Тема религии, веры и взаимоотношений между людьми в творчестве Ингмара Бергмана прослеживается неоднократно, так что сразу перейду ко второй части так называемой «трилогии Веры/молчании Бога» - «Причастие» 1962 года с блистательным бенефисом Гуннара Бьёрнстранда в роли сельского протестантского пастора, разочаровавшегося в жизни, людях и в Боге, который предпочёл молчать…
Эту картину, безусловно, можно назвать намеренно минималистичной, камерной, тусклой, слегка отстранённой, театральной (вся «трилогия» отличается безапелляционным «единством времени, места и действия», что только придаёт стиля и заставляет по-иному взглянуть на представленные философские темы, затронутые в фильмах), холодной к зрителю – и это никак нельзя отнести к недостаткам фильма, а даже скорее напротив – без этих стилистических качеств кинокартина ощущалась бы совершенно на другом уровне, нежели в том виде, каком она представляется нам! Не могу не отметить операторскую работу, которая одновременно простая, но не менее великолепная: золотые руки и блестящее видение происходящего гениального оператора Свита Нюквиста не даёт усомниться в визуальной силе ленты, в её утончённости в показе душевных и психологических переживаний и терзаний главного героя на своём непростом жизненном пути.
Томас Эрикссон – немолодой священник в провинциальном шведском городке, как и каждый раз до этого, проводит утреннюю службу в церквушке – вроде бы, ничего экрстраординарного в этом ритуале нет, но всё-таки есть – и пастору, и его помощникам, и прихожанам этот ритуал в тягость, видно, что монотонность и цикличность происходящего абсолютно отягощают всех присутствующих: они зевают, с некоторой периодичностью поглядывают на часы и неохотно читают священные тексты. Но если прихожанам это в тягость от скуки, то вот священнику совсем наоборот – душевные муки и личностные терзания по поводу веры и собственного бытия, а также отчуждение социального контакта (особенно с одинокой девушкой-учительницей Мартой, которая хочет попросту получить взаимность в своей открытой и искренней любви к Томасу, но, к сожалению, так и не получит…) сковывают его в «цепи», которые он вроде и жаждет разорвать, но по мере напряжения и продвижения картины данные мысленные попытки он отодвигает на второй план, оставляя нам философскую рефлексию, немногочисленные «острые» разговоры с Мартой, в которых Томас по-настоящему раскрывается, показывая нам собственные психологические терзания. Тема и смысл фильма, как и в фильме «Сквозь тёмное стекло» 1961 года – это кризис веры и человеческих взаимоотношений и то, как люди с этим справляются. И если в первом фильме «трилогии» Бог, хоть и иллюзорно, хоть и отстранённо, но что-то да говорит, или вернее – пытается сказать, то в «Причастии» он замолкает окончательно и бесповоротно, оставляя людей на вечные пессимистичные размышления, что мы и видим на примере священника. Томас не плохой человек, просто смысл в его жизни пропал навсегда, и никто не в силах вернуть его назад: ни случайные прихожане, ни Марта, так отчаянно жаждущая внимания своего «единственного» – никто, он теперь сам по себе в этом безумном-безумном мире, который заполнен больше вопросами, чем ответами, но все подсказки уже давно ушли в небытие…
Ранее упомянутый Гуннар Бьёрнстранд, прекрасная Ингрид Тулин в роли Марты и стоящий на жизненном перепутье Макс фон Сюдов в роли Йонаса Персонна (чья судьба в фильме довольно трагична) – постоянные актёры «бергмановского» театра: они невероятно органичны в своих ролях, невероятно правдивы, невероятно искренни. Ингмар Бергман в очередной раз проделал замечательную работу в показе сложных тем простым языком, но если в каких-то его работах есть ожидание надежды, то в «Причастии» ждать подобного не стоит, и даже с одной стороны оптимистичный открытый финал на поверку оказывается отягощающим послесловием, где слова «надежды» оказываются то ли гротескной сатирой, то ли сарказмом – это решать уже зрителю, так как режиссёр специально оставляет обширную «пищу для размышлений», чтобы люди сами всё для себя решили и вынесли вердикт, основываясь на субъективном опыте, мыслях и переживаниях.
