Последний фестивальный обзор, в котором с большой вероятностью спрятан победитель: иранское диссидентское кино о протестах, индийская девичья акварелька и неаполитанские прелести Паоло Соррентино.
Станислав Зельвенский
Критик Кинопоиска
«Семя священного инжира»
Реж. Мохаммад Расулоф
Тегеранского юриста Имана повышают до следователя, а там уже рукой подать до должности судьи и государственной трехкомнатной квартиры. Тут в стране начинаются беспорядки, с утра до ночи приходится штамповать дела, и, поскольку оппозиция размещает в соцсетях личные данные силовиков, Иману выдают табельное оружие. Дочери-старшеклассницы сочувствуют протестующим, даже привыкшая со всем соглашаться жена начинает задавать вопросы, и на фоне семейного кризиса у Имана пропадает пистолет, что грозит тюрьмой уже ему самому.
Редкий фильм может похвастаться такой промокампанией: прямо накануне Каннского фестиваля Расулофа, режиссера с богатой диссидентской историей (и берлинским «Золотым медведем»), иранские власти приговорили за эту картину к восьми годам тюрьмы и плетям. Расулоф, впрочем, умудрился как-то сбежать в Европу. Актрису Сохейлу Голестани, замечательно играющую фактически главную роль жены следователя, задерживали во время антихиджабных протестов после смерти Махсы Амини.
Дрожащие документальные видео тех столкновений, взятые, очевидно, из соцсетей, периодически вклиниваются в эту чинную, неторопливую (до поры до времени) ближневосточную басню про безнаказанность и ответственность, конформизм и сопротивление. Пока следователем все больше овладевает паранойя, у его семейства шире открываются глаза. Во второй половине фильма события приобретают невероятный и, пожалуй, неправдоподобный оборот, но Расулоф знает, что делает. Как знает, когда несколько минут на крупном плане показывает, как героиня пытается смыть кровь с лица девушки, в которую выстрелили дробью. Да, это манипуляция; да, это в лоб; да, это плакат, но Расулофу все можно по той единственной причине, что кровь настоящая.
«Все, что мы представляем как свет»
Реж. Паял Кападиа
Две медсестры в Мумбаи вместе снимают квартиру. Та, что помладше, тайком встречается с юношей-мусульманином. Та, что постарше, замужем, но муж (в любом случае выбранный родителями) давно уехал работать в Германию и не пишет.
В фильме формально мало что происходит. Какое-то целенаправленное движение, которое можно уложить в синопсис, начинается только во второй половине, когда героини помогают своей коллеге, выселенной из квартиры, переехать в деревню. Но плотность событий высока. Вот за той женщиной, что постарше, неловко пытается ухаживать печальный доктор. Вот та, что помладше, идет покупать бурку, чтобы встретиться со своим возлюбленным в его мусульманском квартале. Вот курьер принес фирменную рисоварку — может быть, привет от блудного мужа? Из сценок в госпитале, обрывков разговоров и меланхоличных прогулок по ночному Мумбаи складывается портрет (крошечный фрагмент портрета) и мегаполиса, и сложноустроенного индийского общества, и места в нем человека (в первую очередь, конечно, женщины). «Свет» снят в квазидокументальной манере, которая у широкого зрителя на Западе не ассоциируется с Индией; это игровой дебют для 38-летней Паял Кападиа, начинавшей с документалистики. Однако ближе к концу фильм делает шаги в сторону поэтического, даже магического кинематографа. Негромкая, но неожиданно берущая за душу работа.
«Партенопа»
Реж. Паоло Соррентино
В Неаполе середины прошлого века прямо в море рождается девочка, которая к концу 1960-х превращается, соответственно, в девушку невероятной красоты (Селесте Далла Порта). Ее вожделеют все — от случайных прохожих до ее собственного брата, от босса каморры до кардинала. Сама же она хочет делать карьеру в антропологии.
Соррентино, выкрученный на максимум (а бывает ли другой?): бесконечная вереница кадров невероятной парфюмерной красоты, туманно-поэтические реплики, громоздкие этнографические метафоры и торжество немодного male gaze. Пока Партенопа плывет через годы (но не расстояния — дальше Капри ни-ни), ей попадаются разного рода диковинные персонажи. Например, Гари Олдман играет вечно поддатого американского писателя Джона Чивера, который бормочет фразы вроде: «Красота, как война, открывает все двери». И действительно, она открывает. Девушка едва не подается в актрисы, но, встретившись с мизантропически настроенной звездой по имени Грета Кул, вовремя передумывает и посвящает себя науке. Что, впрочем, не так важно, потому что это фильм не про людей, а про город Неаполь, с которым судьба Партенопы (в эпилоге ее также играет Стефания Сандрелли) на каком-то символическом уровне, очевидно, связана. Кино исключительно для преданных поклонников режиссера и/или итальянского юга.
