Безусловно все в картине «Щелкунчик» слишком условно. Условны и впечатления от ее просмотра поэтому. Потому что однозначно заявить, что прямо понравилось без всяких «если бы…» не получается, но и влепить грубый «незачет» - тоже огульной критикой припахивает. А может во мне просто нет должного уровня скепсиса и цинизма. Я думаю, что это к счастью. Потому что сказку Гофмана даже в этом пересказе обругать сложно.

Пересказ, конечно, местами вольный и даже в некоторых сценах с отсебятинкой, но на общем фоне «отсебятинка» не отсвечивает таким уж мерзко слепящим смыслом, а плавненько впадает в общую реку повествования. Общая река же широка берегами и несет свои воды в океан мирового общественного мнения, которое, в свою очередь, переменчиво как погода за моим средне-континентальным окном. Но с первого кадра понятно, почему этот фильм не приняли в Штатах. Он без картонно-наигранного надрыва и патетики. Просто сказка, почти такая, как есть. Не балет, не мульт, а игровая сказка. Для взрослых? Точнее, для совсем взрослых? Честно, не знаю. Кто как на апокалиптику в противовес буржуазным ценностям реагирует.

Устроит ли фильм современных детей – это уж непосредственному родителю решать, ему-то виднее, чем его чадо дышит. А мой вердикт: нормально! Смотреть можно, но нужно ли – это уже кому как.

Последняя работа известного российского режиссёра Андрея Кончаловского не осталась незамеченной, но в то же время была холодна, принята кинокритиками и публикой. Попробуем разобраться, почему.

Сюжет весьма схож с первоисточником. Действия происходят в Вене в 20-е годы; в канун католического Рождества Мэри получает в подарок от дяди Альберта Щелкунчика, который ночью превратится в юного принца. «Отряд сопротивления» во главе с принцем и Мэри намерен скинуть гнёт правления Крысиного короля и его гнусной армии. Сложно сначала однозначно сказать, является ли происходящее на экране былью или сном Мэри, а эту неоднозначность, на мой взгляд, усиливает наличие аллюзии на Фрейда, который, как известно, является психоаналитиком и исследователем природы сновидения. Примечательно то, что фильм наполнен всевозможными отсылками к культурным и общественным событиям XX века. С первых же кадров можно заметить персонажа, который очень сильно напоминает Фрейда. Потом на экране появляется вместо Дроссельмейера дядюшка Альберт, который выглядит как вылитый Эйнштейн, и распевает при этом песенку о теории относительности. Момент, когда Мэри во сне летит с Щелкунчиком, а потом ещё и ходят по дому в уменьшенном состоянии, напоминает Алису в стране чудес. На мой взгляд, далее можно заметить самую интересную и смелую аллюзию – крысы в нацистской форме. Ведь крысы – очень нелюбимые создания у многих народов, а во многих культурах отождествляются с болезнями, мором и смертью. И то, что крысы выглядят как солдаты нацисткой Германии, является превосходным напоминанием подрастающему поколению о той чуме, которая когда-то поразила Европу. Сам Крысиный король напоминает культового Энди Уорхолла. Момент, когда Крысиный король разбивает орех головой солдата – явная отсылка к фокусу Джокера из Тёмного рыцаря. Фабрики дыма, в которых сжигают игрушка – печи крематория. Брат Мэри, которого переманил к себе Крысиный король отсылка к Снежной королеве. Если внимательно смотреть и записывать всё, что замечаешь, то получится весьма объёмный список аллюзий и отсылок к другим картинам и произведениям. Именно благодаря огромному количеству символизмов, фильм может заинтересовать даже взрослого зрителя.

На мой взгляд, общее впечатление от просмотра может подпортить русская версия ленты. Во-первых, не соответствовали голоса образам. Конечно, пригласить Пугачёву и Киркорова на озвучивание главных антагонистов – отличная идея, но всё же они не соответствовали их образам. Во-вторых, как уже многократно прозвучало – наличие сленга. И главное – песни, которые в оригинале звучали куда приятнее, чем в русском варианте. Да и слово «крысификация» теряет всю свою суть, которую вкладывали в него сценаристы (наверно, можно было оставить ратификацией).

