, и вообще этой планете я поставила бы ноль.”
Фильм многим не понравился, его не приняли. Ведь «Три истории» сделаны в сугубо авторском стиле. Лично меня это порадовало. Авторский кинематограф в России всё-таки жив. Просто зритель у нас ещё не готов к такому кино.
'Другое кино' тем и радует, что в нём можно увидеть всё: голые геи в душевой, поэт-сутенёр, работающий в котельной, незадачливый труп в старом серванте, дешёвое соблазнение в десять баксов, параноидальные обсасывания одних и тех же фраз, разрушенные здания с грязным асфальтом, приставания одиноких онанистов, жирная псевдоОфелия в Чёрном море, карикатурные слепые, кошка, стащившая курицу больше самой кошки и разрывающая её на части, маленькая девочка, любовно подмешавшая уважаемому дедушке мышьяк в воду. В общем, всё, как в нашей обыденной жизни, только концентрация психов на один квадратный метр резко увеличена, зато приём больных - около полутора часов или двух - сокращён. Да здравствует вечно больной социум!
Всё вышеописанное можно свободно наблюдать в давнем шедевре Киры Муратовой 'Три истории'. Начать хочется с последней - третей повести этого зеркала жизни. Когда она начинается, то я неустанно на первых двух минутах отключаю звук, ибо миленькая кошка, коими каждый двор кишит в изобилии, зверски и истинно животным урчанием мучает дохлую неаппетитную курицу. Вот так и мы порой, обуреваемые жадностью, кидаемся на субъект, который даже невозможно удержать в слюнявой пасти. Как же любит общественность возводить очи к небу и с пеной у рта и глубоко-глупыми глазами восклицать 'Ну, это же ребёнок'! Ах, ах, ах! Как же можно малолетнее дитя обвинять во взрослых неподобающих деяния? Оно же маааааааленькое. И где-то на заднем плане отчётливо слышится блеяние. Почему-то статистика плевать хотела на общественное мнение и сообщает, что с каждым годом сия детская преступность неукротимо растёт, в то время как возраст малышек столь же неукротимо падает. Различие лишь в том, что чаще дети бывают жестоки ради развлечения, а взрослые - ради денег. 'Девочка и смерть'. Здесь девочка откровенно и прямо говорит, что все в доме жду, когда же парализованный и больной дедушка умрёт и заветная квартира достанется её маме. Так же осознанно она добавляет мышьяк в стакан воды, любовно принесённого старику. Сомневаюсь, что героиня знала, что именно этот ингредиент доведёт до летального исхода. Тут уж скорее параллель: раз мышка сдохла, то и дедушка тоже сдохнет. Воистину маленькое чудо, не ведающее, что делает. Ведь девочка мааааааааленькая. Vivat общественному мнению, не желающему любоваться маааааленьким монстрам. Особенно смотрится финальная сцена, выбегающая с веранды на улицу сия героиня, дразня мёртвого дедушку: 'Низзя-низзя-низзя-низзя-низзя'. Всем нам говорили отвратительное 'Нельзя', которое разрушало все планы и необратимо портило настроение. Но при этом мало, кто решался устранить источник запрета.
'Офелия' в исполнении Ренаты Литвиновой или Рената Литвинова, не ставшая Офелией. Цепляет своей параноидальностью. Как и все герои 'Трёх историй', обладает абсолютно невинной внешностью и кротким нравом, так качественно оттеняющим убийство. Оттенки голоса актрисы кажется живут отдельно от статичных сцен, показывая картину ещё более шизофреничной. Конечно, нельзя не отметить параллелей между Офелия-мать Офелии и старушка-орущей-у-балкона-свою-мать-мать-старушки-орущей-у-балкона-свою-мать. В первом случае - цинизм и некий познавательский интерес к объекту, во втором - 'Я волнуюсь'! В общем, зритель, найди десять отличий. А как выглядит момент, когда Офа заходит с матерью-кукушкой в подъезд - переодеть чулки и задушить этими чулками Неверную. Весьма эротично и эстетично.
