История о войне глазами детей, снятая не в документальном жанре, что делает его интересным. Это тот фильм, который нетрудно смотреть: не перегружен, не затянут, на мой взгляд не имеющий сцен, напрашивающихся вырезать их или перемотать, но всё же несущий определённую смысловую нагрузку.
С любопытством наблюдала за Самым лучшим исследователем, но есть и аспекты, заставляющие задуматься - действительно ли так всё было в военные годы?
Не понравилась в картине героиня - мать Бруно. Не может рыдать женщина-жена офицера, работающего на Фюрера из-за того, что бьют пленного или сжигают евреев (И разговор не про чувства.) Так же не подходит на роль немки Вера Фармига с чисто американским типом лица.
Не понравилась и преувеличенная жестокость солдат. Даже дома отец Бруно ходит с каменным лицом, постоянно напряжённый. Да, на работе эти люди такие, но дома жили как все нормальные граждане.
Завершение 'Мальчика в полосатой пижаме' для меня было неожиданным, оставляющим, ну если не след на душе, то жуткий осадок - это точно!
После просмотра фильма меня потянуло блевать. Нет, не потому что плохой фильм или что-то в этом роде, просто расстройство от столь грустного 'энда' и моральное потрясение было настолько велико, что мой желудок не выдержал. Картина сама по себе не тяжелая, но конец ее настолько депрессивный и от этого складывается ощущение, что тяжелее фильма я никогда не видела. Детская наивность на протяжении всего фильма была мила и оказывала очень позитивный настрой. В 'Мальчик в полосатой пижаме' хорошо показали именно 'людскую натуру'. Искренне не понимающий, в чем же плохи евреи, Бруно; тронувшаяся умом, от понимая того, что же творится на 'ферме', мать; отец преданный своей работе и долгу перед отечеством; ну и конечно же начавшая взрослеть Грета. Типичная семья. Если бы не война... все могло бы сложиться хорошо, но про это бы не сняли фильм!
Минимализм, вот девиз всего в этом фильме. Он не ярок и не затемнен, а повседневный, такой какая жизнь настоящая. Саундтреков нет. Удивляет роскошество начала фильма: от настроения героев, до обстановки. Но это порадовало и глаз, и душу.
Не знаю, можно ли сказать - это арт-хаусное кино, но от просмотра данного фильма у меня было такое же настроение, как от 'Реквиема по мечте'.
Этот фильм очень тяжелый и эмоциональный на мой взгляд. В нём затронута сильная тематика связанная с холокостом. Вообще я не любитель фильмов с войной и поэтому я этот фильм долго откладывал на потом и только сейчас понимаю что зря.
Чем же он меня впечатлил? Думаю самое главное - это легкое восприятие фильма. Нет никаких непонятных тем, наверное всё потому что, фильм показывают от лица восьмилетнего мальчика Бруно.
Этот фильм показывает нам, что нацизм навязывает государство. И что Евреи не плохие люди, и нет смысла уничтожать эту расу, но даже учитель который приходил к ним домой навязывал что Евреи ужасные люди, и нету ни одного хорошего, даже дал свою книжечку. Но это всего лишь навязывание своей точки зрения и Бруно показывает нам, что учитель и государство были неправы.
Атмосфера войны была передана на высшем уровне и этот фильм я думаю мало кого оставит равнодушным. Он показывает насколько всё таки люди страшные существа и они убивают друг друга за ради чего? Из-за того что не понравился тот или иной человек? Скорее всего так и есть. Но ведь в наше время ничего не изменилось. Люди воюют и до сих пор.
Единственная «вещь», мешающая мне забыть этот фильм, как неловкую глупость, – это игра маленького мальчика по имени Джек Скэнлон.
Я долго не решалась посмотреть этот лубок на тему геноцида (не шаблонное сочетание темы и жанра). Мне мешало знание синопсиса. Заключенный концлагеря, который почти каждый день часами сидит на собственной «даче» у забора, любуясь лесом и играя в шашки с новым другом с той стороны. Восьмилетний сын коменданта лагеря, ничего не знающий про страну, в которой живет, и ее политику, никогда не слышавший про антисемитизм и про то, чем евреи виноваты перед Германией. И сюжет, выстроенный на идее невозможной встречи и дружбы этих невозможных героев.