Хоть я и ставлю картине 8/10, но без зазрения совести могу назвать одним из самых сильных высказываний о вере и религии в мировом кинематографе и смело рекомендовать всем тем, кто запутался или всё ещё терзается вечными вопросами. Всего хорошего!
Священник перестал верить в Бога после смерти любимой жены. И ни каждодневные церковные обряды, ни нежные материнские ухаживания безответно влюбленной в него женщины, ни собственные измышления на эту тему не могут принести покой в его душу.
Разрываемый внутренними терзаниями отец многодетного семейства, придя к священнику за помощью в разрешении краеугольного вопроса, получает ответную исповедь человека, разочаровавшегося в религии, Вере и самом Боге. И как же он сможет залечить собственные раны, когда проводник господний на земле обетованной сам раскалывается на мелкие осколки сомнений и незнания...
Господь - это Любовь. Так написано в Евангелие, так прописано в душах наших. По другому быть не может. Он всегда готов помочь нам. Ниспослать ответы на вопросы через окружающую нас действительность: людей, природу и события. Важно не переставать вести внутренний диалог с самим собой, ибо через него и получается найти правильное решение на тот или иной случай жизни.
Как бы ни было сложно, необходимо верить в лучшее, иначе жизнь действительно перестает иметь смысл. Кто не падал, встать не сможет. Кто не терял, не почувствует боли, а значить саму жизнь, ведь она состоит из счастья и утрат.
Не переставайте верить, любить и надеться! Вы не одиноки, пока бьётся ваше сердце...
В этом фильме меня приятно порадовал визуальный стиль. Храм был показан так отчужденно, что и слов дополнительных не было нужно. Камера так ловко скользила по всем немногочисленным предметам, будто стараясь охватить все. Это создавало эффект присутствия. Да и весьма скромные размеры помещения казались просторными. Никакой клаустрофобии. И нужен большой талант снять такую картину, ведь все было понятно и без слов
- Есть ощущение, что каждое слово решающее
А вот диалоги мне не показались удачными. Бергман всегда ставил на немногословность. Но тут герои позволяли себе просто поток слов, будто исповедь на заданную тему. Такой ложный эффект искренности. Чем больше они раскрываются, тем более прячутся за якобы откровенными признаниями. Возможно так и задумывалось, но точно можно было бы сделать все острее.
Кстати, было бы здорово, если бы персонаж Ингрид Тулин видел лишь один человек - пастор. В таком случае она бы стала такой милой игрой воображения, воссозданным его разумом призраком покойной жены. Это бы полностью сблизило фильм к 'Солярису' Тарковского (хотя, даже и в предложенной коннотации у фильмов много общего - темы потери веры, недосказанности, душевной тяжести).
- Почему ты причащалась?
А в части раскрытия темы фильм мне скорее не понравился. Это весьма незамысловатый дискурс - священник, который сравнивает себя с Христом. Священник, который сомневается в важности жизни и готов признаться в том, что потерял веру. Что же тут удивительного? Это вполне понятное явление. На поверхности. Это даже не погружение в вопросы о вере, просто констатация всего того, что приключается со многими верующими.
Так что, при оценке ленты я бы учитывал лишь визуальные решения и структурную композицию, сочетание динамики, темпа и стиля не позволяющие этот фильм превратить в скучное полотно, при нелегкой теме
Размышливизм на тему отношений человека и Бога. Как человек теряет истинную веру и превращает ее в демонстрационные обряды (включаем свет с улыбкой на лице; растирая ладошки, и, ерзая на стуле, начинаем играть на органе), так и Бог отворачивается от человека, когда в нем нет любви к своему сыну (священнику не до проблем своих прихожан и так нуждающихся в его любви, у него свои проблемы, своя 'нелюбовь'). Это взаимная отрешенность, одиночество, но в то же время и необходимость друг в друге.
