Посмотрев 'Сало..',были одни эмоции.Эмоции были разные,но больше отрицательных.

Из-за реалистичных сцен насилия и жёсткого секса фильм был запрещён к показу в нескольких странах.

Фильм состоит из четырёх частей:Преддверие ада,Круг маний,Круг дерьма,Круг крови.

Юношей и девушек похищают и посвящают в правила игры, построенной на гомосексуальных совокуплениях, а также сексуальных извращениях.

С одной стороны фильм необычный и интересный,с другой-отвратительный и жестокий.Всегда любила фильмы про то,как издеваются над людьми.Но ТАКОГО я ещё не видела.Это на самом деле выходит за все границы!Когда бедных пленников заставляли есть г....,я просто напросто не смотрела.

Это,наверное,самый мрачный и безжалостный фильм Пьетро Паоло Пазолини.

«Пазолини извратил де Сада! Маркиз писал о желании и сексе, а фильм вообще непонятно о чем!» (с).

Эротизма в «Сало...» не больше, чем в серой бетонной стене.

Очень хочется назвать этот фильм грязной порнографией, или плодом глубоко больного воображения режиссера, или еще как-нибудь.

Фильм себя не оправдал.Ожидала чего-то большего.

Поэтому 5 из 10

«Человек - это звучит гордо», декламировал как-то Максим Горький.

«Я так не думаю», парировал ему величайший классик мирового кино Пьер Паоло Пазолини, сняв самую скандальную, до боли правдивую, ставшей классикой, киноленту под названием «Сало, или 120 дней Содома».

В этом грандиозном, по своему размаху, проекте, маэстро Пазолини, словно рентгеновским лучом, обнажил тайные безнравственные фантазии человека. Эти фантазии таятся под напускной чистотой и незыблемом пуританстве человеческого фасада, который вдоль и поперек измазан лозунгами об отсутствии извращенного начала.

Италия 1944 года. Элита фашисткой партии, в лице нескольких человек пленяет группу молодых парней и девушек, дабы, в эти последние дни своего правления, усладиться их телами, экскрементами, испить чашу сексуального удовлетворения до дна, перепробовав все и вся, не гнушаясь моральной этикой, жизнями людей и своим половым предназначением. Мужчинам наплевать, что они мужчины, женщины - рабыни фантасмагорических похотей их господ.

Сало - городок на озере Гарда - стал на эти 120 дней эпицентром извержения насилия, копрофагии, гомосексуализма, лесбиянства и всех тому подобных форм проявления испорченной человеческой натуры.

Пазолини, экранизируя роман Маркиза де Сада, бросил вызов обществу, так часто скрывающем свои сексуальные мечты и желания. Он осмелился на это. И показал то, что мы иногда боимся показать даже самим себе. Полагаю, что это и есть самая суть этой картины. Этот дом, словно человеческий мозг, где мы даем волю своим ненасытным желаниям, грязным похотям и…даже садизму.

На фоне роскошных апартаментов, при меланхолично-красивой игре произведений Шопена, слышится рассказ женщины средних лет…не о философии бытия или о красоте поэзии эпохи возрождения, а о том, как кто-то однажды выпил ее урину, или о том, как она вскормила своими испражнениями другого и т.д. Прослеживается яркий контраст между тем, что видимо и прекрасно, и тем, что не должно быть видимо, но оно самым четким и ясным образом правит в этой цитадели безнравственности и беспредельной жестокости. Думаю, что режиссер не хотел фокусироваться только на данных персонажей олицетворения зла, он хотел открыть завесу испорченности человека как понятия.