Фильм воспарил над реальностью еще выше, чем ожидалось. В нем обнаружился комендант лагеря смерти с добрым, глуповатым, длинноносым лицом Дэвида Тьюлиса – очень страшный эсэсовец, который даже на жену и подчиненных орет как-то неуклюже-застенчиво, словно борясь с желанием извиниться за нервный срыв, а диссиденствующую маму не сдает куда следует и даже не рвет гордо с ней отношения, а интеллигентно просит диссидентствовать потише – вдруг услышат плохие люди.
Есть в фильме жена коменданта, порядочная и благородная женщина, очень долго не догадывающаяся, чем занимается на работе ее муж, и чем он вообще является. Обнаружив, что дочь, с опозданием на семь-восемь лет, увлеклась нацизмом (эка странный выбор для немецкой пионерки начала сороковых), женщина эта всерьез решает, что данный факт должен обеспокоить и огорчить ее мужа. Особенно любопытно в этой женщине то, что играет ее актриса с очень неглупым лицом (Вера Фармига), не похожая ни на зомбированную дурочку, озабоченную только мехами и шляпками, ни на фанатичку, упрямо твердящую себе сквозь поджатые губы, что «всё правильно», ни на покорную жертву потока истории, давно на все махнувшую рукой.
Есть концлагерь – очень условный и почти не участвующий в жизни одного из своих узников – так, за спиной у Шмуля мелькает что-то.
Есть, наконец, ребенок – замечательный Аса Баттерфилд, совершенно не виноватый в том, какая роль ему здесь досталась. По сюжету мальчик развит вполне нормально, никому и в голову не приходит считать его дурачком – нормально же для восьмилетнего пацана не знать, скажем, какую войну ведет его страна, или что разные нации не равны в правах в нацистской Германии. Вот Бруно и не знает – и бродит по жизни, как Алиса по Стране Чудес.
В общем, перед нами сплошь (ну, почти сплошь) хорошие милые люди – живут себе рядом с фабрикой смерти и радуются. Есть, конечно, шероховатости – так ведь лучше враг хорошего.
Но есть в этом фильме человек, понимающий историю, в которой снимается, лучше и глубже, чем все вместе взятые взрослые создатели этой побасенки в стиле «Библии для детей» – мальчик по имени Джек Скэнлон, играющий Шмуля.
Его игра поражает и в одиночку оправдывает весь этот глупый слезовыжимательный фильм. Это игра на грани с гениальностью, потому что глаза этого современного благополучного ребенка – это глаза человека, глядевшего-таки в непридуманную бездну. В них есть жуткое сознание своей судьбы и глухая тоска обреченного. Шмуль – ребенок, и оставаясь ребенком, даже в лагере, он играет – в непонимание своей обреченности. Его разум, отказывающийся верить очевидности, и внутренняя ноющая боль, нашептывающая правду, не в ладах друг с другом. Он как бы не верит в то, что знает, – но его глаза знают. Это глаза человека, уже впустившего в себя что-то жуткое, сжившегося с этим жутким, научившегося с этим ужасом управляться и даже играть в «я тебя не вижу». Его глаза – это глаза восьмилетнего старичка, и его остриженная, всегда опущенная голова не случайно кажется седой – вся его крохотная фигурка словно припорошена пеплом.