Я остался в недоумении; почему критики так плохо восприняли данную картину? Я постарался найти этому объяснение. Самые светлые и лучшие воспоминания у каждого человека связаны с детством. Это бесспорно. А эта картина преподносит, любимую всеми сказку, в слегка изменённом и переосмысленном виде. Стоит ещё учесть тот факт, что Гофман – писатель не детский. Так что эта сказка и не предназначена именно для детей. Естественно, у каждого, кто смотрел предыдущую экранизацию или читал первоисточник, произошёл «разрыв шаблона», а связано это не с тем, что фильм настолько плох и ужасен, а скорее с тем, что зрители хотели увидеть нечто другое, нечто схожее тем светлым воспоминаниям. Многие рецензии пестрили возгласами, мол, фильм слишком жестокий, присутствовал подростковый сленг и т.д. Я бы хотел обратить внимание этих людей, например, на творчество Тима Бёртона, которое блещет открытой романтизацией смерти, но при этом его принято хвалить и восторгаться его творчеством. Какие-то двойные стандарты, не так ли?

Андрей Кончаловский продолжил славную семейную традицию и пополнил своей весьма специфической работой список «особо опасных» картин отечественного производства (пусть Родина-мать и не указана в графе «страна-производитель»). Занятно, что очень многие беспощадно ругают новую интерпретацию знаменитого «Щелкунчика». И хотя картина не вызвала особого восторга ни у критиков, ни у зрителя, все же она точно не осталась незамеченной. Что ж, будем разбираться, что да как.

Итак, перед нами предстает Вена 20-х годов XX века. Как известно, 20-е - это время расцвета блестящих умов, новой культуры, кричащего искусства и смелого джаза. Кстати, именно в Вене начала XX века процветала еврейская культура (недаром в фильме так навязчиво упоминается доктор Фрейд, а в кадр упорно лезет плохая, но презабавнейшая копия Эйнштейна), и образовалось венское психоаналитическое общество (и снова здравствуйте, доктор Фрейд). Итак, Мэри (почему-то юная Мари названа на английский манер), премилая дочурка интеллигентов, получает от Сами-Знаете-Кого необычный подарок – Щелкунчика aka N.C. Но на самом деле деревянный парень, ненавидящий свое имя и наполеоновскую шляпу (сей аксессуар как бы намекает, что перед нами самый настоящий полководец), является принцем Игрушечного Королевства, которое захватил его заклятый враг – Король Крыс. Естественно, Мэри не может не помочь «бедолаге» королевских кровей, попавшему в безвыходное положение. Теперь она отправляется спасать его волшебный мир, наполненный чудесами, а еще довольно причудливыми существами вроде арапчонка и шимпанзе.

Так за что же стоит ругать картину? На самом деле пробелов предостаточно. В фильме всего слишком много: много анахронизмов, много корявого монтажа, много нелепых музыкальных номеров, много неровностей и нестыковок. Картина буквально перенасыщена модернистскими и постмодернистскими аллюзиями (к примеру, в фильме присутствует известная инсталляция Хёрста). Картина неуверенно балансирует между идиотским трэшем и причудливым фэнтези. Если бы создатели направили свою энергию на создание истории в духе макабрических картин раннего Бертона, то получилась бы сказка для людей, переживших радости отрочества. Если бы они решились на создание истории, без пугающего насилия и устрашающих гримас, то получилась бы сказка, вполне перевариваемая для подрастающего поколения. Но в итоге результат получился довольно-таки корявым и неровным. Ни вашим, ни нашим. Как грится, за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь.

Конечно, сюжет построен на основе сказки Гофмана, но в то же время он далек от оригинала. Во-первых, паршивые мыши здесь заменены антропоморфными крысами (крысы сами по себе являются воплощением разрушения и хитрости). Во-вторых, эти коварные создания не просто жаждут отомстить юному принцу, они мечтают «окрысить» мир, поэтому они захватывают его город, местное население, а еще они отнимают у детей их игрушки и сжигают их в «печах» устрашающего вида. Кстати, крысы, расхаживающие в шинелях, вызывают прямые ассоциации с фашистами. Этому способствует и сам Крысиный Король, представляющий из себя престранную смесь Гитлера и Уорлоха. Тоталитаризм и крысопсы прилагаются. И хотя сама идея представить крыс как самых настоящих захватчиков не так уж плоха, но все-таки реализация подкачала. К примеру, стычка Короля Крыс с бунтарем из народа, разбавляемая наиглупейшей песенкой про крысиную расу, убивает весь саспенс напрочь и заставляет краснеть от стыда. К тому же, не стоило в детской сказке делать акцент на самое страшное событие в истории человечества. Возможно, это прокатило бы в любом другом жанре, но сказка на то и сказка, чтобы быть наполненной магией, а не отсылками к реальной войне. Особенно детям нужно преподносить конфликты в облегченном варианте, дабы не загадить психику детишек еще пуще.

