Вонга Кар Вая сложно оценивать объективно - это писатель в кинематографе, а художественная литература априори читается каждым по-своему. “2046”, как и более ранняя его работа “Дикие дни” – это кинороман. Красивый роман об одиночестве и поиске спасения души во влюбленности.

Хотя часто “2046” приписывают жанр “Фантастика”, никакой фантастики там нет. Фантастическая составляющая демонстрируется только как фантазия главного героя, который написал на тему загадочного 2046-го года роман. Одна из самых поздних работ Вонга Кар Вая - это непосредственное продолжение “Любовного настроения” и еще более ранней работы “Дикие дни”, которые условно можно объединить в “трилогию любви”. Но если “Любовное настроение” - это удивительная по своей сдержанности и буквально математически выверенная картина, где сексуальность вынесена за скобки, то “Дикие дни” и “2046” - это притчи о хаосе в любви.

Главный герой - вернувшийся из Сингапура в Гонконг плейбой, тонущий в вечеринках и женском внимании, но категорически отказывающийся к кому-либо привязываться эмоционально. В душе персонажа Тони Люна зияет глубокая рана, которую он пытается залечивать своими короткими, но эмоциональными похождениями. Прелесть “2046” – в мимолетности жизни центрального персонажа и поиске той самой “таблетки” от душевных скитаний. Повесть об одиночестве в любви.

Но какими бы ни были сценарий и манера повествования, Вонг Кар Вай - это прежде всего просто красивое кино, многие кадры из которого хочется повесить на стену. Образец операторской работы и монтажа для не одного поколения кинематографистов.

9 из 10

'2046' завершает хронологию самых выдающихся работ Вонг Кар-Вайя, на рубежах XX, XXI века.

В техническом аспекте, спутать с каким то другим режиссёром нарратив Вонг Кар-Вайя практически невозможно. Тут как говорится: 'Если видел одного воробья считай что видел всех'. Эта черта присуща многим стилистически ярким режиссёрам нашедшим свой 'почерк' в киноязыке. Записывать ли этот аспект в достоинства или же промахи, зависит исключительно от вкусовых предпочтений, ведь стоит признать, что работы данного режиссёра не направлены на широкую аудиторию.

Фильм во многом представляет собой объёмную экспозицию главных героев. В классическом 'Голливудском' понимании в '2046' нет проработанной сюжетной арки, это скорее очень грамотный референс. Чтобы лучше понять о чём речь позволю себе провести аналогию из литературы: 'В конце XIX — начала XX века в литературе появилось такое явление как 'Модернизм', многие авторы начали отходить от классического стиля повествования делая упор на раздробленность сюжета, подаваемое посредством нескольких героев имеющих иногда противоположный взгляд на излагаемые события и факты'.

Центральная история разбита на несколько частей и вплетена в вымышленный роман главного героя, который метафорично отображает происходящее с ним в реальной жизни. Данная работа на 100 процентов направлена на вашу эмпатию, так как подозреваю, что если переживания главного героя и настроение фильма с вами не резонируют, то и все остальное мало чем сможет помочь. В плане восприятия '2046' фильм очень 'хрупкий', наверное, как и любой фильм Вонг Кар-Вайя. Во многом некая особенность клипового монтажа и нестандартность операторской работы в выборе планов, может в равнозначной степени как привлечь, так и оттолкнуть зрителя. Конечно же как и большинство работ режиссёра, '2046' - это глубинная история о любви и любовных переживаниях, но не в классическом понимании, а работающей на более тонком уровне и рассчитанной на очень внимательного и вдумчивого зрителя, с глубоким проникновением во внутренний мир героев.

В завершение всё-таки добавлю, что по моему скромному мнению '2046' - это фильм, неким образом схожий с изысканным экзотическим угощением, которое может и не прийтись по вкусу и в этом нет ничего страшного, так как фильмы Вонг Кар-Вайя как например того же Джим Джармуша или Кшиштофа Кесьлёвски в своём роде всегда очень «привередливы», они хотят либо стать одними из твоих любимых, либо не понравиться вовсе.