Он не кричит, не плачет, не возмущается и не пытается продумать план побега – ему, как и всем за той проволокой, некуда бежать. Что-то чудовищное, сковавшее его тело, сделавшее тихим его голос, вошло в него через кожу, вгрызлось в мозг, поступает к нему с каждым вдохом воздуха над лагерем. Этот воздух пропитан болью и ужасом, страданием и отчаянием, он пахнет смертью, и смертью дышит безжизненная земля, на которой сидит, сгорбившись, этот постаревший ребенок, играющий в «я тут ничего не понимаю». Только Бруно, защищенный своей инфантильной наивностью, может не почувствовать это жуткое, нависшее прямо над ним и его странным другом. И Бруно начинает поддерживать игру в «я ничего не вижу, не понимаю, не знаю». Они перебрасывают друг другу этот невидимый мяч, как настоящий. Ты не видишь? – и я не вижу. Это игра – давай играть вместе. И «игра» втягивает их обоих в себя, как воронка.
И все же смотреть фильм стоит не ради его невозможного сюжета, но для того, чтобы заглянуть в глаза Джека Скэнлона – и заглянув, подумать, что ведь не было таких глаз ни у кого из актеров, скажем, прославленного «Списка Шиндлера», да и вообще, пожалуй, нигде. Кто-нибудь, пожалуй, вспомнит другого мальчишку – Алексея Кравченко в «Иди и смотри», но я не соглашусь: в преображении Флёры, на мой взгляд, очень многое было сделано цехом гримеров.
А взгляд Джека Скэнлона стоит встретить,…чтобы никогда потом этого взгляда из прошлого не забывать. Бог даст, у этого Джека будет большое актерское будущее. Если же не будет – в истории кино он по-любому останется. Уже остался.
P.S. Справедливость требует добавить, что помимо Джека есть еще два человека, которые понимают, что играют и зачем находятся в кадре: Дэвид Хеймен (Павел) и Руперт Френд (лейтенант).
P.P.S. Этот фильм не стоит показывать детям. Про войну и геноцид не поймут, а кадра с мордой в противогазе испугаются.
Посмотрев этот замечательный фильм, я обнаружил в себе какое-то особо жалостливое отношение к детям-евреям времен Второй Мировой войны. В 'Списке Шиндлера' не мог сдержать то, что льется из глаз на кадрах девочки в красном пальто, в 'Мальчике в полосатой пижаме' на каждой сцене свидания Бруно со Шмулем глаза слезились, а в конце хлынули неконтролируемым потоком.
Очень сильно передана атмосфера безжалостного отношения к евреям. Каждая сцена невыносима. Смотреть на это очень тяжело. Несмотря на то, что фильм мне очень понравился, вошел в список любимых, расположился там очень высоко - пересматривать его, как и 'Список Шиндлера' я, пожалуй, не буду. Боюсь, что не выдержу еще один раз увидеть подобное зрелище.
Стоит отметить, что фильм мог бы и не получится так хорош, если бы не блестящая игра двух мальчиков. Они играют так правдоподобно и непосредственно, что веришь каждому их действию и переживаешь за них даже во время вроде бы безобидных сцен.
Возможно, у фильма и не какой-то оригинальный сюжет, поднята не новая тема. Но она рассмотрена под иным углом, рассмотрена на высочайшем уровне. Фильм заслуживает только самых высоких оценок.
'Мальчик в пижаме' - довольно необычный фильм о Второй Мировой. Не злитесь, но перечислю важные для меня минусы фильма:
1) Неувязка с IQ мальчика: в ряде эпизодов он крайне смышлён, а тут не догадался ни о чём. Ну, да ладно, в этом должна была быть драма.
2) Хорнер не гений музыки: как выяснилось, он умеет писать лишь вариации одного хода гармоний, которые мы слышим и в Аватаре, и в Играх разума. Они прекрасны, но за эти три фильма надоели.
3) О сравнении с 'Шиндлером': перед титрами слеза нагнеталась, но я не должен решать, рыдать или нет. Тут я, увы, не стал. В Шиндлере это произошло неконтролируемо.
Но опять же отмечу оригинальность сюжета - мир глазами ребёнка, не часто увидишь подобное.
Тут я и подумал: Шиндлер - один из лучших просмотренных мною фильмов, основанных на реальных событиях, что редко бывает так трогательно. А тут по книге. Кто читал - пусть спорит, ибо, возможно, книга и хорошая. Но могли и лучше.
Прислушайтесь к отрицательным отзывам - ей-богу, они не безосновательны.