И, наконец, первая история - 'Котельная №6' - прямой привет 'Палате №6' и 'Преступление и наказание' by Достоевский. Образ кочегара - просто выточенная фигурка из талого льда: тонкая, красивая и бессмысленная. Поэт, вдохновенно воздающий закоптевшему потолку оды, держащий карикатурного персонажа-гомосексуалиста, Вениамина Андреевича. Что особенно греет душу, что к сему персонажу обращаются по имени-отчеству. Значит, заслужил, в отличие от других посетителей. Выпорхнул, как бабочка, скинул старый серый плащ-хитин, обнажил далеко не маленькое пузико, посверкал плешинкой, спел и станцевал, словно заправский эксгибиционист и упорхнул в гнёздышко-душевую, где весьма понятным способом отрабатывает долг кочегару. 'У-о-у-о, это сладкое место 'Камчатка' - пел Виктор Цой. Пел он про котельную 'Камчатка', кто не в курсе. Ах, как красиво рассуждал друг главного героя про то, что сам, своими руками прибьёт надоедливую соседку по общежитию, как патетично и поэтично это было произнесено. Заслушаешься! Лишь кроткий Маковецкий, жестом фокусника, открывший сервант с кровавым содержимым, слушает оправдания с подкошенными ногами и заламыванием рук про 'я же поэт', 'буду сообщником', 'какая же она красивая была'. К счастью, люди готовы на убийство лишь на словах, а не действиях.
Сделаны все три истории в авторском и простом стиле. На детали обращаешь внимания больше, чем на сюжет, ведь он, как и во многих 'других' фильмах, развивается медленно, или не развивается вообще.
Фильм, который можно пересматривать много раз. Фильм странный, страшный и заставляющий думать. Меня глубоко потрясла третья новелла 'Девочка и смерть', наверное, никакое другое кино не ужасало меня так, как этот короткий фильм.
Часть 'Офелия' - самая стильная и детально насыщенная. Можно смотреть вновь и вновь, размышлять. 'Котельная №6' - откровенная, кричащая и самая реалистичная.
Ну что ж, вот и посмотрел я свой первый фильм Киры Муратовой. И никакой однозначный вывод не приходит в голову. В роде бы и по делу всё, но смотрится это «всё» без особого интереса (тяжело). Не подумайте, что я сел смотреть «Три истории» после боевиков и комедий, хочу сказать: я прекрасно понимал, на что подписался, но все равно – кино меня больше разочаровало, чем порадовало.
Итак, кино состоит из трёх историй, которые имеют разное наполнение, но общую идею, или тему - «убийство». Подход к каждой истории и их задумка мне очень понравились, но вот исполнение не очень. Не знаю это стиль Муратовой или же просто так получилось, но действие выглядит статично и немного провисает. Вся идея сосредоточена больше на созерцание, на разглядывание деталей, нежели на развитие событий, поэтому если половину всего фильма вырезать, то это никак не отразиться на сюжете. Но поскольку «Три истории» это, прежде всего авторское кино, то здесь деталям уделяется гораздо больше смысла, чем основной идеи фильма.
В каждой истории основной акцент делается на двух персонажах, все другие исполняют роль статистов и создают декоративный фон, который помогает лучше понять главных героев. Все актёры отыграли хорошо или по максиму своих возможностей, иногда создавалось впечатление, что они просто импровизируют и реплики говорят, как хочется, а не как написано в сценарии.
Вот и всё. Хочется еще отметить Ренату Литвинову, которая сыграла саму себя, только работающей медсестрой, по написанному ей же сценарию – получилось интересно, захотелось посмотреть какой-то ее фильм.
P.S. Моя рецензия могла бы быть не на красном, а на другом фоне, но, к сожалению, я оказался не тем зрителем, для которого снято это кино. Поэтому не судите строго за мой субъективизм.
Фильм потрясает реалистичностью абсурдности бытия. Смотреть его людям болезненно восприимчивым к подобной действительности я бы не посоветовала, как, впрочем, мало кому вообще бы рискнула посоветовать. Для его понимания нужно самому прийти к такому видению мира, иначе оно просто не ляжет в НОРМАЛЬНОЕ сознание и покажется отвлечённым и фантастичным.
Отличительной чертой хочется отметить композицию - как в общей экранной картинке, так и в диалогах. Каждый эпизод прорисован и расставлен натюрмортом, выражающим настроение сюжета. Удивительно красивые развалины дома, две юлы с игрушками, синие изразцы на фоне чулочного убийства - всё эстетично и пугающе. Разговоры внутри каждой истории, в особенности с Ренатой - сюрреалистическая фантастика, целью которой, кроме художественности, была попытка приоткрыть внутренний мир и ход мыслей персонажей, с первого взгляда кажущихся нормальными. ТО, что говорят и делают люди вокруг нас, отфильтровано внешними стандартами поведения, каждый хочет казаться лучше, чем есть, но побуждения к тому или иному злу мелькает в сознании ребёнка и взрослого, и, слава Богу, не всё воплощается в действительность. Фильм показывают ситуацию их возможного выражения.