Осатанелые правители - его превосходительство, герцог, президент и милорд заключили завет об удовлетворении посредством истязаний, половых извращений. Их вступительная речь перед началом 120-дневного путешествия в мир оргий, звучит как приговор дьявола: «Слабые, порабощенные создания, предназначенные для нашего услаждения! Надеюсь, вы и не питаете иллюзий иметь связь с внешним миром. Вы здесь - за пределами достижения закона!». Другими словами, вы попали в мир наших грез. Мы давно хотели выплеснуть свои желания, и вот, вы здесь и мы это сделаем. Закону, как таковому, неподвластна вся гамма человеческих вожделенных похотей, ─ она так многогранна, что объять ее не может даже сам человек, не говоря уже о моральных устоях
Они называют копрофагию─ изысканной утонченностью. Их восхищает преступление против матери. Напротив, один из них хвалится содеянным убийством своей родной матери. Она даже возбуждает его.

Сцена, где подневольные рабы, ползая на четвереньках, вживаются роль собак, с жадностью поглощая куски мяса, говорит о человеческой низменной способности инстинкта самосохранения, когда перспектива на жизнь обусловлена молчаливым согласием, выполнять все, что им будет велено делать. Их теизм, как выразилась одна из пожилых проституток, выражается в обожествлении гнусностей.

Пазолини, самым смелым образом, бросил вызов обществу, погрязшем в лицемерии и лжи. Он выявил пороки, но вместе с тем, доказал, что людям свойственны услады от насилия, кровопролития и разврата. Он догматично предоставил зрителю пищу для размышлений и скрупулезно описал то, на что мы даже и не думали быть способны.

Через свое творение автор говорит: «Признайтесь, что это мы. Наши мораль и устои так падки на возможность ниспровергнуть самих себя при первой же возможности».

Фильм философский, глубокий и поучительный. Если зритель фыркнул на этот фильм, то это означает, что он умышленно абстрагировался от своего начала и впал в лицемерие, которое настолько же губительно, насколько губительны и ужасны поступки персонажей этого, во истину, актуально-насущного фильма.

Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate (Dante Alighieri)

Фильмы итальянского поэта, писателя, сценариста и кино-режиссёра Пьера Паоло Пазолини обладают необъяснимым свойством говорить со зрителем и проникать в его душу. Его чёрно-белый дебют «Аккатоне» и последовавшая за ним «Мама Рома» c великой Аннoй Маньяни, вглядываясь в лишённое всякой романтики бытие римских отщепенцев, без усилий поднимаются до трагических высот. 'Евангелие от Матфея' восхищает целомудренной страстностью и искренней убеждённостью религиозного чувства, а у птиц больших и малых Пазолини подслушал, как рассуждать об очень непростых проблемах с юмором. Экранизации древнегреческих пьес, «Царь Эдип» и «Медея», в которых античность и современность странно и неразрывно переплетаются, захватывают оригинальностью и глубиной прочтения, так же как и загадочная «Теорема», в которой то ли ангел с человеческим лицом осенил благодатью обычную состоятельную буржуазную семью, то ли дьявол с лицом ангела явился, чтобы разрушить их до основания, задаёт вопросы, на которые и по сей день нет ответов.

Самыми успешными работами Пазолини стали густо замешанные, щедро прoсоленные ядрёным юмором жизнеутверждающие экранизации Декамерона, Кентерберийских рассказов и Арабских Сказок. Развлекая, они воспевают жажду жизни и мощную стихию эротики, неотъемлемой части человеческого существования. Но их успех имел и обратную сторону, приведя к появлению низкосортных кино-подделок, сфабрикованных подражателями Пазолини, увидевшими в фильмах «Трилогии жизни» индульгенцию на производство софт-кор порнографии. Разочарованный и разгневанный как эксплуатацией своиx paбoт, так и воображаемым конформизмом, режиссёр поклялся, что его следующий фильм застрянет костью в глотках эпигонов. Этим следующим, и, как оказалось, посмертным фильмом непредсказуемого Пазолини стала адаптация скандального романа Маркиза де Сада, '120 дней Содома', который эпатажный режиссёр воссоздал на экране в курортном местечке Салo, на севере Италии, где с 1943-го по 1945-й располагалась столица Итальянской социальной республики, последнего оплота фашизма в Италии и его лидера Бенито Муссолини.

