Символично, что на российские экраны его высказывание выходит в один день с релизом «Ирландца» от ещё одного великого сочинителя криминальных саг — Мартина Скорсезе. Не будем сейчас спорить, кто из мейханистов выступил сильнее. Одно лишь не вызывает сомнения: чтобы раскрасить кровью дома, асфальт, заборы, машины, японцу понадобилось в два раза меньше экранного времени и куда более ёмкие и универсальные образы.
Название «Первая любовь» может относиться и к взаимоотношениям публики и Миикэ: это именно тот «японский Тарантино», каким мы его впервые полюбили в начале века, во времена «Живым или мертвым» и «Ичи-киллера».
Повествование линейно и лишено подводных камней. Здесь нет привычной игры с темпоритмом, в то время как гипертрофированное насилие не превращается в самоцель. Практически каждая экранная смерть вырастает из остроумного гэга, преследуя лишь одну-единственную задачу — рассмешить зрителя.
В каком-то смысле «Первая любовь» образует неожиданный такой double feature с вышедшим вчера «Ирландцем»: Скорсезе там показывает, что гангстерские ценности в конце концов оставляют людей физическими и моральными калеками. У Миике посыл попроще: по его мнению, мафиозные разборки — это просто очень весёлый бред.