5 из десяти...
И никаких 'увидимся в кино'. Я пишу Вам, чтобы Вы знали моё мнение.
Поначалу фильм казался мне довольно интересным, захватывающим, ведь дети по-другому смотрят на мир.
Возможно, это и сыграло основную роль в моем впечатлении от просмотра.
Идея весьма и весьма хороша, вот только ее воплощение похрамывает.
Я, конечно, верю, что желание жить в лучшем мире, видеть его в хорошем свете иногда может затмевать какие-то негативные моменты сегодняшнего, но, в случае Бруно, эти самые 'розовые очки' выглядят очень абсурдно.
Шмуль.
Знаете, я общался со многими детьми и самый первый признак того, что им действительно тяжело живется - их нежелание входить в контакт с другими.
Даже если списать это все на разницу в годах, любовь Шмуля к общению или обаяние мальчика Бруно, все равно верится с трудом.
Далее, Ральф.
Как уже было сказано, в нем легко угадывается англичанин.
К тому же, роль нациста совершенно не раскрыта. Они верили в свою идеологию, пусть, но все семья...
Все же сыграно неправдоподобно.
Однако, сама идея того, что таковое возможно, что, более того, такое в те годы происходило чуть ли не на каждом шагу оставляет в горле ком, а на обратной стороне век отпечатываются отдельные кадры.
P.S. Прошу прощения за неуместную сумбурность, я все еще не отошел от просмотра.
Стоит смотреть этот фильм, хоты бы по той причине, что впечатление, будь оно даже негативным, останется на многие годы.
К сожалению, я посмотрела фильм сразу после прочтение книги Джона Бойна 'Мальчик в полосатой пижаме'. И безумно огорчилась. Фильм совершенно отдельно от книги! Во всем - в характерах, в событиях. Допустимы, конечно, мелочи, но по мне - сценарист переборщил. Во-первых, с первых минут очевидно, что характер отца показан совершенно иным! В фильме он будто любящий детей отец и хороший семьянин. А его работа мало мальски влияет только на их отношения с женой - и то уже во второй части фильма. Но мне кажется, что в книге именно сухость, преданность делу и солдатская строгость отца играют важную роль для осознания катастрофы случившегося. Ведь это не просто случайность - что Бруно пошел по ту сторону проволоки.
И какие-то, конечно, событийные выдумки - про приезд дедушки, про кино. Хотя отдельно от книги - про кино хорошо. Потому что мало кто знает, что фашисты правда снимали пропагандистские фильмы про лагеря: мол, у нас все замечательно! И заставляли заключенных изображать радость. Даже более того - когда приезжали проверки (могу ошибаться, но чуть ли не от Красного Креста) - вычищали какую-нибудь часть лагеря, ставили там кафешки, некоторых менее больных заключенных мыли, одевали и заставляли играть в игры и вести ничем не удрученный образ жизни - напоказ. Исторически это верно, но не по книге.
В общем-то если говорить о фильме - он неплохой, очень неплохой. Он отлично снят, идея ясна, есть тяжелые моменты. Хороший фильм, но отдельно от книги. Так что как экранизации - минус, как фильму - неплохо.
Но советую все равно читать книгу. Она замечательная.
Истребление евреев во время Второй Мировой не первый раз ложится в основу фильма, и режиссёры не устают напоминать, что никто из свиней не равнее других. Однако, если Германия привыкла извиняться за своё прошлое чуть ли не на ежегодной основе, выдавая один обличительный фильм за другим, а страны-участники поднаторели в изображении ужасов холокоста, то британский режиссёр пошёл по пути наикратчайшего обвинения.
Устами младенца глаголет истина. Как часто дети открывают взрослым глаза на мир, сами того не ведая! Восьмилетний Бруно не знает, что такое война, хоть и живёт в Берлине 40-х годов. В коротких шортах, с ранцем за плечами и сдобным кренделем за щекой, он бодро бежит по вымытым улицам, изображая истребитель. Он гордится тем, что его папа военный, ведь военные призваны защищать и оберегать от беды. Он ещё не подозревает, чем обернётся переезд семьи за город и соседство с «фермерами в полосатых пижамах».