Ведь, только что поссорившись, пастор все же приглашает ее поехать с ним. Как бы они не понимали, что их отношения обречены (Бог в итоге покидает Христа, нам об этом напоминает горбун), они все же не могут друг без друга. Поэтому он начинает службу, поэтому она молится. И как бы другие не демонстрировали свое неверие: органщик, он же бывший священник, который давно потерял веру и стал циником; горбун, разыгрывающий интерес к Богу на ' религиозной сцене', чтобы в итоге лишь в очередной раз пожалеть себя и возвысить за счет не состыковок в писании и обиды других; статисты в начале фильма - любовь человека и Бога будет взаимной, хоть и порой несчастливой.
Фильм для тех, кто любит пофилософствовать (недаром фильм один из фаворитов Тарковского). Мне не зашло. Но не оценить замах на такое размышление невозможно.
Трагедии веры, когда «соль потеряла силу», посвящен фильм Бергмана «Причастие», заметно коррелирующий с работой Кьеркегора «Болезнь к смерти». Это, на наш взгляд, узловая лента Бергмана, но только в связи с исследуемой проблематикой, но и в целом, в его творчестве этот шедевр восхищает своей законченностью и проработанностью. Камерная драма сомневающегося священника, неспособного любить ближнего, будто иллюстрирует мысли Кьеркегора об отчаянии как смертельной болезни.
В своем труде «Болезнь к смерти» датский мыслитель выделяет три типа отчаянии в соответствии с тремя типами человеческого существования: отчаяние возможного, связанного со страхом человека быть самим собой, бегством от своего «Я»; мужественное отчаяние возникает в результате желания человека состояться как самость, стать самим собой посредством череды волевых усилий, однако, вера в свои собственные силы приводит к неспособности состояться как личность; наконец, абсолютное отчаяние появляется в результате понимания богооставленности мира.
Главный герой «Причастия» священник Томас проходит все три стадии отчаяния, по крайней мере, узнавая о его жизни, мы это понимаем, но застаем мы его уже на третьей стадии, когда исцелиться от отчаяния уже невозможно, ибо эта болезнь приводит к утрате веры, что, по мысли Кьеркегора, и доказывает ее смертельность. Будучи «пастырем человеческих душ», он своими сомнениями доводит до самоубийства прихожанина, сам оказавшись неспособен преодолеть свои духовные терзания.
Томас совершает две главные ошибки в своей жизни: он не воспринимает отчаяние и неверие, как искушения, и потому не борется с ними, и, во-вторых, всеми силами отталкивает от себя того, кто его любит, не понимая, что единственный путь к Богу – это как раз любовь к ближнему. Заглавие ленты намекает не только на величайшее Таинство в христианстве, но и на участие в страданиях Христа – Томас, каким бы слабым и сомневающимся человеком он не был, своими страданиями участвует в Голгофском страдании, он причащается Его мучениям, становится их частью, а это и есть подлинно христианская жизнь.
Другое дело, что он этого не понимает и не воспринимает свои мучения как ответ Бога, как свидетельство своей избранности, он жаждет конца своих страданий, жаждет, чтобы Бог по-настоящему его оставил, подобно тому, как ищет этого Антоний Блок. Отчаяние приводит человеческую душу в смятение, может довести до нераскаянного греха суицида, поэтому, по Кьеркегору, это смертельная болезнь. Однако, вместо Томаса гибнет его прихожанин, как бы замещая собой его, не найдя подходящих аргументов для ждущего утешения человека, Томас открывает ему душу, полную отчаяния, и тем губит его. Затяжное отчаяние приводит к бесчувственности и духовному одеревенению, потому Томас не способен к чувству вины за то, что спровоцировал гибель человека.
И, наконец, нехватка любви как главная тема фильма, и как причина угасания надежды (а отчаяние – это именно безнадежность) и веры. Героиня Ингрид Тулин любит Томаса, и несмотря на свое неверие в Бога, является большей христианкой, чем он, ведь она усвоила главное – без любви вера превращается в пародию на саму себя, в что-то мрачное и фарисейское, орудие ненависти и осуждения, и рано или поздно становится тщательно камуфлируемым лицемерием, что мы и видим в финале картины.