Написанный в манере, пародирующей 'Декамерон', уныло-тошнотворный Содом де Сада представляет собой 170-страничный подробный каталог невообразимых мерзостей, в котором нет ни сюжета, ни интриги, ни развития характеров персонажей. Четыре главных 'героя', безымянные столпы общества, Герцог, Президент, Епископ и Судья, предстают абсолютными монстрами с первых же строк. Их жертвы - несчастные невинные подростки, почти дети, подвергающиеся нескончаемым изощрённым надругательствам, пыткам, унижениям и, в конечном счёте, убийствам. Перенеся действие романа в фашистскую Италию, Пазолини воспользовался его сюжетной канвой и мрачно скабрёзными видениями де Сада, чтобы исследовать глубинные связи между фашизмом, капитализмом, сексуальностью и человеческой природой. Сделав четвёрку злодеев важными фашистскими заправилами, он концентрируется на идее абсолютной власти и полной безнаказанности, которые развращают абсолютно.

Неприятие Пазолини современного мира, в котором существовали и существуют бездонные пучины бесчеловечности, ведущие к ужасaм фашизма, находит в Салo наиболее экстремальное и мучительное выражение. Потому-то составить о нём однозначное мнение очень нелегко. Он вызван к жизни сотрудничеством наиболее талантливых кинематографистов 1970-х, среди которых оператор Тонино Делли Колли, работавший с Серджио Леоне и Романом Полански, знаменитые Данило Донатти, художник по костюмам, и постановщик Данте Ферретти. В нём звучит фортепианная музыка Фредерика Шопена, 'Carmina Burana' Карла Орфа и мелодии Эннио Морриконе. Эстетически выверенный, классически скомпанованный, визуально отшлифованный и устрашающе вымораживающий фильм, примечательный почти документальной отстранённой манерой изображения наиболее уродливых проявлений человеческой натуры, Салo это не постепенный спуск в преисподнюю, но Апокалипсис здесь и сейчас, ад в его самых жутких кругах. Зрителю, которого безжалостный режиссёр бесцеремонно втолкнул под своды преисподней, приходится pешать самому, на что он посмел взглянуть. Была ли это гневная метафора фашизма, в которой Пазолини исследовал сладострастное упоение ничем не сдерживаемой властью, отметающей нравственный императив и делающей возможными и приемлемыми самые отвратительные злодеяния против человечности, или грандиозный эпический провал, создатель которого, атакуя все органы восприятия зрителя кананадой невыносимых сцен пыток, унижений и издевательств, чересчур долго всматриваясь в бездну, забыл, для чего он вызвал к жизни монстров силой своего воображения?

Ho к какому бы выводу мы не пришли, Салo уже сорок лет оправдывает на 120% процентов свою репутацию самого шокирующeго, жестокого и противоречивого фильмa в истории кино. Работая над ним, Пазолини признавался, что хочет сделать eго беспросветно-мрачным, и ему это удалось. В Салo нет ни следа надежды, ни одного луча света, ни намёка на оптимизм. Абсолютная кромешная тьма взрывается в мучительно долгой финальной сцене горестным воплем одной из юных жертв: 'Почему Бог покинул нас?' Отвернувшись от своих создaний, в которых он вдохнул жизнь, Бог, согласно Пазолини, не только допустил ужасы узаконенной деградации человека человеком, неотвратимо ведущей к уничтожению целых народов, но и их неминуемое повторение снова и снова, в разные эпохи, в разных странах, по всему миру.

Устремив к равнодушному небу пустые зрачки выколотых глаз, издавая нечеловеческие хрипы окровавленным ртом с вырезанным языком, посмертный фильм Пазолини стoнет беззвучно: 'Меmento...' Помни, что каждый раз, когда где-то в мире берёт бразды правления абсолютная неподотчётная власть, тут же поднимают свои мерзкие головы её верные сатрапы - коррупция, диктатура, и узаконенное человеконенавистничество, от которых всего лишь один шаг до самых страшных людоедских проявлений фашизма. Пророческий фильм-предупреждение, Салo выносит гневный приговор человечеству, которое история ничему не учит, и бросает дерзкий вызов Богу. Страшная, мучительная и мученическая смерть режиссёра, до сих пор не раскрытая, постигшая его вскоре после окончания работы над Салo, вызывает суеверный ужас. Hе была ли она ему наказанием за то, что в своём фильме непримиримый, непростивший и непрощённый итальянский мастер посмел раскрыть истинное обличье венца творения, что вечно ищет блага, но вечно множит зло?

