Когда-то с премьерой этого фильма в наш город приезжал Сергей Маковецкий. По такому случаю набился полный зал народу - всем было очень любопытно. Маковецкий рассказал о фильме, заинтриговал. Начался просмотр.

Спустя минут 20 те, что понаглее, стали покидать свои места. Через 40 минут вставать и уходить стали уже многие. К концу фильма в зале остались единицы, в том числе и я.

Причина проста - фильм снят на такой меланхоличной ноте, что зрителю он попросту показался нудным и тяжелым. Я сама - чего скрывать - с трудом досидела до конца. Это был 1998 год, мне было 16 лет. С тех пор я ни разу не пересматривала 'Три истории '. Но! Я помню, при том очень хорошо помню, этот фильм до сих пор. Часто думаю о нем, пытаюсь осмыслить идею автора. Вот что называется - фильм, заставляющий думать!

Мы часто по-мещански обсуждаем скверных людей и говорим 'Убивать таких надо! '. Герои историй перешли от слов к делу. Соседка-самодурка из первой истории, мать, бросающая своего ребенка, дед-тиран - по мнению героев фильма, они были справедливо убиты! Так вот это заставляет сравнить свои взгляды на справедливость с тем, что происходит в кадре 'Трех историй '.

'Другое кино' тем и радует, что в нём можно увидеть всё: голые геи в душевой, поэт-сутенёр, работающий в котельной, незадачливый труп в старом серванте, дешёвое соблазнение в десять баксов, параноидальные обсасывания одних и тех же фраз, разрушенные здания с грязным асфальтом, приставания одиноких онанистов, жирная псевдоОфелия в Чёрном море, карикатурные слепые, кошка, стащившая курицу больше самой кошки и разрывающая её на части, маленькая девочка, любовно подмешавшая уважаемому дедушке мышьяк в воду. В общем, всё, как в нашей обыденной жизни, только концентрация психов на один квадратный метр резко увеличена, зато приём больных - около полутора часов или двух - сокращён. Да здравствует вечно больной социум!

Всё вышеописанное можно свободно наблюдать в давнем шедевре Киры Муратовой 'Три истории'. Начать хочется с последней - третей повести этого зеркала жизни. Когда она начинается, то я неустанно на первых двух минутах отключаю звук, ибо миленькая кошка, коими каждый двор кишит в изобилии, зверски и истинно животным урчанием мучает дохлую неаппетитную курицу. Вот так и мы порой, обуреваемые жадностью, кидаемся на субъект, который даже невозможно удержать в слюнявой пасти. Как же любит общественность возводить очи к небу и с пеной у рта и глубоко-глупыми глазами восклицать 'Ну, это же ребёнок'! Ах, ах, ах! Как же можно малолетнее дитя обвинять во взрослых неподобающих деяния? Оно же маааааааленькое. И где-то на заднем плане отчётливо слышится блеяние. Почему-то статистика плевать хотела на общественное мнение и сообщает, что с каждым годом сия детская преступность неукротимо растёт, в то время как возраст малышек столь же неукротимо падает. Различие лишь в том, что чаще дети бывают жестоки ради развлечения, а взрослые - ради денег. 'Девочка и смерть'. Здесь девочка откровенно и прямо говорит, что все в доме жду, когда же парализованный и больной дедушка умрёт и заветная квартира достанется её маме. Так же осознанно она добавляет мышьяк в стакан воды, любовно принесённого старику. Сомневаюсь, что героиня знала, что именно этот ингредиент доведёт до летального исхода. Тут уж скорее параллель: раз мышка сдохла, то и дедушка тоже сдохнет. Воистину маленькое чудо, не ведающее, что делает. Ведь девочка мааааааааленькая. Vivat общественному мнению, не желающему любоваться маааааленьким монстрам. Особенно смотрится финальная сцена, выбегающая с веранды на улицу сия героиня, дразня мёртвого дедушку: 'Низзя-низзя-низзя-низзя-низзя'. Всем нам говорили отвратительное 'Нельзя', которое разрушало все планы и необратимо портило настроение. Но при этом мало, кто решался устранить источник запрета.