«Причастие» проводит зрителя через теснины сомнений и отчаяния, но выводит его из них к простоте евангельского завета «любите друг друга», это глубоко христианский фильм, нещадно критикующий фарисейскую мрачность и стремление к осуждению, царящие в скандинавском протестантизме (о чем Бергман сам неоднократно говорил в интервью), эту картину, как и «Седьмую печать» пронизывает стремление получить ответы на предельные вопросы бытия, ее отличает полное игнорирование повседневной стороны жизни людей. «Я должен понять, зачем живу, мне не нужны утешения и развлечения», говорит бергмановский герой из фильма в фильм, эта концентрированность духовных поисков порой и делает его картины невыносимыми, безжалостными для рядового зрителя, но не для того, кто жаждет насытиться ответами на вечные вопросы.
«Где Бог? Я хочу сказать вам это! Мы его убили – вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Не падаем ли мы непрерывно? Назад, в сторону, вперед, во всех направлениях? Есть ли еще верх и низ? Не блуждаем ли мы, словно в бесконечном Ничто? Не ощущаем ли дыхания пустого пространства? Не стало ли холоднее?.. Разве мы не слышим еще шума могильщиков, хоронящих Бога? Разве чувствуем мы запах божественного тления? – и Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы убили его!» Ницше
Кого сегодня может интересовать проблема (не)существования Бога - какой-то отдаленной, малопонятной и такой ненужной идеи. Жизнь не терпит остановок на такие размышления, заставляя фокусироваться на вещах более насущных – предстоящей зарплате, грядущем ужине, хождению по магазинам, оплате кредитов, свиданиях, зачатию детей, их кормлению и воспитанию, замене шин, покупке товаров по скидочной карте, пособиях, организации похорон своих близких и, в конечном счете, собственных. Наверное, счастлив тот, кто прожигает свое бытие подобно комете – стремительно, закономерно и без остановок на всех порах мчась в бесконечность. Но все-таки и у таких счастливчиков порой возникает странное чувство – когда с утра надеваешь холодные тапочки или заводишь автомобиль ранним утром подчас наваливается странное и необъяснимое чувство иллюзорности и радикальной ошибочности происходящего. Назойливый, но не осмысленный вопрос зачем?! может перерасти в большую проблему, если ему не уделять должного внимания. Однако ответа на него не дадут и двадцать томов по телеологии, ибо решение нужно искать в глубинах собственного сердца.
Почему же именно вопрос о Боге должен ставиться во главу угла? Разве он важнее темы любви, свободы, бессмертия? Дело в том, что именно Бог тысячелетиями являлся основой всех остальных трансцендентных понятий. С его «уходом» рушатся и они – разве можно сказать, что сегодня еще осталась искренняя вера, чистая, «незаинтересованная» любовь, истовая надежда на жизнь после жизни? Увы, вместе с Богом умерла и вся сфера трансцендентного, выжила только голая реальность чувственных ощущений и холодное, экзистенциальное одиночество посреди молчаливой бесконечности. Остается только кричать в бессмысленную пустоту заветные слова: «Боже, почто ты меня оставил?» Но ответа не будет.