«2046» художественный фильм: Франция, Италия, Китай.

Режиссер Вонг Карвай.

Очень серьезный, сложный для восприятия, непривычный, нестандартный фильм. Путешествие главного героя, журналиста, писателя бульварных новелл (за это платят на жизнь) по волнам своей памяти, своей любви, в которой он был отвергнут замужней женщиной. Личная жизнь проходит на фоне меняющихся политических событий в Гон-Конге, Сингапуре, Шанхае. Превратившись в дамского угодника, он плывет по течению жизни в кругу друзей, девушек легкого поведения, картежной игры («играет, когда поджимает») в клубах и барах. Но способность отличать в любви истинное от времяпровождения, этот молодой ловелас, не теряет. Доверяет себе:«Есть одна вещь, которую я никогда и никому не одолжу» - ответ на признание и чувства полюбившей его девушки легкого поведения.

И очень интересна сюжетная тропочка с девушками андроидами. Параллель между живой девушкой и роботом. Влюбленность в робота от одиночества. Отношения с ней. Её реакция. Способность робота ревновать. Смешной и печальный момент: андроиды не умеют хранить тайну. То, о чем говорят по секрету одной, повторяют другие. А первая плачет от того, что не ей одной. Забавно. Интимная информация становится общей. Андроид плачет от ревности, но не умеет чувствовать. Или, как с грустью говорит герой, быть может она любит безответно другого.

«В любви не может быть подмены». «С любовью трудно угадать. Родной человек может встретиться или слишком рано, или слишком поздно».

Наш герой ведет себя как мужчина вполне себе восточный, даже почти по-самурайски.

Но, «чувство подкрадывается незаметно». Всё-таки он влюбляется в старшую дочь хозяина отеля.

А ее сердце принадлежит японцу, романтику и поэту, которого не желает и знать ее деспотичный отец.

Это его огорчает. Но и это он переживет.

Мир высоких отношений рядом с миром низменным и продажным. Даже дочери такие разные у хозяина отеля. Одна Каста Дива, другая блудница не по годам.

Прекрасная музыка, эстетика там, где ее трудно найти среди бедных, облезлых стен каморок откровенно публичного отеля.

Очень богатый насыщенный мыслями, метафорами, образами времени, фильм. Начинается и заканчивается на одном месте. Мчится поезд в 2046-й.

И слова «В древности люди делали так, чтобы запрятать свою тайну: они поднимались высоко в горы, находили там дерево с дуплом и шептали в него свои тайны. А потом закрывали дупло землей», повторяются несколько раз главным героем. Девушки Андроиды в мчащемся в будущее поезде, тоже шепчут куда-то (во что-то искусственное) свои тайны.

Я ощущаю авторскую интенцию как тоску по изначальной гармонии человека с человеком и природой, и беспокойство, смирившегося с прогрессом, человека.

Можно было бы сказать, что фильм по сути прост: человек и время его жизни, человек в быстротечности временного потока, человек и робот, человек и его ценности, тяга к подлинному, интимно-теплому чувственно-возвышенному, живому человеческому общению. Если невозможна любовь, то есть замена, суррогат, доступные женщины, если и они уходят, будут девушки андроиды. Куда мчится этот поезд, в какое будущее из какого прошлого?

Что сказать, азиаты знают толк в эстетике безысходности и грусти. Картинка и атмосфера этого фильма греют душу даже в не особо презентабельной обстановке, причём достигнуто это простейшими средствами, даже музыкальное сопровождение преимущественно обычная классика. Уютное кино! Из особенностей сюжета - стыковка возвышенных, но в то же время печальных фантастических сцен из 2046 года и гнетущего реализма 60-х. Приём почти стопроцентный для того, чтобы понравиться зрителю. Но лично для меня, увы, кроме общей эстетики, всего этого оказалось маловато. Фантастики тут хочется больше, а она преимущественно антинаучна, это даже и не фантастика вовсе, а притча из будущего, хотя основная идея фильма вкусная, оттого и хочется её большего раскрытия.

