Дожили: первое, что хочется сделать на фильме Вуди Аллена - отключить звук и не отвлекаться на субтитры. Давно ли с наслаждением цитировали: « Значит, меньше придется посылать родителям. Они не смогут купить лучшие места в синагоге- будут вдали от Бога, вдали от событий», « Благодаря тебе я теперь знаменит как Ли Харви Освальд», « И этот странный звук за стеной: как будто, в соседней комнате кто-то душит попугаев», « И почему она все время говорит «Я из Филадельфии». Что не так в этой Филадельфии?» Прошло 40 лет. На смену пришла фраза « Я тут как Агарь в пустыне египетской»- это вершина иронии и юмора в фильме «Дождливый день в Нью-Йорке». Чувствуете разницу? Время не щадит никого. Чувство юмора тоже. Есть еще фраза. Она без юмора. Зато с патетикой. «Жить надо в Нью-Йорке или не жить вообще». Третий сорт- не брак. Если бы можно было отключить диалоги, но оставить музыку, то кино смотреть можно и с удовольствием. Легкий джаз вкупе с гениальной операторской работой Витторио Стораро – лучшее, что есть в картине. Стораро - вообще гений. Так цвет сейчас не чувствует никто. В зависимости от времени суток и облачности он меняет даже цвет кожи у актеров: от нежно персиково-золотистого до холодновато-розово-вишневого. Все под цвет настроения, под цвет одежды, под цвет погоды, под цвет города. И Нью-Йорк без Эмпайр стейта, Манхэттен без пробок, мокнет под дождем уютный домашний. Как будто силач-гигант встретил вас в халате и тапочках. Тонко.
Про что вся эта красота? Юноша из обеспеченной нью-йоркской семьи, студент небольшого престижного колледжа где-то в окрестностях великого города, едет в Большое Яблоко с подружкой, чтобы провести вместе уикенд. Девушка - аризонская простушка Эшли - получила возможность взять интервью у знаменитого кинорежиссера для (чуть не написал «школьной стенгазеты») газеты колледжа. Для Гэтсби (это не герой Фицджеральда, это- тот самый юноша) самая главная задача не столкнуться нос к носу на Манхэттене с родителями, родственниками или знакомыми. Престарелые богачи- родители проводят аристократическую вечеринку, которой Гэтсби естественно предпочитает свидание с ровесницей. В Нью-Йорке все пошло не так. Не то интервью, не там встречи. Герои двигаются каждый по своей траектории. Эшли от режиссера к сценаристу, от сценариста к артисту. Из отеля в такси, из такси на улицу, с улицы на киностудию, с киностудии в дом знаменитого артиста. В результате всех этих перемещений остается в плаще, надетом едва ли не на голое тело. Гэтсби в ожидании встречи движется из дома брата на съемочную площадку друга, оттуда в музей «Метрополитен», оттуда в бар, а потом приходится все же идти к родителям. Все необязательно, случайно, обременительно и утомительно. Все снабжено текстами- размышлениями о природе женщин, семьи, денег, верности, поцелуев. Вот эти тексты как раз и хочется вырубить ровно в тот момент, когда ты начинаешь подозревать самое худшее.