Наверное один из самых скандальных и неоднозначных фильмов, его запрещали, ругали, восхищались, искали смыслы и предзнаменования. Он мерзкий, жестокий и отталкивающий, но не смотря на это я не могу сказать понравился мне он или нет. Хотя наверное, это кино не из разряда нравится или не нравится, а из разряда принимай или не принимай. Фильм по мотивам всем известного Маркиза Де Сада рассказывает нам про итальянский город Сало (ударение на последнее о), где в старом замке развлекаются фашистские лидеры и их распутные подруги. Для своих игр и развлечений они отобрали молодых и красивых юношей и девушек, которым предстоит пройти все круги ада и далеко не дантовского.

Однако, замечу сразу, что фильм совсем не о фашизме, а о безобразных гримасах человечества и того, до какой степени оно может дойти. После просмотра происходит отторжение от всего окружающего, на мир точно начинаешь смотреть совсем другими глазами. Смотреть надо абстрагируясь от всего того дерьма что льется на зрителя, под всей завесой мерзости скрывается последнее послание Пазолини, которое он передал своему зрителю.

Советовать данное кино не буду, ибо слишком уж оно известно и большинство его уже посмотрело, те же кто еще не видел, думаю должны дойти до него сами и быть готовыми смотреть его не как порнотреш, а как произведение искусства, может быть своеобразное, но несущее сильнейший посыл своему зрителю. Если такого настроя на просмотр нет и если вы ничего в этом фильме не разглядели (а ведь это так сложно), то лучше отложить просмотр до лучших времен. Сама еле выдержала эту ленту, что-то поняла, но большинство осталось непостижимо моему мозгу. А может быть и ничего не хотел сказать П. П. Пазолини и мы все ищем черную кошку в темной комнате...Этого мы уже не узнаем. Хотя любое произведение искусства только мы сами наполняем или не наполняем смыслом, сами додумываем и придумываем до конца. В том то и есть великий смысл искусства!

Мне не понравился этот фильм. Я не жалею, что посмотрел его, но и не думаю, что многое потерял бы, проигнорировав. Едва ли не единственным мотивом для просмотра стала громкая слава «Сало» как одной из самых шокирующих картин за всю историю кинематографа. Быть может, самой шокирующей. Меня вело скорее желание пощекотать себе нервы жутким зрелищем, чем категорический императив ощутить некий катарсис от бескомпромиссного срыва социальных покровов. Я плохо знаком с фильмографией Пазолини, мне не близок его стиль в целом, и в данном случае я попросту не согласен с его посылом. И мне не нравится то, что «120 дней» не дадут себя забыть. Забыть это.

Этот особняк-холодильник, в котором вздувается законсервированный фашизм. Вздувается, чтобы взорваться нам в лицо смесью из крови и дерьма под астматически-благоуханным соусом (а)сексуальных перверсий. «Это - родина моя!» - кричит из киноленточной промежности Пьер Паоло. Истории не существует: фантасмагорическая блевотина из девятнадцатого века вытекла на замуссолиненный мрамор 1944-го – и в ней отражается настоящее. Четыре ветви власти срослись в единое Древо смерти, чьи шершавые корни всё сильнее оплетают юные тела, проникая в каждую их щель, терзая, унижая, лишая воли, памяти, рассудка – жизни. На короткой дороге в ад колесо Фортуны успеет сделать всего три оборота – а низведённые до туалетных привратников святые лишь проводят его безразличным взглядом гипсовых глаз.