В общем и целом, «Щелкунчик» Кончаловского – это плевок в лицо Гофмана, пощечина гениальному Чайковскому и нож в спину Щелкунчика. И всё же зачатки прекрасного присутствуют и здесь. К примеру, великолепная сцена с чудесной елкой вызывает проблески праздничного настроения, а кроме того, прекрасные актерские работы в состоянии вынести на себе весь фильм, пусть даже и дубляж не совсем удачен и немного мешает восприятию. В особенности хочется отметить Гранта, Туртурро и юную старлетку Фаннинг. Кстати, последняя нередко выглядела потерянной. Скорее всего, из-за того, что её возможности были использованы не полностью.

Как ни крути, а ««Щелкунчик и Крысиный король» - кино целиком и полностью авторское. Немного сумасшедшее, немного несуразное. Очевидно, что Кончаловский презирает современное искусство, а потому безжалостно глумится над ним в своей картине. И все бы ничего, да только хочется видеть за всем этим какой-то скрытый посыл. Быть может он и есть, но уж слишком скрыт он от наших глаз. К тому же, фильму не хватает немного волшебства, хоть и чудес в фильме много, но именно волшебства слишком мало. Да, перед нами отнюдь не «Сказка о твёрдом орехе», а самая настоящая фантасмагория со вкусом стимпанка.

Главная новогодняя сказка «Щелкунчик и Крысиный король» - это вольная интерпретация произведения Гофмана с редкими вставками замечательной музыки Чайковского. Создается такое впечатление, что Кончаловский сделал этот фильм не столько для юных зрителей, сколько для взрослых. Тут и совершенно неуместные намеки на поработившее волшебное царство фашистское войско во главе с харизматичным Крысиным королем, смысл большинства шуток так и остался за кадром, а дублирующие главных героев Киркоров с Пугачевой, столь полюбившиеся среднему классу, не вписываются в общий антураж.

Трактовка Кончаловским Гофмана показалась в достаточной степени мрачной, но при этом не лишенной смысла. Ближе к середине фильма создается впечатление, что фильм вовсе не рождественский, а в некотором роде авторский, ведь Кончаловский выразил в «Щелкунчике…» свою позицию, свое личное отношение к творчеству писателя, пусть в некотором роде своеобразное, но при этом не лишенное оригинальности. Он показал обратную сторону сказочного мира, что оказалось непозволительно для фильма, сделанного для детей.

С другой стороны, Кончаловский взял на главные роли Щелкунчика и Мэри детей, способных не только выглядеть обаятельными, но и вызывать сочувствие зрителей. Невероятная уверенность заколдованного принца и девочки в достижении поставленных, практически невыполнимых целей по свержению крысиного режима, пробуждает веру у маленьких зрителей в яркий, процветающий мир, лишенный насилия и жестокости.

Из второстепенных героев запомнился лишь дядя Альберт с его искренней верой в чудеса, а вовсе не Снежная фея, призванная стать чуть ли не главной звездой фильма. Играющая ее Высоцкая умеет готовить, это становится очевидным благодаря бесчисленным сериям телевизионной передачи с ее участием, но вовсе не играть. Ее героиня бесчувственна и не так волшебна, какой она действительно должна быть. Нескольких остроумных реплик и взмаха волшебной палочки оказалось недостаточно для Высоцкой, чтобы хотя бы намекнуть на какие-то душевные чувства, хотя времени Кончаловский своей жене отвел предостаточно.

В заключении стоит сказать, что Кончаловский проделал огромную работу над сценарием, который, как выяснилось, разрабатывался далеко не один год и, вполне возможно, не одно десятилетие. И в «Щелкунчике…» чувствуется желание создателей порадовать детей и хотя бы на минуту позволить им поверить в чудеса. Непонятно одно – если Кончаловский ориентировался на разновозрастную аудиторию, почему же он не решился реализовать сказку Гофмана в полной мере? Выглядело бы более красочно, и присутствовал философский подтекст.