Детская непосредственность, незамутнённое пропагандой и страхом сознание – метод прямого воздействия на зрителя в обход сложных понятий и историко-культурных рассуждений. Ребёнок нутром чувствует зло и не нуждается в излишних объяснениях. Реакции Бруно на происходящее, его кажущиеся наивными вопросы вскрывают проблематику фильма и не находят оправдания поведению взрослых. Почему Павел, который был врачом, теперь носит полосатую пижаму и весь день чистит картошку? Почему Шмюль не может играть в мяч и есть пирожные, когда хочется? Почему мама говорит, что «фермеры» - не совсем люди? Почему сестра променяла кукол на агитплакаты? Почему папа бьёт слугу, когда тот разлил вино? Почему «Еврей» подразумевает всех евреев, а не конкретного человека? Там, где Бруно ещё не может задать вопрос, режиссёр неотрывно следует за его взглядом: смущённым, виноватым, сбитым с толку или упрямым. Юный Эйса Баттерфилд со своей стороны демонстрирует не только пронзительные голубые глаза, но и умение держать кадр и нравиться зрителю.
Несмотря на фактическое повествование от лица ребёнка, рассказанную историю не назовёшь поверхностной или заретушированной. Да, об ужасах холокоста здесь не говорят напрямую, камера не останавливается на измождённых голодом телах заключённых, жалостливые мелодии не терзают слух. Намёками, иносказанием, безобидными с виду метафорами («фермеры в полосатых пижамах») режиссёр даёт ровно столько информации, чтобы зритель содрогнулся, но не потерял детскую веру в чудеса. Вот из печных труб на ферме идёт дым, и чем-то так неприятно пахнет… «Там жгут мусор», - объясняет солдат. Вот Бруно обнаруживает, что ферма обнесена колючей проволокой под напряжением… «Но ведь это же для защиты от диких животных!» - говорит ему сознание. Вот Шмюль по свистку хватается за тележку и бежит собирать камни… «Наверное, это очень увлекательная игра!», - думает Бруно. Вот Шмюль жалуется на голод, и Бруно (совсем как Мария-Антуанетта) предлагает ему пойти в кафе. И, наконец, самая страшная сцена – сваленные в кучу в темноте подвала, голые и с вывернутыми конечностями, пластмассовые куклы. Для Бруно они – конец детства, для зрителя – символ смерти.
На мрачной недосказанности строится и второй план повествования. Бруно остаётся только догадываться, почему у его матери теперь каждый день заплаканные глаза, о чём они спорят с отцом в кабинете, из-за чего разговор за обеденным столом с лейтенантом Котлером получился таким напряжённым и почему бабушка не хочет приезжать в гости. Ребёнок всё подмечает, хоть и не может осмыслить, а зритель без труда дорисовывает в воображении, что же происходит за закрытыми дверями спален и библиотек. Фармига, Тьюлис и Френд играют на нюансах, не смея отнимать экранное время и разрушать хрупкий детский мир зрелым пониманием ситуации. Диалогов как таковых между родителями и сыном почти не происходит, каждый продолжает жить за своим забором с колючей проволокой. Бруно молча наблюдает – и бежит от скуки к своему новому другу в полосатой пижаме. Мать прекрасно видит, что сын мучается от безделья и одиночества, но не стремится проводить с ним время. Неслучайно поэтому трагедия застигает всех без исключения врасплох. Бруно не сумел понять, что же происходит вокруг него, пропав безымянной жертвой в жерновах истории. Родители оказались на краю бездны, в которую так долго сбрасывали других…
Конец фильма превращает всю историю в некую басню, только без иронии. Слишком уж однозначный вывод получился у режиссёра, слишком безапелляционный финал. Повествование обрывается, словно от удара гильотины, оставив несчастную семью немецкого офицера рыдать в чистом поле под клубами едкого дыма крематория. И зритель вместе с ними, бросив последний взгляд на изношенные полосатые пижамы, погружается во мрак завершающих титров и неспокойных мыслей о судьбе человечества.