Уже имея опыт в создании ярких памфлетов на «аморальное» мелкобуржуазное общество («Свинарник», 1969г.), режиссёр решил пойти по стопам своего единомышленника Марко Феррери. Как тот некогда вторил ему своим «Семенем человеческим», так сам Пазолини в 1975-ом снял беспросветно-мрачную вариацию феррериевской «Большой жратвы», появившейся двумя годами ранее. Любопытно, что изначально ставить фильм должен был Серджо Читти, которому автор 'Теоремы' незадолго до этого уже помогал творить «Мерзкие истории» вполне в духе де Сада. Однако Читти, написав сценарий, вскоре потерял к проекту интерес, зато его коллега, наоборот, неожиданно для себя оказался захвачен идеей нового киноманифеста, что должен быть прийти на смену «Трилогии жизни» - тщетной попытки вернуть публику к истокам человечности.

Вклинивая в начальные титры кадр с библиографическим списком, эпатажный гомокоммунист с ходу заявляет ленту как научную работу. В которой, естественно, присутствует [научный] эксперимент. Есть четверо «учёных» - этических ампутантов, есть четыре шлюхи-ассистентки, помогающие им содержать 'инструменты' в должном состоянии, есть несколько сотрудников охраны с автоматами наперевес, и есть толпа подопытных свинок, готовых снести любое унижение. А менгелеподобный Большой Брат в режиссерском кресле бесстрастно нажимает на кнопки, запуская один жуткий опыт за другим, взвинчивая аудиторию «за стеклом» до предела, но так и не позволяя ей сопереживать хоть кому-то. Под издевательски-вальяжную музыку устраивая мини-аушвиц консьюмерированному социуму, естество-испытатель демонстрирует отшелушённое ядро творящегося в современном ему мире морального хаоса, где отвратительны все.

В этом отсутствии опоры для зрителя и кроется гениальность постановки. Взирая на виртуозно воссозданное на экране десадовское неистовство разврата и «анархию власти», мы не находим среди персонажей никого, с кем готовы были бы себя отождествить. Даже молчаливый бунт красавца-солдата оказывается актом банального удовлетворения инстинкта. Это многократно обостряет чувство неуютности и замешательства, и без того сильное благодаря замечательной антитезе помпезного антуража и происходящих в нём шокирующих событий. И лишь в финале фильма выдающийся итальянец «спасает» нас и проявляет своё сценическое альтер эго – выводя на первый план дотоле незаметную куртизанку-музыкантшу, через силу наигрывающую для ополоумевшего мира неуместно восхитительные мелодии и в итоге бросающуюся из окна, не в силах более выносить чудовищности окружения.

Вот только всё это квазиницшеанское глумление условных сверхчеловеков над недолюдьми уж слишком сильно отдаёт старческим брюзжанием, вряд ли сравнимым, например, с вуайеристским откровением «Подглядывающего» Майкла Пауэлла. Разочаровавшись в свершениях «новых левых», растворившихся в ненавистной ему Потребляндии, Пазолини попросту махнул рукой на поколение 'некст', а потом, немного подумав, решил потоптаться по нему грязными сапогами, обнажив своё по-сербскофильмски омерзительное виденье того, как бессовестные буржуины пользуют молодёжь во все отверстия и изощрённо сводят её в могилу раньше времени. Концентрированный до тошноты пессимизм, не разбавленный даже намёком на юмор, в отличие от работы того же Феррери. Без тени самоиронии режиссёр клеймит наступившие времена печатью апокалипсиса, на деле банально не принимая смены движущих мир поколений. 'Всё прогнило! Все подонки! Я старею.

А я – ещё молод. Я – то самое движущее поколение. Я могу свернуть горы. И я выхожу на улицу, сажусь в машину и еду... пожалуй, в банк. Там я беру толпу в заложники, срываю с женщин одежду и задаю им какие-то вопросы. Не важно. Возвращаюсь на улицу. Стреляю в прохожих. Они падают и умирают. Подхожу к одному из упавших мужчин, растаптываю ему челюсть, руку, отрываю уши. Сажусь в машину и проезжаю по нему несколько раз. Что? Нет, союзнические войска не придут. Все союзники уже пришли в 68-ом, сломали мостовые и благополучно превратились в сообщников. Подумав, отправляюсь в ближайшую закусочную: я голоден. Вкусно? Без разницы. Пообедав, еду домой. Там насилую и убиваю жену. За ней – дочь. Беру нож. Вспарываю себе живот. Достаю кишки и засовываю в рот. Жую. Тот же вкус. Забавно. Нравится.