Именно в таком состоянии оставленности оказывается главный герой фильма – Томас Эриксон, служитель Бога и церкви, престарелый пастор тихого городка где-то на краю света. Внешне его жизнь тиха и размеренна, он исполняет все те же однотипные обряды, причащая свою немногочисленную паству и разделяя с ней молитвы. Но в один прекрасный момент он вдруг понимает, что обманывает себя и окружающих – в нем нет веры, Бог представляется ему злобным пауком, ловящим в свою паутину несчастные людские души, его любовь давно умерла вместе с обожаемой супругой, а молодая прихожанка Марта, на свою беду влюбленная в Томаса, вызывает у него глубочайшее отвращение. В нем гнездятся только страх, абсурд, отчаяние и невыносимая слабость, а от веры и любви уже не осталось и следа. Однако должность священнослужителя налагает определенные обязательства перед прихожанами. Люди видят пастора насквозь, зорко наблюдая за его беспрестанной работой духа, ища в ней опоры и утешения. Но Томас слишком поздно понимает насколько громадная ответственность быть священником. Вместо причастия к высшей мудрости и утешительных наущений он сам произносит перед местным рабочим, отцом четырех детей с беременной супругой, исповедь, открывая самый тайные закоулки своей души. Этот поступок фатальным образом сказывается на судьбах десятков людей и приводит к трагическим и необратимым последствиям…
Круг тем и вопросов, поднятых в «Причастии» воистину неизмерим, но при этом каждая тема органически сплетается с остальными. Герои фильма словно лишены чего-то главного и пребывают в беспрестанном поиске без какой-либо надежды на успех. Сложно сказать, что это – любовь, Бог, вера, свобода, откровение, истина или все вместе составленное в единое целое и называемое духовность. Какими путями должны мы прийти к ней, как возлюбить ближнего и самого себя если умерло все трансцендентное, а людские души закостенели в материи. Как не лгать себе и другим, совершая фальшивые обряды, расточая ненужные, обманчивые речи, поклоняясь непонятным тебе образам и символам? Где найти тот фундамент в своей душе, на котором можно крепко стоять, если существование самой души сомнительно?
Всякое описание невыразимого и необъяснимого ответа, который дает Бергман сразу вполовину нивелирует его силу. Невозможно описать неуловимое, тихое и призрачное движение где-то в глубине нашего естества, которое преодолевает мрак существования. Это некий акт самополагания и возвышения над собой и окружающим, становление перед Богом, если он есть или самой пустотой, если все-таки нет. Это тот самый «прыжок веры» Кьеркегора, который возможен только с опоры хаосы, бессмыслицы страдания и…неверия. Так для главного героя истина открывается через понимание глубинного смысла смерти Иисуса Христа и его отчаянного крика в безмолвную пустоту: «Боже, почто ты меня оставил?». Эти ментальные муки высочайшей степени одиночества, непонимания и бессмысленности, тысячекратно превосходят физические страдания. Но именно в этот момент, когда стирается в пыль последняя надежда, молитвы оказываются услышанными и что-то сверхъестественное само порождает в душе веру. Так и случается с главным героем фильма, который неожиданно для себя находит в недрах своей отчаявшейся души силы для духовного воскрешения, открывшиеся пространства для любви несчастной Марты, новые грани понимания истины вещей. И теперь уже неважно, что в церковь не пришло не единого человека, ведь герой служит уже не для паствы, а для Бога, даже если последнего не существует.
Бергман - последний истинный мастер репрезентации метафизического начала в человеке. И «Причастие», несмотря на крайне тяжелую форму восприятия, являет собой настоящее рождение духа из ничего. Основная прелесть и гениальность фильма в том, что сам этот процесс начисто лишен пафоса, вычурности и каких-то пророческих ноток. Бергман показывает сколь отчаянно нам не хватает духовности в нашем повседневном, обыденном существовании, в какую трагедию может превратиться ее отсутствие при том, что мы этого даже не заметим, тщетно ища причины несчастий там, где их нет – в экономике, природе, судьбе. Хотя все ответы нужно искать внутри себя.
Думаю, нет смысла говорить о персоне Ингмара Бергмана и о его роли в истории кинематографа. Ингмара Бергмана знают все. Возможно, кто-то путает его с Ингрид Бергман (если есть берет, то это Ингмар, во всех остальных случаях – Ингрид), но это уже частности. Его имя вызывает благоговейный трепет у любого киномана, киноведа, синефила и синемаголика, а любой простой зритель чувствует себя обязанным посмотреть «Персону» или «Седьмую печать».
И если имя Ингмара Бергмана уже давно все сказало за себя и не требует лишних слов, то о фильмах Ингмара Бергмана можно говорить бесконечно. Благо, что шведский режиссер оставил после себя богатое наследие. И среди этого богатства присутствуют не только огромные алмазы и рубины («Седьмая печать», «Персона», «Земляничная поляна»), но и изумруды, сапфиры более скромных размеров, представляющие собой не меньшую ценность. Одним из таких изумрудов является «Причастие».