'Офелия' в исполнении Ренаты Литвиновой или Рената Литвинова, не ставшая Офелией. Цепляет своей параноидальностью. Как и все герои 'Трёх историй', обладает абсолютно невинной внешностью и кротким нравом, так качественно оттеняющим убийство. Оттенки голоса актрисы кажется живут отдельно от статичных сцен, показывая картину ещё более шизофреничной. Конечно, нельзя не отметить параллелей между Офелия-мать Офелии и старушка-орущей-у-балкона-свою-мать-мать-старушки-орущей-у-балкона-свою-мать. В первом случае - цинизм и некий познавательский интерес к объекту, во втором - 'Я волнуюсь'! В общем, зритель, найди десять отличий. А как выглядит момент, когда Офа заходит с матерью-кукушкой в подъезд - переодеть чулки и задушить этими чулками Неверную. Весьма эротично и эстетично.

И, наконец, первая история - 'Котельная №6' - прямой привет 'Палате №6' и 'Преступление и наказание' by Достоевский. Образ кочегара - просто выточенная фигурка из талого льда: тонкая, красивая и бессмысленная. Поэт, вдохновенно воздающий закоптевшему потолку оды, держащий карикатурного персонажа-гомосексуалиста, Вениамина Андреевича. Что особенно греет душу, что к сему персонажу обращаются по имени-отчеству. Значит, заслужил, в отличие от других посетителей. Выпорхнул, как бабочка, скинул старый серый плащ-хитин, обнажил далеко не маленькое пузико, посверкал плешинкой, спел и станцевал, словно заправский эксгибиционист и упорхнул в гнёздышко-душевую, где весьма понятным способом отрабатывает долг кочегару. 'У-о-у-о, это сладкое место 'Камчатка' - пел Виктор Цой. Пел он про котельную 'Камчатка', кто не в курсе. Ах, как красиво рассуждал друг главного героя про то, что сам, своими руками прибьёт надоедливую соседку по общежитию, как патетично и поэтично это было произнесено. Заслушаешься! Лишь кроткий Маковецкий, жестом фокусника, открывший сервант с кровавым содержимым, слушает оправдания с подкошенными ногами и заламыванием рук про 'я же поэт', 'буду сообщником', 'какая же она красивая была'. К счастью, люди готовы на убийство лишь на словах, а не действиях.

Сделаны все три истории в авторском и простом стиле. На детали обращаешь внимания больше, чем на сюжет, ведь он, как и во многих 'других' фильмах, развивается медленно, или не развивается вообще.

Фильм потрясает реалистичностью абсурдности бытия. Смотреть его людям болезненно восприимчивым к подобной действительности я бы не посоветовала, как, впрочем, мало кому вообще бы рискнула посоветовать. Для его понимания нужно самому прийти к такому видению мира, иначе оно просто не ляжет в НОРМАЛЬНОЕ сознание и покажется отвлечённым и фантастичным.

Отличительной чертой хочется отметить композицию - как в общей экранной картинке, так и в диалогах. Каждый эпизод прорисован и расставлен натюрмортом, выражающим настроение сюжета. Удивительно красивые развалины дома, две юлы с игрушками, синие изразцы на фоне чулочного убийства - всё эстетично и пугающе. Разговоры внутри каждой истории, в особенности с Ренатой - сюрреалистическая фантастика, целью которой, кроме художественности, была попытка приоткрыть внутренний мир и ход мыслей персонажей, с первого взгляда кажущихся нормальными. ТО, что говорят и делают люди вокруг нас, отфильтровано внешними стандартами поведения, каждый хочет казаться лучше, чем есть, но побуждения к тому или иному злу мелькает в сознании ребёнка и взрослого, и, слава Богу, не всё воплощается в действительность. Фильм показывают ситуацию их возможного выражения.

Картина способна разрушить идеалистический оптимизм и покоробить наивную веру во всеобщую красоту бытия. Она буквально скидывает покров матрицы общества потребления, раздевая израненные и раздражённые души и оставляет нас на время просмотра наедине с каждой из них. И это личное общение терпеть тяжело, хочется убежать, перестать мучиться осознанием такой грязной поэзии. При этом она реальна, и это приходится признать и как-то смириться.

Эти три шокирующие истории из мира, в котором никто из нас не захотел бы жить, на планете, которой раздражительная Офа справедливо поставила бы ноль, красиво и реально показывают изнанку людского сознания.