Картина способна разрушить идеалистический оптимизм и покоробить наивную веру во всеобщую красоту бытия. Она буквально скидывает покров матрицы общества потребления, раздевая израненные и раздражённые души и оставляет нас на время просмотра наедине с каждой из них. И это личное общение терпеть тяжело, хочется убежать, перестать мучиться осознанием такой грязной поэзии. При этом она реальна, и это приходится признать и как-то смириться.
Эти три шокирующие истории из мира, в котором никто из нас не захотел бы жить, на планете, которой раздражительная Офа справедливо поставила бы ноль, красиво и реально показывают изнанку людского сознания.
Что-то не нравится - просто устрани это как нависшую проблему. Героев трех историй роднит их, на первый взгляд, невинность и беспомощность. Каждый из них изначально ведет себя тихо-мирно. Кто-то жалуется, прося совета у знакомого, чьи высокопарные речи приводят к уверенности в правоте героя. Кто-то ведет себя как человек, который свято верит в то, что хочет помочь и 'помогает'. А кому-то просто надоело чужое навязанное общество с запретами и вечными 'Нельзя-нельзя-нельзя'.
В целом, фильму присуща образность, четкая прописанность персонажей, символичность и ассоциативность. Невозможно не узнать почерк Муратовой, позднее заботливо позаимствованный и обработанный в ином стиле Литвиновой. С первых минут просмотра зритель окунается в какую-то странную атмосферу дурдома, за которым он завороженно наблюдает, не в силах отвести взгляд. Это карнавал глупости, за каждой фразой и действием которого кроется подтекст. Фильм рождает сильные эмоции и какой-то не вполне осознанный ужас на инстинктивном уровне. Картина тем и сильна, что имеет неуловимый шарм и воспринимается на уровне бессловесном. Каждый из эпизодов представляет собой короткометражку с открытым финалом, после которого можно додумывать и додумывать. Фильм зацепил лично меня, потому что додумывать после просмотра действительно хочется.
'Котельная №6'
Но что, eсли это какая-нибудь дурная трава, надо вырвать ее с корнем, как только ее узнаешь. (Антуан де Сент-Экзюпери 'Маленький принц')
Атмосфера темного замкнутого пространства, грязного ада под землей, в котором день и ночь горит огонь, разжигаемый теми, кто недостоин быть снаружи. Выбор места действия более чем обоснован и логичен, прослеживается и определенная связь с 'Палатой №6' А. П. Чехова. С продвижением картины ужас нагнетается, люди не слушают друг друга и зря бросаются словами, с которыми не знают, что в последствии делать, ибо ни слов не заберешь, ни действий не отменишь. Раскольников современного мира не убийством ужасен, а 'неосзнанием' и нежеланием осознать содеянного в попытке избавиться от него и забыть. И ужас современного социума именно в нежелании видеть свою вину и раскаянии за ней, отсюда такой 'герой' нашего времени.
'Офелия'
Дитя мое, Офелия, сестра!
Когда отцов уносит смерть, то следом
Безумье добивает дочерей. (У. Шекспир 'Гамлет)
Самая красивая из частей своей символичностью, вывернутой наизнанку. Муратова берет за основу всем известную Офелию Шекспира, юную девушку, покончившую с собой, не желая мириться с жестокостью мира, и воплощает книжную красавицу в ее реальной противоположности. Непорочная, чистая душой и телом, прекрасная Офелия в наши дни не такая, как у романтика Шекспира, потому и смерть ее вызывает благоговенное молчание не своей чистотой, а печалью и мыслью 'До чего ты докатилась, несчастная?'. Благодаря несравненной Литвиновой, действия ее порочной героини смотрятся не как что-то жуткое, а как карикатурная сказка, от которой не оторвать взгляда. Особое внимание, кстати, хочу уделить моменту с двумя старушками, не слышащими друг друга, он прямо-таки запал мне в душу, с такой теплой печальной беспомощностью они кричат друг другу.
'Девочка и смерть'
'Кто-то умер', — подумала девочка, потому что ее недавно умершая старая бабушка, которая одна во всем мире любила ее, не раз говорила ей: 'Когда падет звездочка, чья-то душа отлетает к богу'. (Х. К. Андерсен 'Девочка со спичками')
Первая ассоциация, возникшая после прочтения названия третей новеллы - сказка Андерсена про бедную девочку, которая просто хотела согреться. Еще одна история, если брать ее за основу, выглядит как вывернутая наизнанку фабула, изначально долго показывающая свои внутренности в зубах у черной кошки. Такое начало определенно ни о чем приятном в дальнейшем не свидетельствует, но финал просто поражает. Сама напрашивается параллель с андерсоновской героиней героини муратовской. Противопоставление и общность девочки, которая просто хотела согреться и девочки, которая просто хотела поиграть на улице. Никаких лишних слов, действий, все по делу, сильно и страшно. Здесь особое место занимает монолог главного героя о старости, жуткий в своей правоте.