В фильме крупным планом (в прямом и переносном смысле) показываются терзания пастора Томаса Эриксона, усомнившегося в своей вере. В прошлом у него умерла жена, и он, лишившись любви, остается один на один с Богом, пытаясь найти в нем опору и смысл жизни. Но Бог молчит, и пастор все сильней терзается мыслями о пустоте и бессмысленности бытия. Страдания пастора пытается облегчить Мэрта Лундберг, учительница, которая в своей любви к нему готова преклонить колени. Но действительно ли она его любит? Сама Мэрта говорит, что лишена дара любви. И, скорее всего, она права. Ее любовь к пастору лишь способ убежать от отчаяния своего существования, лишь попытка заполнить пустоту бесконечных одиноких вечеров.
Таким образом, пытаясь уйти от страданий, герои приходят лишь к новым страданиям. Пастор любил свою жену, а Бога он не любит, оттого и сомневается в нем. Без любви также невозможны понимание и сострадание, поэтому Томасу не удается вселить надежду в одного из своих прихожан, что приводит к трагическому событию, а отказываясь понять и принять Мэрту, пастор причиняет ей лишь новую боль. Лишенные духа любви и, соответственно, возможности найти утешение друг у друга, герои оказываются в отчуждении наедине с собой, перестают видеть смысл жизни, и это становится источником их душевных мучений.
Ингмар Бергман показывает обреченность любой истины, в основе которой отсутствует любовь. Томас Эриксон продолжит проводить церковные службы с безжизненным крупноплановым лицом, а Мэрта Лундберг и дальше будет страдать от безответной любви к нему. И каждый раз пастор, лишенный веры и любви, будет терпеть неудачу в попытках приобщиться не только к Христу, но и к ближнему своему, или, точнее, будет терпеть неудачу в попытках приобщиться к Христу из-за своей неспособности приобщиться к ближнему.
Прекрасный фильм очень вдумчивого режиссера Ингмара Бергмана. Как и во многих других фильмах, если не сказать во всех, Бергман поднимает вопросы отчужденности, одиночества, веры, Бога. Здесь все это находится на принципиально другом уровне, потому что главный герой - пастор, то есть человек, от которого меньше всего можно ожидать сомнения в вопросах Бога.
Пастор погряз в сомнениях, он уже находится в одном шаге от того, чтобы окончательно потерять веру. Помимо веры в Бога(или вместе с ней?) пастор теряет и веру в людей, любовь к ним. Он живет без любви, его душа очерствела настолько, что его ничуть не трогают даже страдания девушки, ее заплаканное лицо, ее страдания, которые причиняет ей он сам. А какая может быть проповедь без любви? Какая может быть вера, когда в душе нет любви?
Пастор был женат и любит свою жену, но потерял ее. Можно предположить, что он молился Богу, пытался справиться со своей утратой, но, как говорится в фильме неоднократно, Бог молчит. Как известно, нравственный путь, религиозный путь - это наиболее сложный путь в жизни для человека. Почему? Потому что требует титанических усилий, аскетизма, даже некоторого самоотречения. Именно поэтому пастор в своих сомнениях наталкивается на мысль о том, что если нет Бога, то ведь все становится проще, легче. Тут Бергман затрагивает тему, близкую Достоевскому. Если Бога нет, значит все позволено. Смысла нет ни в чем и жить можно как угодно. А о смерти и вовсе не нужно волноваться.
Эти мысли одолевают пастора, когда он говорит с Йонасом. Он пытается помочь Йонасу, он хочет помогать людям. Тут звучит тема важности любви. Какая может быть помощь, когда в душе нет любви? Такая, что после разговора с пастором, Йонас стреляется.