Самое худшее. Колледж в окрестностях, подросток, Нью-Йорк, богатая семья из дома по соседству с Центральным парком, недопонимание с родителями, полупонимание с братом, неслучайное свидание с девушкой и полный хаос и сумятица в чувствах и словах с ней. Тоска по идеалу и невозможность этого идеала добиться. Да это же Холден Колфилд наших дней! Это же канва «Над пропастью во ржи» с вкраплениями мотивов из эпопеи про Глассов. Боже мой, это же киноприношение Сэлинджеру! Стало быть и имя главному герою, аккурат, дано для того, чтобы никто литературную аллюзию не пропустил. С Фицджеральда начали до Сэлинджера додумались. И все! Нервный, нежный, подростково-угловатый, ранимый и агрессивный роман Сэлинджера, который больше похож на повесть, обернулся (и у КОГО: У ВУДИ АЛЛЕНА!) красивым этюдом в джазовых ритмах и персиково-вишневых тонах. Гэтсби оказался тенью Холдена Колфилда. Причем, бледной тенью. А фразы про Агарь в пустыне египетской и про Нью-Йорк, в котором только и можно жить, видимо, призваны стать антифоном другим великим фразам, которые не забудутся никогда. Это уже не Аллен, это Сэлинджер. «Девушки. Боже мой, они могут свести тебя с ума. Они действительно могут». «Вообще, я очень необразованный, но читаю много». «Когда у тебя скверное настроение, не все ли равно, что там, за окошком?». «Иногда на нее смотреть не хочется, видишь, что она дура дурой, но стоит ей сделать что-нибудь милое, я уже влюбляюсь». Еще одна цитата из Сэлинджера впрямую отсылает к тому Вуди Аллену, который еще не пытался списывать у других, а писал своим сердцем и талантом: «Если человек умер, его нельзя перестать любить, черт возьми. Особенно если он был лучше всех живых, понимаешь?». Вуди Аллен, как писатель и режиссер еще не умер. Во всяком случае, предыдущая картина «Колесо чудес» хотя тоже была откровенным парафразом пьес де Филиппо и кино времен неореализма, все же имела и самобытность и силу художественную. Даже, несмотря на то, что я посмотрел разочаровывающий «Дождливый день в Нью-Йорке», я не смогу забыть, что видел «Манхэттен», «Энни Холл», «Зелиг». И, значит, никогда не смогу разлюбить их создателя. Но Сэлинджер - больше, чем любовь. Им и закончу свои заметки о последней картине Вуди Аллена: «Если вы не хотите, чтобы вас стошнило прямо на соседей - не ходите на этот фильм»
Фильма после просмотра оставляет лишь один вопрос - что это было и что мне пытались сказать.
Картина начинается более-менее интересно, есть возможность для интересного развития персонажей. Однако, к концу фильма они не развились вообще. Они такие же, какими были в начале фильма, буквально ничего не поменялось. Единственное, что можно выдать за некое развития персонажей это то, что Гэтсби решил остаться в Манхэттене. Однако его любовь к городу было явно проиллюстрирована и подчёркнута еще в начале фильма. Это не развитие персонажа, он не полюбил город в процессе фильма. Просто теперь вместо того, чтобы это говорить, нам это показывают. Браво!
Из-за отсутствия развития персонажей, не понятно, что в итоге до зрителя пытались донести. Что автор пытался сказать? Какие выводы можно извлечь из всей истории. Ответ - никаких.
Помимо этого, отвлекают постоянные технические ошибки и 'особенности'. Я не знаком с творчеством Аллена, однако его мерзкая привычка приближать камеру к лицу актёра, даже когда актер не играет мимикой и даже не участвует активно в диалоге, вызывает впечатление, словно я смотрю какой-то студенческий фильм. В многих сценах есть различия в позах и даже в мимике персонажей в разных кадрах. А про сцену, где они явно наложили синий фильтр на дневную сцену, чтобы выдать её за ночную, я вообще молчу.
В итоге из кинотеатра я вышел растерянный и разочарованный.
Скучнейший фильм, несмотря на обилие событий и вполне стандартную продолжительность, складывается ощущение, что просмотр растянулся на целую вечность. Абсолютно отталкивающая игра Эль Феннинг, персонаж получился искусственным, дерганным, признаюсь, что в итоге перематывала ее сцены. Персонаж Тимоти Шаламе выглядит естественным, но очень схож с его ролью в Маленьких женщинах, считаю, что он с ней справился и здесь, растерянный мальчик, каким, я думаю, он и задумывался. Приятные впечатления вызвала роль второго плана Келли Рорбах, смотрится живой, цельной и вообще интересной, хотя и пробыла в кадре совсем недолго. Финал в целом предсказуем, выдохнула с облегчением, что главный герой сделал этот вполне очевидный выбор.
Резюмируя, я не стала бы советовать этот фильм к просмотру, это было скучно и, увы, даже не атмосферно.
Что же не получилось в «Дождливом дне в Нью-Йорке»? Вроде бы все приметы алленовского стиля налицо: смешение комических и драматических акцентов в едином сценарном коктейле, тщательная проработанность драматургии, колоритная типажность персонажей, общая концепция о роли мегаполиса в частной жизни интеллектуалов. Так в чем же дело? В том, что почти во всем этом Аллена не дожал вследствие быстрой работы над картиной: актеры играют в диапазоне от чудовищно ужасного (как Эль Фаннинг в ее карикатурном комиковании) до посредственно серого (как Джуд Лоу и многие другие). Лишь Шаламе полностью вписался в алленовский контекст, чуть небрежно, но при этом мастерски создавая иронический портрет представителя «золотой молодежи».