Три истории, объединённые общей темой убийства. 'Котельная № 6' - некий господин Тихомиров (Маковецкий) приходит к своему другу кочегару Гене (Кушнир) со шкафом, в котором лежит труп убиенной Тихомировым соседки. 'Офелия' - медсестра в поликлинике (Литвинова) при содействии врача (Охлобыстин) пробивается на архивную должность, чтобы в документах найти информацию о матерях, отказавшихся от своих детей, и жестоко покарать одну из них. 'Девочка и смерть' - дедушка (Табаков) нянчится со своей внучной Лилей (Мурлыкина), которая его не любит, и со всей своей детской непосредственностью стремится показать это.

Как сказал один их моих друзей во время просмотра этого фильма, Кира Муратова снимала арт-хаус уже тогда, когда этого слова ещё не было в обиходе у российского зрителя. Впрочем, в отличие от гигантского количества постсоветских картин, в этом фильме форма уже не превалирует над содержанием, то есть снято всё в той же популярной в то время авторской стилистике, но суть, основная мысль ленты уже не теряется в дебрях вычурности персонажей и бредовости диалогов.

Самая спорная и невнятная новелла удачно вынесена в начало фильма. Если удастся не прервать просмотр на истории о 'Котельной № 6', само название которой уже должно настораживать, то дальше всё будет уже не так гротескно и по-кафкиански наворочено. Новелла 'Офелия' поражает отстранённой жестокостью главной героини, которая, по-детски хлопая глазами, выносит этому миру приговор: 'Этой планете я бы поставила 0'. Мне ничуть её не жалко, и на мой взгляд она заслуживает наказания куда большего, чем те, кому она предъявила свой личный счёт. Третья новелла про девочку и старика - самая сильная, понятная, простая и в то же время эффектная. Думаю, что отнюдь не случайно она стоит последней по счёту. Спокойность и непосредственность, с которой девочка разбирается со своими проблемами с дедушкой, наполняет сердце ужасом и тревогой за судьбу человечества.

Мне крайне сложно оценивать игру Ренаты Литвиновой, потому что она всегда одинаковая, и эта её манера, мягко говоря, на любителя, которым я не являюсь. Маковецкому тоже сложно предъявить какие-то претензии или наоборот одарить его какой-либо похвалой, так как в его новелле всё было настолько безумно, что привычные мерила в этом случае дают сбой. А вот Табакова и Мурлыкину хочется похвалить - отлично, тонко сыгранные роли.

Как итог, 'Три истории' - это точно не то кино, которое я хотел бы советовать кому бы то ни было. Однако, Кира Муратова - это, безусловно, выдающийся деятель российского кинематографа, который имеет свою нишу и свою армию поклонников. В любом случае, мысли и чувства в этом фильме интересные и до сих пор актуальные, так что весь вопрос в том, понравится вам форма подачи или нет. А вот это дело уже сугубо индивидуальное.

7 из 10

«Три истории» - один из самых известных фильмов поздней Муратовой, как и «Настройщик», овеянный многолетней синефильской любовью, многие зрители судят о художественном мире постановщицы именно по этой картине: именно «Три истории» сделали Муратову в глазах публики законченным мизантропом. Это, безусловно, постмодернистское кино с его имморализмом и относительностью нравственных характеристик. Апокалипсис, предсказанный в «Астеническом синдроме», наступил, но Муратова – слишком жизнерадостный художник, чтобы сожалеть по этому поводу.

Мозаичная структура многих ее картин, нанизывание самоценных в своем колорите эпизодов на дряблую нить единого нарратива в позднем ее творчестве откровенно уступает место форме альманаха. Однако, новеллы, составляющие «Три истории», связаны общей танатологической темой и единством интонации, выдержанной в тонах «черного юмора» и экзистенциального абсурда. Иногда при просмотре этой ленты возникает ощущение, что снят он был ради Литвиновой и ее сюжета, остальные две новеллы добавлены ради полного метра. Конечно, «Офелия» задает интерпретации всей ленты психоаналитические координаты, общий тон прочтения, но это далеко не лучшая часть в «Трех историях».