Фильм, конечно же, о любви, точнее о невозможности достижения счастья в оной. Идея мне близка. Тут и Кар-Вай плавает в своей привычной воде. Может быть, если бы я в безысходной любви не поварился сам, фильм бы и произвёл гораздо большее впечатление, но мне после реального опыта хочется безысходности поглубже, а здесь любовь по-азиатски гипертрофирована и достигает в чём-то даже абсурда, полной иррациональности, в итоге и получается, что герои сами себя довольно глупо обрекают на несчастье, т.е. несовершенство мира и общества как проблема находит слабое отражение - тут больше личного, чем внешнего. Хотя Кар-Вай, конечно, играет в типично азиатский символизм, в очередной раз раскрывая свою излюбленную истину: человек сам враг своего счастья. Если вы это уловили, то вам, в принципе, уже и не важно, насколько реалистичны рассказанные автором фильма истории. Вы можете, либо соглашаться с ним, либо нет (но в этом случае понять вас будет сложно). Ну, и апофеоз - любовь героя к бездушному андроиду, который не хочет отвечать взаимностью, как символ вечной драмы 'кого мы любим, с тем никогда не будем'.

Много говорят о том, в фильме режиссёр ещё и массово использовал штампы на самого же себя. Да, всё это или почти всё вы уже видели, если вы его фанат. Но будто бы и не хотят замечать некоторые, что тов. Кар-Вай тут не просто штампует прежние идеи, но и, возможно, впервые их жирно резюмирует каким-то финалом, хотя бы отчасти. Если раньше не всегда было понятно, ждёт ли главных героев светлое будущее (ведь есть же кто-то, кто до последнего верил в романтику), то теперь дан однозначный ответ: что упало, то пропало. Оттого это кино логически осмысленнее, чем пресловутый 'Чунгкингский экспресс'. Переживания глубже, картинка сочнее, меланхолия сильнее. По большому счёту, вся проблема восприятия фильма со стороны в том, что в озвученной тематике для самого Кар-Вая это всё ещё не точка, а лишь запятая, а когда будет окончательное резюме, наверное, не знает и он сам. Очень интересно и обилие нейтральных отзывов - вроде бы крутое кино, а чувства смешанные.

8 из 10

Фильм смотреть стоит. Но очень неспешно и вдумчиво. Не будет лишним и бокал вина. Кино смело можно считать 'авторским', а значит понравится оно не всем.

Картину можно назвать 'созерцательной'. Не нужно с самого начала пытаться понять смысл происходящего. Лучшая стратегия: наблюдение. Вашему вниманию предлагаются несколько героев, несколько историй и эпох. Каждая из историй - отрезок из жизни того или иного героя, с его воспоминаниями, чувствами и мыслями. Можно называть кинокартину фильмом - 'рассуждение'. Ведь основной акцент создатели сделали именно на них. Эмоции, вплетаемые в мысли, музыка, пробуждающая эмоции, мысли, которое зависают в невесомости.

Очень необычное настроение у фильма. С каждой минутой ностальгия по произведениям Ремарка только усиливалась. Но если у Ремарка герои - типичные представители 'потерянного поколения' в бесконечном поиске своего места в мире и смысла жизни, здесь они просто живут. Они стремятся жить и быть счастливыми, ищут будущее или прошлое, но принимают себя такими, какие они есть. Каждый из них стремится 'поймать мгновение' в своей жизни, кто-то обращается к своему прошлому, другие живут настоящим и одним моментом, третьи смотрят с надеждой в будущее. И кажется, будто никогда не 'поздно', что эти рамки каждый ставит себе сам, заключая себя в тюрьму из собственных мыслей и переживаний. Некоторая меланхолия, обличенная в философию пронизывает всю картину. А музыка только добавляет 'специй' сюжету. Реальность и быт сталкиваются с иллюзиями, превращают окружающий мир в хаос, упорядоченный неспешной мыслью и рассуждениями как о вечном, так и о личном. Маленькие жизни в рамках маленьких миров каждого.

