«Лулу» - картина в череде других документалистских работ Пиала, не выделяющаяся из них никакими очевидными достоинствами. В свойственной ему дотошной манере воспроизводится быт и социальный антураж рабочего класса, режиссер изображает персонажей, возможно, против своей воли примитивными животными, чьи интересы не поднимаются выше пояса.

В освещении проблем пола современный зритель привык и к жестокой, парадоксальной романтике Бертолуччи, и к остроумному обыгрыванию пикантных ситуаций Б. Блие, и к шокирующей экзистенциальной откровенности Ж. Эсташа и Ф. Гарреля, но со столь элементарным сексуальным поведением, никак не оправданным психологически, он, наверное, встретится впервые, посмотрев «Лулу».

Работая с тогда еще начинавшей карьеру И. Юппер и уже прославленным Ж. Депардье, пиала принуждает их существовать максимально расслаблено, без психологического развития, прерывая унылое бытование (а не бытие) персонажей истерическими, эмоциональными взрывами, еще больше подчеркивающих их животную природу.

Брутальная фактура Депардье, его манифестированная мускулинность, сдобренная изрядной долей самоиронии в картинах Бертолуччи и Блие, у Пиала выглядит просто грудой мускулов. Инфантильная, девичья сексуальность еще не сформировавшейся женщины, свойственная актерской манере И. Юппер, в «Лулу» воспринимается как скромное обаяние девочки-переростка, не развитой ни интеллектуально, ни физически.

Другие персонажи смотрятся как двойники друг друга, будто на одно лицо искатели сексуальных приключений. Как обычно, Пиала не утруждает себя выстраиванием связного повествования, растрачивая усилия на скрупулезную репрезентацию необязательных деталей. Лишая историю и лиризма, и поэзии, и семантической глубины, концентрируясь целиком на изображении быта, Пиала предвосхищает искания европейского кино 90-2000-х годов (Д. Одуль, Б. Дюмон, У. Зайдль) с его демонстративным натурализмом и воспроизведением животных мотиваций «одноклеточных» персонажей.

«Лулу» ощутимо проигрывает не только «Нашим любимым», где все же подкупала доверительная интонация и заинтересованная авторская позиция, но и бесстрастному в своей жестокости «Обнаженному детству», пытаясь компенсировать свои формальные недостатки грубоватым юмором, перестающим вызывать отклик уже на двадцатой минуте повествования. Если смотреть хотя бы три ленты Пиала подряд, они быстро начинают надоедать своей стилевой однотонностью, содержательной бедностью, журнализмом режиссуры и блеклым нарративом, что отбивает желание знакомиться с другими его работами.