Наиболее законченной, концептуально целостной, наполненной витальным колоритом, вызывающей у зрителя целый спектр противоречивых эмоций, стала завершающая ленту новелла «Девочка и смерть», где Табаков и маленькая исполнительница в блестящем дуэте переиграли и Литвинову с Маковецким, и целую толпу эпизодических исполнителей, как всегда у Муратовой, в большинстве своем непрофессиональных. Все же, как трактовать «Три истории»? Думается, как психоаналитическую притчу о социальном психозе, которым заболела культура после смерти Отца.

Контркультурные тенденции, сумерки пуританской морали, антипатриархальные и антимаскулинные интеллектуальные стратегии, менявшие на протяжении тридцати лет (с 1960-х по конец 1980-х) облик западной культуры, стали мейнстримом и в России 90-х: эмансипированные от мужских запретов невротичные женщины, ищущие себя в актах трансгрессии, социальное поле, распираемое тотальной иронией и карнавализацией иерархий, легитимация маргинального и девиантного – все это сделало 1990-е эпохой «нового варварства» не только в России, но и всем мире.

Крушение кумиров и стереотипов, закат эпохи метанарративов, перелицовка старых сюжетов, вторжение природного и биологического в символическое и культурное, прямое удовлетворение желаний, неопосредованное теперь запретами и воображением, – все то, о чем Муратова буквально кричала в «Астеническом синдром», в «Трех историях» стало данностью, новым контекстом. Мир, который описывает постановщица в этой картине, примитивен и антикультурен, здесь убивают, занимаются групповым сексом, а прежние иерархии попросту отменены.

Муратова достаточно дальновидна, чтобы не читать мораль, упрекать или корить, у нее просто вызывает смех этот адский карнавал на руинах Имен Отца (Закона, Общества, Государства, Культуры, Искусства). Это не хорошо, не плохо, считает Муратова, но надо как-то научиться жить в мире, в котором все, от животного бытия до детского восприятия, отравлено жестокостью. Конечно, такой фильм, как «Три истории», можно было снять только после той китчевой кинематографической революции, которую произвел Тарантино в «Криминальном чтиве», задав вектор развитию жанра циничных и кровавых комедий с криминальным содержанием.

Муратова эту революцию учла: убийство в ее вселенной, начиная именно с «Трех историй», становится способом самореализации психически ущербных персонажей – марионеток в ее руках. Кровавый гиньоль «Трех историй» - разновидность интеллектуальной игры, запущенной постмодерном на развалинах взорванной им Традиции. Судить людей-убийц из «Трех историй» по меркам мира культуры невозможно, ибо культуры в собственном смысле здесь уже нет, есть культурное пространство, где действуют биологическое законы, законы животного мира, где кошка терзает птицу (этот яркий эпизод в третьей новелле - во многом ключ к фильму в целом), то есть законы естественного отбора, а значит сильнейший побеждает.

В этом исковерканном культурными войнами мире, Офелия смотрит в зеркало, но видит не себя, а мать (что это если не провал самоидентификации, неспособность пройти «стадию зеркала», по Лакану), здесь дед-инвалид учит устаревшим законам, а его не только не слушают, но вообще цинично аннигилируют, здесь котельная выглядит филиалом ада, в котором даже интеллигент уже не раскаивается в содеянном, инфернально крича на трупом – все это, по Муратовой, симптомы состоявшегося, развитого социального психоза, захватившего весь мир.

Муратова в «Трех историях» не критикует социальные системы: они все для нее всегда были одинаковыми, ибо человечество – всегда одно и то же. Люди убивают, совершают преступления неужели потому, что они изначально злы? Это происходит в больших масштабах, считает Муратова, когда исчезают механизмы сдерживания человеческой свободы, лавина зла, которую невозможно остановить – цена этой свободы. Опасно другое, когда рушится символический порядок как таковой, не тогда, когда одна знаковая матрица сменяет другую, хотя и это чревато насилием, а когда символы отмирают в принципе, не тогда страшно, когда одни боги сменяют других, а когда богов нет в принципе.

«Три истории» - о психотическом убийстве Отца и всего того строя онтологических, эстетических и этических иерархий, которые Он скреплял, - смерти, предсказанной еще Ницше и объясненной Фрейдом в «Тотеме и табу» на примере древних обществ. Аннигиляция культурного биологическим – это торжество животного в человеке, гибель в нем культурного, символического существа. Еще со времен Канта, а потом у Хайдеггера и Кассирера, априорные формы, символы (не важно экзистенциального или социального порядка) считались важным звеном, опосредующим восприятие человека, делающим его осмысленным и артикулированным. Теперь их нет, а познание человеком, как внешнего, так и внутреннего мира стало клиповым, сам мир превратился в цветовые пятна, которые близорукое человеческое существование уже не способно превратить в контуры и силуэты.