Всякий, кто захочет посмотреть фильм, поймет его по-разному, ассоциируя страхи и переживания героев со своими собственными, проводя параллели и задумываясь о бытие в целом. Актеры прекрасно вжились в роли и создали неповторимые образы, неуловимые, в чем-то мимолетные, но безусловно 'живые'. И еще раз про музыку: она великолепна, пробуждает эмоции и держит в невесомости мысли.

Как с полки, жизнь мою достала
И пыль обдула.
Борис Пастернак

Почему он всегда снимает один и тот же фильм? Примерно так звучал самый частый упрек Вонгу Карваю до выхода «2046». Менялись имена, названия, декорации, малозначительные сюжетные развилки, актеры красиво старели, понемногу старел и зритель, но казавшийся вечным карваевский инвариант пускал мироздание по новому кругу, и что-то среднее между желанием любить и желанием путешествовать (или это одно и тоже?) питало энергией каждую следующую картину. Нет, не кризис идей, не недостаток мастерства, скорее наказание — сизифов цикл или тысячелетний сон прокуратора о сияющей лунной дороге, на которую никак нельзя ступить. Наказание, знакомое каждому из нас — бродить по спиральному лабиринту чужих историй в поисках той, которую действительно можно прожить. «Трилогию любви» давно пора было заканчивать, а режиссер никак не мог взять себя в руки. Душевная горечь кристаллизовалась трогательным концептом 2046-го года: писатель-ловелас сочиняет роман, смешивая эротику с сентиментальной футуристикой, отправляя в будущее соседей (главным образом, конечно, соседок) из побуревшего от старости отеля; 2046 — точка, где время остановилось, где даже роботы умеют любить и плакать, где можно забыться и вернуть все, как было. Вопрос лишь в том, что делать с насущным шестидесятыми, с проклятым линейным временем. Оказывается, быть героем собственного романа может быть очень больно. Еще больнее снимать про это кино.

Сладкая вонь дешевых сигарет, камера взмывает вверх под арию Casta diva, в баре шумно, дама в черном играет пиковый туз. В гостинице еще две женщины: первая горяча, как расплавленное лето, со второй нужно разговаривать глазами, она словно perola barroca, жемчужина неправильной формы. Где-то на задворках памяти, за кадром, последняя — главный герой искал ее в сухом золоте классической весны, выходя на балкон. Не нашел. Но это просто слова, феноменологические всполохи воспаленного ума, как можно верить писателю, у которого вместо сердца комок слежавшегося пепла? В кино все несколько сложнее, здесь есть его величество монтаж, он подчиняет себе историю, и гонконгский режиссер им прекрасно владеет. Главное верно расставить паузы, так из мертвой материи рождается магия. Карвай кромсает кадры: монорельсовый экспресс в предместья нирванической пустоты склеен с дверцей комнаты №2046, мужчина засыпает на плече у женщины, чуть позже она будет рыдать в одиночестве. Трудно разобрать, где мы находимся, но это не главное, ведь тасуя картинки, ломая нарратив, невозможно решить проблему времени. Оно разливается всюду, оно ускользает, оставляя фальшивые следы, как только пытаешься помыслить, что же такое «сейчас». Писатель не знает, как вернуть свое чувство, режиссер не знает, как показать ту боль, о которой снимали учителя — Антониони и Вендерс. Красная пустыня исчезла обжигающим миражом, унеся с собой последних экзистенциалистов.