А вот фильм – не понравился. Наверное.

«Через некоторое время после завершения съёмок режиссёр Пьер Паоло Пазолини был найден жестоко убитым». После просмотра этой мерзкой драмы ты понимаешь, что послужило поводом, но Пазолини хотел показать совсем не то, что воспринималось на первый взгляд.

Военный период в деревушке Сало в Италии омрачается для фашистского, элитного и богатого общества в последнее пристанище, когда уже ощущается поражение Германии в войне, а элита всё никак не может удовлетворить свои низменные потребности. Сбор мальчиков и девочек для развлечения богатых особ сопровождается ужасающими играми, содомией и чрезмерным насилием. Мы видим, какие больные идеи заложены в головах императора и его свиты, чтобы с каждым новым погружением в этот фашистский дом боли и страдания, оценить сумасшествие.

Сюжет разделён на несколько частей, именуемых кругами (кровь, экскременты, смерть), чтобы показать нарастающее напряжение. Поначалу знакомство с правилами и встреча, общий обед и первые предпочтения угнетателей. Навивает связь с трэшем, но если, к примеру, «Сербский фильм» или «Человеческая многоножка» – чистое безумие (на мой взгляд), то «Сало» выражает загнивающее общество, которое насыщается своими пороками. Сняты все эпизоды с точным панорамированием.

Круг крови показывает, на что способны и что ходят видеть господа от своих подчинённых. Самих отельных сцен насилия в эпизодах немного (возможно это просто остаётся за кадром), но принижение и публичные травли, издёвки выводят похотливых людей на совершенно непредвиденную фантазию. Именно чем больше боли и страданий, тем безумнее выглядят угнетатели. Кажется, что нельзя понять, чего они хотят? Пока мы не достигаем второго круга.

Круг экскрементов. Вот тут начинается тот трэш, который режиссёр преподносит как больные желания власти. Здравый смысл покинул это место. За ежедневными рассказами о похождениях особой дамы мы видим, что именно нужно людям, у которых есть всё. Хотят это – получают это, хотят другое – получают другое. Мораль, жалость? Все проявления эмоций играют только на руку угнетателям: они готовы реализовать самые извращённые желания. Когда властитель понимает, что конец его близок (поражение в войне), тогда он не остановиться не перед чем, чтобы напоследок развлечься.

Это ужасающее кадры, это обед, на котором здравый смысл есть только у жертв, да и тот побуждает некоторых людей на отчаянные поступки, которые не приводят не к чему хорошему. Кажется, что хуже не будет, но лента проводит параллель среди девочек и мальчиков, чтобы показать: даже загнанные на убой жертвы используют всё ради собственного блага. Это довольно правдивая и откровенная мораль, когда герои беспокоятся о себе, а не о тех, кто спит с ними под одним замком.

Картина выводит финал к отчаянию, к гневу, к потере последних толик здравого смысла. Зритель в шоке от действий зрелых людей, которые за силой, властью и возможностями прячут низменные желания, боль и страдания. Да, они могут удовлетворить свои нужды, но главная потребность остаётся всегда с ними, а исход близок.

Что же, Пазолини снял ужасающий фильм, который впускает в кадр то, что даже вообразить противно. Вопросы к режиссёру есть, хотя он экранизировал роман Маркиза де Сада, только перенёс его во времена Второй мировой войны. Можно даже сказать, что садист за кинопроектором, и садист-писатель нашли и понимают друг друга. Таким образом, у нас вышло не только школа разврата, а ещё одно доказательство ужасов войны.