Особенно хотелось бы выделить прием повтора фраз, с которым каждая фраза звучит все отчетливее в мозгу, рисуя новые ассоциации и впечатываясь в сознание. + за музыку, точнее, по большей части, за ее отсутствие. В начале гнетущая тишина подготавливает зрителя к невеселым событиям, в конце дает время подумать на титрах и осознать все увиденное. Так, мы видим неутешительную реальность в блестящей подаче Муратовой: какие в современном обществе соседи, мужья, друзья, родители и дети, старики и внуки. Потрясающая гиперболизированная жестокая реальность.
Провокация. Едкая, как кислота, взрывоопасная, как граната, беспощадная, как боец в атаке. Бесстрашная, как приговорённый к смерти, отчаянная, как палестинский террорист, отрезвляющая, как наставленное в упор дуло пистолета. Врывающаяся в сознание, как рёв дневального в минуту подъёма, и мучающая, как аппендикс совести. Она многолика и способна захватить любое из чувств. Она является в виде увлекательных образов и картин, но может быть и безличным намёком, даже простым кивком. Она словоохотлива и даже болтлива, но способна разить и презрительным молчанием. Она неистребима, как война и смерть. Она сама по себе и есть casus belli. И, конечно же, она всегда неизменно агрессивна.
А как ещё вытащить зрителя и читателя из пещеры удобных штампов и уютных предрассудков, из которой он, ленивый, по доброй воле никогда не выползет на свет божий? Как заставить его воспринимать реальность саму по себе, не отфильтрованную толстым слоем привычных представлений о мире? Только так: эпатажем вводя его в ступор и отключая защитные механизмы сознания, провокацией взрывая мозг и разбрызгивая ошмётки прежних знаний о мироустройстве. И Кира Муратова, дочь коммуниста-подпольщика и жёсткий нонконформист в искусстве, эту истину усвоила очень хорошо. Она никогда не щадит своего зрителя, заставляя его смотреть только то, что видит она, режиссёр Муратова.
А что можно было видеть в России 1990-х годов? Власть, озабоченную только тем, чтобы урвать всё, что можно, и что нельзя, но очень хочется, и людей, озабоченных выживанием вне власти и вопреки ей. И ещё смерть. Много, очень много смерти: от будничного случая расстрела бизнесмена, возвращавшегося домой после прогулки с собакой, до показанного в новостях замёрзшего бомжа; от ребёнка, умершего в больнице от СПИДа, до стариков, мрущих от голода в полной нищете и одиночестве. Смерть не просто заняла большое место в нашей жизни, она стала смыслом и символом её. «Живите, чтобы умереть» – вот что внушали со всех сторон СМИ, реклама и либеральная пропаганда.
Уловившая эту тенденцию Муратова тонко, по своему обыкновению, воплотила её в «Трёх историях» – шедевре, которому суждено было стать проклятым и забытым. Три истории о смерти – не в возвышенно-философском её понимании, и произошедшей не в результате экстремальных событий, а совершенно будничной, приходящей к вам как должное – подобно домработнице, исправно и вовремя. Каким бы маленьким и безобидным человеком вы ни были, вам нигде не укрыться от смерти: ни в котельной, этом рае для фриков и маргиналов, ни в родильном доме, который, казалось бы, стоит у истоков жизни, ни в спокойной старости. Её Величество Смерть знает вас, видит вас и уже идёт к вам.
И это ни в коем случае не обречённость. В отличие от обезумевшей жизни, смерть спокойна и мудра, она берёт только тех, на кого имеет право. И здесь уже не так важно, каким способом возьмёт тебя смерть: полоснёт ли бритвой по горлу, или утопит в ближайшем водоёме, или вообще отравит крысиным ядом. Важно лишь то, что это случится в нужный момент и именно с тем, с кем и должно случиться. Ошибки быть не может: умирает только тот, кто исчерпал отпущенный ему жизненный кредит. Может, оттого, что слишком много тратил, а может, просто срок пришёл, опять же неважно. Просто перед смертью все равны: мужчины и женщины, старые и молодые, грешники и праведники. После смерти – тем более.