По этому поводу можно ужасаться или просто, как Муратова в «Трех историях», посмеяться над человечеством, которое проиграло свое собственно человеческое содержание в неравном бою с своими эмансипированными инстинктами, сделавшими его идиотическим животным, наконец-то достигнувшим счастья в непосредственной реализации своих самых деструктивных желаний.

'Три истории' - фильм притча, загадка, недооценённый шедевр. Красиво, зло и точно показывает вторжение смерти в повседневную жизнь странных героев, но в каждой части это происходит по разному. Почти 'чеховские' диалоги, создают эффект сюрреалистичности, одновременно с реальностью происходящего.

Фильм стоит того, чтобы посмотреть его хотя бы раз. Каждая новелла - как некая волна, после наплыва которой хочется помолчать и попытаться осмыслить всё произошедшее. Радует подбор актёров.

Без сомнений 10 из 10.

Фильмы Киры Муратовой – это отдельная вселенная. Здесь по-особенному зычно говорят, гротескно улыбаются и не боятся высоких слов. Тут есть место для слегка-сумасшедших, переполняемых радостью жизни, престарелых влюблённых, жмущихся в подъезде, одуревших матерей, шатающихся по свалкам, всех видов стариков и старух, а так же для обычных маленьких людей изъясняющихся в манере героев Достоевского.

Кстати, о Достоевском. Здесь его можно найти не только в стилистике речи героев (постоянные нервические повторения одних и тех же слов, и фраз, самоуничижение, заискивание), но и то пограничное состояние между добром и злом, смирением и бунтом, без которого так трудно представить произведения классика.

Ох, а эта поэзия! А эти песни! Они всегда так сильно поднимают мне настроение и разряжают накалённую до того атмосферу, что я просто хохочу, а потом думаю с чего бы это. Какой-то хитрый режиссёрский трюк, не иначе.

«Три истории» выполнены именно в этой поэтике, не без очаровательной героини Ренаты Литвиновой «не от мира сего». Кстати, именно в этом фильме произносится та самая фраза 'этой планете я поставила бы ноль' и причины прямо поясняются (никаких супер-интертекстуальных намёков).

В принципе, данный фильм можно смотреть и не только фанатам арт-хауса, хотя он конечно и находится где-то в той плоскости, но зачастую тяжелее всего смотреть 'арт' фильмы именно из-за отсутствия сюжетики, здесь же её хоть отбавляй.

Я посмотрела фильм исключительно из-за Маковецкого, Литвиновой и Охлобыстина. Гениальные, красивые, завораживающие, харизматичные.. и бесконечный список похвал.

Все три истории неприятные. Что может быть неприятнее убийства? Что может быть неприятнее однополых отношений, или отношений мужчины и женщины без любви, отказ от ребенка...И даже слово 'неприятный' здесь не совсем уместно.

Но это правда жизни, и фильм как отражение этой правды через поступки героев. Убийство как точка в повествовании, как решение проблемы, но есть ли в этом смысл? Кажется нет, ведь в истории нет и намека на счастье, любовь, а говорят 'там, где не любви - там ад'. Именно такой ад и рождается на глазах зрителей, ад, с которым сталкивается каждый, может быть, каждый день... может быть всю жизнь, но этот ад не заканчивается с убийством, с утром в постели... его не так просто рарзешить, этот ад живет внутри, а не в материальном мире.

Главный герой Маковецкого подчеркивает 'все так материально...'

Героиня Литвиновой 'я люблю бумаги, в них вся правда'

Девочка из 3-й истории, кажется, мечтает выйти за ограду-ленточку, прихватив с собой кофемолку, и ей это удается в конце...

Это похоже на черный квадрат Малевича, через который легче увидеть свет. Вероятно, это картина и имеет своей целью заставить зрителя погрузиться на пару часов в мрак, чтобы в конце слегка полюбить реальность и людей, быть немного счастливее и легче, добрее и мягче...

6 из 10