Сейчас, конечно, спустя сорок один год, это творение Пьера Паоло Пазолини может вызвать, разве что, щадящий смешок и невольную ироническую улыбку. Трудно поверить, что когда-то «Сало» окрестили самым шокирующим фильмом своего времени, а против итальянского режиссёра развернули настоящую травлю, завершившуюся жутким фатальным исходом. А ведь само в себе произведение, созданное на основе куда более шокирующего и откровенного оригинала в виде книги Маркиза де Сада, несёт в себе до невыносимости прямолинейную и довольно скупую игру со зрительским чувством эстетики и нормы. Игру, построенную, прежде всего, на прямом представлении о классических, пусть и имеющих сотни всевозможных отклонений и развилок, устоях морали и самого осознания постулатов нормальности. Хрупкая сердцевина, рычаги, которыми Пазолини пытался довести зрителя до состояния абсолютного, ни с чем несравнимого шока, напрямую воздействуя на зрительский нерв, отвечающий за субъективное сопоставление происходящего на экране с внутренними столпами допустимого. Всё, что может вызвать при просмотре отвращение, тошнотворное и ненавистное чувство, является не чем иным, как расхождением воображаемых графиков сравнения личных устоев с творящейся вакханалией разврата и ужаса в тихом итальянском городке Сало. Потому как прямой, используемый режиссёром киноязык, выраженный под средством комичных рассказов бывалых проституток и бутафорских сцен всевозможных сексуальных извращений, в большей степени наивен и прост.

Большую часть хронометража фильма, который для многих является лекалом морального хоррора, занимают представления нетрадиционных сексуальных предпочтений уважаемых людей в обществе фашисткой Италии: герцог, судья, президент и, что более всего очевидно с точки зрения иронии, священник. Во многом театральные, обычные внешне, по-гоголевски карикатурные персонажи на фоне нарастающего по экспоненциальному закону абсурда становятся ещё одним клином, безжалостно впивающимся в тушу того, что должно было стать очевидным источником ментального дискомфорта. Постепенно, после достаточно многообещающей завязки, провокационная кожица фильма начинает разлагаться и нашему взору предстаёт обычная притча о безграничности человеческого стремления к получению удовольствия любыми доступными методами, переплетённая с явной сатирой на тему членов правления и высшего общества времён фашистского господства в Италии.

Нарочито прямая аллегория на тему библейских мотивов – круги ада, которые служат своеобразным психологическим шлюзом, предохраняющим хрупкую, по мнению режиссёра, психику смотрящего от резкого принятия каскадообразного потока похоти, жестокости и разврата путём плавного нарастания степени извращённости поступков главных героев. Однако художественные и технические методы, которыми оперировал Пазолини, являются главным противоречием данной ленты. Многочисленные крупные планы, лёгкая театральность происходящего, полное отсутствие нативных сцен (что для фильма с вывеской «один из самых шокирующих» является фатальным) создаёт ощущение обманутого зрителя, ждавшего бурю, а получившего грибной дождик. Венцом этого ощущения стоит самая эпатажная и одновременно самая фиктивная и бутафорская глава именуемая кругом дерьма, которая раскрывает, пожалуй, самое патологическое, до невыносимости мерзкое, сексуальное желание – копрофагию. Вся омерзительность подменяется комизмом (смотреть, как тридцать человек, наслаждаясь, трапезничают фекалиями, лишь с небольшими искажениями мины лица, по меньшей мере, комично), вся жестокость ограничивается поеданием одной из рабынь хлеба с иглами, последующими массовыми пытками и убийствами, больше походящими на избиение восковых кукол. Пазолини с некой вульгарной беспечностью игнорирует все возможности кинематографа в сфере влияния на эмоции человека, наполняя своей последний фильм сухим, безвкусным, фантасмагорическим визуальным рядом. Всё это делает «Сало, или 120 дней содома» гораздо ближе книжному оригиналу, чем может показаться на первый взгляд, поскольку и то, и то атакует сознание через призму воображения и собственного домысливания ужасной безграничности человеческого стремления к удовлетворению.