Бергман несколько раз в уста своих героев вкладывает слова, что Бог молчит. Звучит даже аллюзия на Библию. Когда Иисус висел на кресте, то тоже обвинил Бога в молчании. Кажется, что подобная смелость явственно говорит о явной нелюбви атеиста Бергмана к Богу. Однако не все так просто и в фильме, и с верой у Бергмана. Да, Бог молчит, но разве отрекся Христос от Него? Нет. Значит и мы не должны от него отрекаться и несмотря на его молчание, должны исполнять свой долг и жить по Заветам Господа, по Заветам любви.
Без любви к людям невозможна любовь к Господу. Без любви к Господу невозможна любовь к людям. Бергман удивительный режиссер. Он воспевает любовь практически в каждом своем фильме и в каждом же своем фильме высказывает претензии к Богу, говорит о своих сомнениях. Такое сочетание весьма причудливо. И, как мне кажется, показывает, что не такой уж Бергман и атеист.
Разговор Томаса с дьячком - наиболее глубокий момент в фильме. В нем содержится очень много мысли, очень много пищи для размышления. И именно после нее происходит некоторый переворот в мировоззрении пастора. Он обретает надежду. Чисто бергмановскую надежду. Она не преисполнена радости и оптимизма, она печальна и не особенно сильна. Но его проповедь, когда он обращается практически к пустой церкви, символизирует некоторое пробуждение. Проповедь искренна...
'Если бы мы могли чувствовать себя безопасно и осмелились высказать нежность, если бы было во что верить, и если бы мы могли верить...'
Бергман поднимает мысль, из которой каждую минуту вытекает новая, зарождая другие, мириадой рассыпающиеся по закоулкам сознания в итоге любой его ленты, оставляя множество вопросов и сомнений.
Со смертью жены у Пастора уходит вера, соответственно и трансформировавшаяся в неверие любовь. Герой эмансипирует душу от терзающего самообмана простым понимание того, что вера без любви - ничто, а любовь и есть вера. Отскочившее звено в виде надежды способно загнать лишь в герметичный и пустой угол.
Любой человек без веры - ничто и никто. Неверие всегда порождает цепочку сомнений, и от вновь возникающих вопросов человеку не дано отделаться до конца дней своих. Впрочем, само существование подразумевает возникновение вопросов.
Это очередное монотонное минималистичное повествование о сомнении, смысле, страхе, любви, смерти - об участи человеческой в этом мире - страданиях. Как и всегда, Бергман не оставляет героям надежды, безжалостно сдирая ее с тела самообмана. Затягивая в привычную гущу жизненной драматургии, режиссер оставляет на поверхности главную сентенцию, до боли простая мысль витает в дебрях присущих Бергману сложностей: За всей ложной гордостью и независимым видом, есть только одно желание - любить кого-нибудь. Любовь и становится краеугольным камнем повествования, а вера - наглядным символом непреодолимого диссонанса.
Мне, как человеку неверующему, всегда были интересны священники и религиозные люди с точки зрения психологии и философии. Ингмара Бергмана я только начала для себя открывать, но чувствую каждой клеточкой своего тела, что да, это мой режиссер.
Пастор Томас Эрисон до смерти жены был человеком счастливым, верил в Бога, радовался каждому прожитому дню. После же ее смерти он потерял все: любимого человека, веру, смысл жизни. И он и не скрывает этого: в своих беседах и настроении перед нами открывается его мрачное состояние духа. Испуганного, сомневающегося прихожанина он так и не смог вдохновить, переубедить, отчего тот кончает с собой. Женщина, что любит его, вызывает у него отвращение. Все в мире опротивело Томасу. Он разочарован и страдает. В своих резких суждениях, жесткой критике он бросается на Марту, считая ее недостойной, вкрадчивой и надоедливой. Объяснить его нападки несложно: Томас несчастен, у него общее подавленное состояние и духовный кризис.
И вот я уже почти приготовилась к печальному концу, затаив дыхание, рассуждая о том, какой же именно способ самоубийства выберет пастор... Но последние восемь минут сыграли решающую роль – именно в них больной горбатостью помощник Томаса размышляет о страданиях Христовых не столько физических, сколько душевных, с каждым словом пробивая луч света в темном сознании пастора. И впервые за долгое время он произнесет ту выстраданную молитву, молитву, обращенную к Богу.