Говорящее имя главного героя прочерчивает отчетливую связь с книгами Фицджеральда об экзистенциальных проблемах крупной буржуазии, но без их надрывного трагизма. Аллен берет лишь поверхностный флер его романов, скорее более легких «Красивых и обреченных» и «По эту сторону рая», чем «Великого Гэтсби» и «Ночь нежна», не затрагивая глубинной их проблематики. У нового фильма Аллена есть свое очарование, но это скорее фирменный лиризм режиссера, чем оригинальная интонация картины «Дождливый день в Нью-Йорке».
Лишь в финале зритель понимает серьезность замысла Аллена, впрочем, не очень убедительно исполненного: постоянный джаз в его лентах (ранний джаз, боевой, «горячий») сменяется в финале «Дождливого дня…» меланхоличной экспериментальной композицией Телониуса Монка «Body & Soul», именно она дает ключ к пониманию фильма. Две линии повествования, построенные вокруг «невстречи» молодой пары героев Шаламе и Фаннинг олицетворяют, на мой взгляд, линии поведения всякого мужчины и женщины, как это понимает Аллен. Режиссера можно упрекнуть в сексизме, но здесь он следует восточному пониманию взаимодействия мужского и женского.
Ян – начало мужское, духовное, дневное, Инь – женское, телесное, ночное. Лично меня похождения Эшли в исполнении Фаннинг так раздражают потому, что они построены на ее сексуальности, телесности, все отношение мужчин к ней пронизано любовным томлением (но Фаннинг отнюдь не сексуальна, для этого ее героиня слишком дурашлива). Похождения же Гэтсби в исполнении Шаламе пронизаны работой ума, рефлексией и духовным поиском (правда, Аллен все равно подтрунивает над ним, как когда-то над героем невротиком в своем собственном исполнении). Если Аллен действительно придерживался этой концепции, то она программно антифеминистична: женщин в его понимании, якобы привлекает в мужчинах ум, дух, творчество, поиск, мужчин же в женщинах – прежде всего сексуальность.
Как бы не были интеллектуальны героини Аллена, не только в этом фильме, но и в прочих его работах, мужчин это абсолютно не волнует, они у него – самцы-сексисты с высоким IQ, и хоть режиссер их тоже припечатывает, расстановки акцентов в его кино это не меняет. «Дождливый день в Нью-Йорке» со всей очевидностью показывает подспудные тенденции алленовского кино, обнажая их и выводя на поверхность. Шутки порой скатываются в пошлость, вертятся вокруг эротической темы, но это не Кевин Смит, вульгарщина здесь не тотальна и не нигилистична.
Комические эскапады героев, эксцентричность ситуаций, в которые они попадают, вызывают смех зрителя, но не делают «Дождливый день в Нью-Йорке» комедий положений уровня «Манхэттена» и «Энни Холл». Скорее впору уж вспомнить «Римские приключения» - милое упражнение Аллена в жанре буффонады и абсурда, которое легко забылось сразу же после проката. Что же касается роли мегаполиса в жизни людей, бытийного очарования Нью-Йорка, то данный фильм не стал признанием в любви непредсказуемости этого города так, как тот же «Манхэттен» или недавний шедевр Баумбаха «Милая Фрэнсис».
«Дождливый день в Нью-Йорке» - предсказуемое кино, и хотя вы можете не знать его сюжетных поворотов, по интонации вы сразу поймете, что перед вами – нечто милое, розовое и в целом беззлобное (несмотря на сатирические моменты). Постаревший Аллена всеми силами не хочет никого обижать и всем угодить – его главная задача, но как мы видим по судьбе фильма (хоть это и связано с биографией постановщика, а не с самой лентой) угодить всем не получилось. И не случайно феминистки поддерживали семейство Фэрроу в сложившемся скандале: как мы видим, сама концептуальная начинка творчества Аллена сексистская по натуре, хотя и не является ядром его киновселенной.