Остались только циники с саркастичными ухмылками и щеголеватыми усиками. Кажется, здесь есть какая-то несправедливость. И очень хочется спросить, почему мы не помним свое будущее? Если стрела времени полетит в обратную сторону, это будем уже не мы, и некому будет задать вопрос — так ответит вам Стивен Хокинг, самый великий физик современности. 2046-й год, где роботам, несомненно, снятся электроовцы, где башни влюблены в небо, а время больше не сдирает с пространства шкуру — каким бы прекрасным он ни был, неминуемо обернется для человечества Некрополем, Lacus Mortis. Именно поэтому оттуда никто не возвращался. А значит, все вопросы должны решиться сегодня. Писатель, безусловно, живет в мире ярлыков, но любит вовсе не Джульетту, не Амели, не femme fatale и не фрейдистский образ матери или еще черт знает что, не любит он и конкретную женщину. Женщина, мужчина, человек — этого слишком мало. Нужна целая вселенная, нужна лазоревая бесконечность, свернутая в одно мгновение, когда улыбка незнакомки блеснула на амальгаме в шумной духоте гонконгской гостиницы. Кино Карвая — всегда дискурс движения, поэтому придется бежать. Бежать по внутренней поверхности собственного сознания, бежать сквозь сигаретный дым, через бастионы неоновых лучей, мимо сверхсветовых колесниц и ангелоголовых андроидов, бежать на последнем издыхании, пока не кончились шестидесятые, пока не наступил 2046-й. Но куда?

Гуссерль называл это место «одиночеством душевной жизни». Карвай использует метафору с выщербленным дуплом единственного дерева на забытой всеми горе. Только там мы можем услышать собственный голос. И тогда мир вдруг перестанет быть театром, где говорящие головы, глотая слезы, отыгрывают стародавние сюжеты, мир превратится в фабрику желаний, все точки станут линиями, все частицы процессами. Любовь не воспоминание и не рассказ, любовь — это творчество. Здесь и сейчас. В себе.

У Вонга Кар-Вая всё живописно: влюблённость, прикосновение, разлука. Даже время — нещадное, неумолимое, неистовое — красиво ускользает с былыми грёзами, как поезд, мчащийся куда-то за горизонт, оставляя после себя пылинки воспоминаний, которых не сумели смыть непрекращающиеся дожди. Неторопливые ноты «Любовного настроения» перетекают в грустную, но в то же время утончённую музыку «2046», где главный герой, ранее наслаждавшийся настоящим и грезивший о будущем, теперь уже следует за прошлым, как непоседливый мальчишка, безуспешно гоняющийся за голубями, который непременно растеряется, если нагонит их, поскольку смысл непосредственно в бегстве, во временном отрыве от наскучивших реалий, тогда как прежняя тропа всегда будет ждать родного путника, хоть он и симультанно старается не выпасть из жизненного ритма. Публицист Чоу Мо-Ван, впрочем, давно не мальчишка, хотя когда-то по-юношески безоглядно влюбился в замужнюю женщину, которую не в силах отпустить спустя несколько лет, даже допуская мысль, что она его, возможно, никогда и не любила. После пребывания в Сингапуре, он вновь возвращается в Гонконг — город, наполненный ностальгией и осенней грустью, но вместе с тем шумный, бурлящий, головокружительный, где Чоу благодаря писательскому труду со временем становится успешным джентльменом. С прилизанной и гладко зачёсанной причёской, одетый в шикарный костюм, он галантен и тактичен — настоящий дамский угодник, прожигающий жизнь, словно на непрерывных вечеринках у Гэтсби. Обаятельный ловелас останавливается в отеле, где хочет снять комнату 2046, которая нуждается в ремонте, в связи с чем приходится селиться в соседний номер. Число желаемой комнаты напоминает ему о прошлом, к которому он инстинктивно тянется, а вследствие этого начинает писать фантастический роман, где люди с помощью безостановочного необычного поезда стремятся попасть в сокровенный 2046 год, чтобы вернуть утраченное. Говорят, там ничего не меняется, хотя никто не знает наверняка, так ли это, потому что уехавшие туда никогда не возвращаются.