Но и это у Муратовой не главное. Существенно не столько умирание живых, сколько отношение живых к умирающим. У Муратовой нет злодеев: никто из её героев не желает смерти ни ближнему, ни дальнему, и никто явно не заслуживает смерти больше других. Просто так случается: причудливая и непредсказуемая цепочка обстоятельств приводит к тому, что одни вынуждены убить, другие – быть убитыми, третьи – созерцать чужую смерть. К последним, кстати говоря, относятся и зрители – плюющиеся, возмущённые и негодующие. Потому что смерть, показанная вот так – без прикрас и выдумки, во всей своей ошеломляющей будничности и неприличной естественности, – отвратительна. Зритель с полным основанием считает себя оскорблённым – и попадается на тонкую режиссёрскую провокацию.
Он, зритель, не желая того, встаёт лицом к жути и ужасу того, чего сознание инстинктивно сторонится, – конца жизни. Смерть не имеет лица, но имеет множество масок, скрывающих настоящий ужас. Даже в хоррорах смерть представлена в масках, более-менее приемлемых для капризного и ранимого человеческого сознания. Муратова же совершает ужасное: вообще не используя масок, представляет смерть практически в голом виде. Но тем самым заставляет мысль зрителя работать, ибо справиться с ужасом открывшейся бездны, примирить своё сознание с реальностью безликой смерти можно только мыслью, находящей опору в самой себе. Мыслью как мощнейшим источником гармонии и жизни.
Надо сказать, что Муратова эстетически последовательна и точна. Визуализация «Трёх историй» виртуознейшим образом передаёт сопутствующие смертельному исходу нервозность и покой, одержимость и бесчувственность, случайность и закономерность. Крупные и долгие планы лиц Маковецкого, Литвиновой, Табакова великолепно передают спектр чувств человека, столкнувшегося со смертью, и выстраиваются в некую неочевидную линию: от какой-то отрешённой, ушедшей в себя нервозности героя Маковецкого, через холодное любопытство и стеклянную бесчувственность Офелии в исполнении Литвиновой, к обречённости и ожиданию неизбежного героем Табакова. И в камерной атмосфере всех трёх историй нет ничего лишнего, как и положено при осуществлении таинства.
А главный герой «Трёх историй» – это жизнь. Не смерть, не её жертвы, и уж тем более не провокация (Боже упаси!) Жизнь, которая от обнаружения своего конца становится только дороже. Жизнь, которая всегда больше и важнее смерти. Жизнь, которую смерть делает только сильнее. Жизнь, которая, смеясь, развенчивает кумиров, разбивает в прах догмы и предрассудки и торжествует над ложью. Разве не для этого мы, люди, снимаем и смотрим кино?
Кира Муратова – такая странная и непонятная с первого раза.
Кира Муратова – такая странная и непонятная с первого раза. Смотришь и думаешь «Что она снимает? Что это за бред? Ведь ничего не состыковывается». А нет, после просмотра, когда сидишь и осмысливаешь фильм, понимаешь насколько гениальна эта женщина, понимаешь смысл её фильмов. Но это осмысление приходит не сразу. Иногда, я вообще не могу объяснить «русским языком» смысл фильма, но самое главное, что Я(!) его понимаю.
Смотря «Три истории», я находилась в каком-то недоумении. Я ничего не понимала в первой истории «Котельная №6». Зачем он убил свою соседку, зачем там показывают геев, причём тут они вообще? Люди несут какую-то ересь, орут друг на друга, да и просто орут. Поразил кадр, где они то открывают, то закрывают гроб с телом женщины. Я не могу объяснить, в чём суть этого кадра, но он меня так заворожил. «Котельная №6», на мой взгляд, сразу ассоциируется с «Палатой №6». Это просто сумасшедший дом.
С двумя остальными историями всё понятно. Там виден смысл, всё ясно. Но за этой простотой и понятностью скрывается такой же глубокий смысл, как и в первой, непонятной для меня, истории.
«Офелия»
Жила – была девушка Офа, работающая в архиве в роддоме. В детстве её бросила мать и поэтому Офа посвятила свою жизнь её поискам. Также она уговаривала матерей не отказываться от своих детей, потому что понимала, каково это быть сиротой. Как это сыграла Рената Литвинова. О её гениальности и говорить не приходится. Рената какая-то магическая. Её голос, мимика, движения – всё это делает эту историю ещё более невероятной, шизофреничной, манерной.
«Девочка и смерть»
На мой взгляд, самая сильная короткометражка из этих трёх. Ужас. У меня всё внутри перевернулось, смотря на этот цинизм.
Кира Муратова – гениальный обличитель человеческих минусов. После неё, понимаешь, как ничтожен этот мир и мы в нём. Не зря Офа произносит «Я не люблю мужчин. Я не люблю женщин. Я не люблю детей. Мне не нравятся люди. Этой планете я поставила бы '0'».