Бестселлер Джона Бойна не представляет большого труда для экранизации: компактное произведение, узкий круг действующих лиц, не слишком разбросанные по разным местам события, нет костюмных проблем и декорационных сложностей – дело только в людях. Собирай актёров и – делай.
Все начинается обыденно – жена с детьми, вслед за отцом, отправляется на новое место работы главы семейства. Он – хороший муж, она – преданная жена и добрая мать. Дети, конечно, цапаются друг с другом – возраст такой, девочке – подростку трудно уживаться с младшим братом.
Да, все дело в возрасте. Девочка мнит себя опытной, представляясь взрослее, чем есть на самом деле, мальчик – чистый лист, белым голубем летящий на пути к открытиям. Зато родители в курсе всего происходящего: на нём – офицерский долг, она – верная спутница немецкого солдата.
О войне привычней говорить в масштабных формах батальных сцен, обличительными образами злодеев и пугающими столбиками списков погибших. Маленькая драма кажется недостойной великой трагедии, драма маленького человека, драма отдельной вражьей семьи.
В простоте Бойновского творения – глубина. Нравственно-идеологический конфликт преступного служения. Строгий работяга - отец на службе Родине, не истерично-психованный маньяк – служака-патриот, убеждённый в правоте своих поступков, проводя узнаваемые по стилю планёрки-совещания на предмет оптимизации производственного процесса. Грамотно и обстоятельно, со знанием и опытом. Только вот должность у него – начальник концентрационного лагеря Освенцим.
Принципиальный конфликт происходит между мужем и женой. Смущенный, но не готовый поступиться принципами Дэвид Тьюлис пытается тушить вспышки несдержанной в чувствах Веры Фармиги, помня об упрёках непокорной матери, но следуя покладистости своего отца. Твердый женский инстинкт и рыхлые мужские сомнения, сомнения, отступающие перед верой в «правое» дело.
У офицера нет ужаса в глазах – не потому, что он не знает, потому, что он не видит ужаса. Мальчику тоже все ни почем, потому, что он ничего не знает, кроме радостей беззаботного детства, влекомый любопытством к изучению мира, цена которому не только сбитые в кровь колени.
Могли ли они встретиться на самом деле: сын начальника Лагеря смерти и заключенный под номером, как там его…, по имени Шмуель? Могли ли они заговорить, понять друг друга, могли ли они подружиться. Вообще-то дети иногда легко сходятся от одиночества.
Для сценария это прием, позволяющий препарировать идеологию незамутнённым пропагандой взглядом ребёнка, раскладывая его извечными «зачем» и «почему» по полочкам абсурды всем известного режима.
В диалогах мальчиков растворяется туман неопределённости. Но ясности не добавляется: пропагандистская машина вводит в заблуждение обманными картинами зазеркалья. Насмотревшийся рекламных роликов Бруно утверждается в вере, что по ту сторону «колючки» цветут сады и играют дети. Он, как и его отец становится жертвой своего «незнания».
Своеобразный прием: в фильме два персонажа, один (отец) убеждённый, другой (сын) – подверженный убеждению. Оба уверены, что концлагерь – это хорошо и по делу. Правда один знает, что там происходит, а другой – нет. Один знает правду, другой – стремится её узнать. И открытие одного оборачивается прозрением для другого. И каждый из них платит за это свою цену.
Кино, в котором будничный ужас становится личным кошмаром, в котором сходятся распахнутые глаза Асы Баттерфилд и остановившийся взгляд Дэвида Тьюлиса, беспомощный крик Веры Фармиги и струи дождя – вместо слез. Чудовищно патетично. Но как есть.
Есть ещё странные американские запевы на вечеринке и чистая английская речь, перебиваемая немецким «Хайль Гитлер» - формальное расхождение, напоминающее неполный дубляж с немецкого. Не обман, не уловка - главное ведь не в этом.