Кинолента гонконгского постановщика напоминает разбросанные части мозаики, что с трудом собираются в единое целое, однако каждый элемент, тем не менее, скрупулёзно прорисован, каждая деталь тонко очерчена. Получившаяся картина найдёт место среди утративших, обречённых, но по-прежнему продолжающих мечтать — страстно, неистово, пылко, даже если мечты разбились вдребезги, оставив пустоту. Не обретя покой в горестных реалиях, сочетающих подчас красочные очертания, Чоу Мо-Ван выстраивает иной мир, в надежде отыскать там свою прошлую любовь. Какая-то его часть невозвратимо удаляется туда, тогда как другая находит спасение в сексе, ищет в каждой встречной ту самую, пытается сложить её черты из разных женщин: движение губ, томность взгляда, грацию тела, нежность и изящество стиля. Но игра не вечна: новые женщины прельщают, искушают, совращают, но прежнее упоение не вызывают. Погружаясь в свою книгу, автор думает о том, что рассказывает о мужчинах и женщинах, ищущих любви, и готовых на всё, чтобы попасть в 2046 год, но на самом деле пишет о себе, о той, о них самих, которые не нашли счастья в тленном мире, но имеют шанс в футуристической подлунной. Смесь бульварной эротики и фантастики составляют также люди из реальной жизни: владелец отеля, всевозможные дамы, постояльцы номера 2046. Вставки из иллюзорного мира книги в фильме перемежаются со сценами из реальной жизни и воспоминаниями самого Чоу, голос за кадром же — дихотомия главного героя и персонажа романа, который съездил в заветный год, но единственный, кто предпочёл вернуться, так как желал измениться. Бегство в прошлое — лишь прикрытие слабости, эскапизм проявляет неспособность к рациональному принятию неминуемых перемен, тогда как возврат — факт неизбежности выбора между прошлым, будущим и настоящим. Фантастический антураж также обрамляет историю о метаниях одного мужчины между женщинами, и футуризм в фильме во многом декоративный, так как если убрать элементы будущего — в сухом остатке будет притча о муках любви.

«В старину, когда у людей были секреты, которыми они не хотели делиться, они взбирались на гору, находили дерево, делали в нём дупло и нашёптывали свой секрет дереву…» Фразу, произнесённую в «Любовном настроении», Кар-Вай повторяет в «2046» чуть ли не в каждом кадре, как мантру, подразумевая её также в разных подтекстах — и в затворничестве персонажей, и в уходе в ирреальный мир. Платоническая любовь из предыдущей картины перетекает в плотскую, а после в умирающую в неоновом свете, между мужчиной и женщиной-андроид. Мир будущего — место грёз, снов, роботов, симулякров — исход неутолённости и олицетворение заката человечества. Автор исступлённо разливается мыслью по страницам книг, но прошлое уже давно обратилось в прах времени, а поезд будущего метафорически несётся в тягостную бесконечность с оставшимися живыми людьми, тогда как андроиды на борту заменяют истинную сущность человека — когда не в кого влюбляться, а механическое тепло способно заменить плотское. С помощью футуристического мира режиссёр оттеняет погружение героев в себя, пресловутый поиск истоков бытия на фоне любовных ощущений, когда чувствам не приходится доверять ввиду их рефлекторной борьбы от отчаяния и одиночества, когда овладевает усталость и всё кругом начинает обременять, когда смешно, но улыбка медленно появляется на лице, когда хочется плакать, но слёзы текут лишь на следующий день. Каждый кадр у Вонга Кар-Вая нарочито эротичен, даже если приходится не мять простыни, а просто прикасаться друг к другу или молча смотреть в глаза. Влюблённость уходит и люди начинают одалживать друг друга, строить отношения, но обманываются в ожиданиях, проходя этот измученный круг вновь и вновь. Время само по себе становится наказанием: прошлое в будущем, будущее в прошлом — оксюморон. Единственное, что постоянно — чувство одиночества, с которым герои как островки в океане пустоты, как микрочастицы во время броуновского движения, как силуэты в театре теней. И «2046» — это не столь проза об утраченной любви или утопия о возможном счастье, сколь изречение о неумолимом чувстве пустоты, что отчаянно пытаемся заполнить, одалживая друг друга, чтобы затем на мгновенье раствориться.

Как сладкие воспоминания прошлого растворяются в густом сигаретном дыме…