Фильм Баббара Субхаша стал рекордсменом советского проката 1980-х и объектом настоящего культа. При этом для индийского кино «Танцор» стал примерно тем же, чем Sex Pistols для рок-музыки. О том, как Митхун Чакраборти развалил каноны Болливуда и отчасти СССР, рассказывает Алексей Васильев. А посмотреть «Танцора» можно в онлайн-кинотеатре Кинопоиска.
Алексей Васильев
Киновед, кинокритик, постоянный контрибьютор журнала «Мир индийского кино», автор цикла документальных телефильмов «Мечтатели из Бомбея»
Советский кризис
Со своими 60,9 миллиона проданных билетов «Танцор диско» стал самым кассовым фильмом в советском прокате 1980-х. После него рекордную отметку в 60 миллионов не преодолел ни один фильм, приблизились к ней лишь считаные единицы («Маленькая Вера», «Человек с бульвара Капуцинов», «Кинг-Конг жив»).
Парад эстрадных номеров, нанизанных на прямолинейный сюжет о восхождении нищего паренька Джимми к славе поп-идола стал последним поводом для столь единого порыва многонационального советского народа. После выхода «Танцора» в прокат в июне 1984 года не только фильмы, но и демонстрации, майские или ноябрьские, стали посещаться в Союзе все менее массово и охотно.
Феноменальный успех индийского мюзикла четко отразил то переломное настроение, с которым за ближайшую пятилетку в стране свернули все достижения 70 лет советской власти. Этот наивный фильм не был столь уж наивным. Точнее, именно его наивность, в том числе и эстетическая, определила курс, которым наша жизнь двинулась дальше. Поздне- и постсоветское всеобщее уклонение от норм и презрение к авторитетам, феноменальная популярность Ван Дамма, который стал в России звездой более грандиозной, чем Том Круз, даже феномен видеоблогеров — все это эхо прилипчивой песни Митхуна Чакраборти.
Бомбейский кризис
Первый авторитет, который был уничтожен «Танцором», — это авторитет феномена, его породившего, — бомбейского кинематографа зрелищ. Именно этот фильм на 40 лет посеял в нашей стране заблуждение, что индийское кино — это треш, игнорирующий все законы киноязыка.
Бомбейское кино в свою золотую эру, в 1970-х, разработало систему эстетических кодов, гораздо более богатую и намного более устойчивую, чем Голливуд 1940-х. Во-первых, конечно, система девяти настроений, позаимствованная из древней индийской концепции поэтических чувств («рас»): любовь, веселье, печаль, гнев, отвага, страх, отвращение, умиление и умиротворение так или иначе должны возобладать поочередно на протяжении фильма. Во-вторых, система обязательных персонажей-масок, детализированных более, чем в итальянской комедии дель арте.
Но, главное, в Бомбее была разработана сложнейшая система движений камеры с крана и на тележке вдоль, над, под и вокруг вращающихся платформ, на которых играли актеры. Например, если по мере диалога, снимающегося, как и во всем мире, на «восьмерке», между персонажами возникает непонимание, камера берет общий план и начинает кружить вокруг них. Площадка, на которой стоят актеры, тоже начинает вращается, но в противоположную сторону; по мере нарастания напряжения встречные скорости этих двух движений увеличиваются, на экране таким образом буквально возникает «водоворот чувств».
Когда же развязкой разговора становится разрыв отношений, «объявление войны», мы всегда видим героев сверху. Они сняты статичной камерой, укрепленной над люстрой, которая непременно должна оказаться в кадре. Персонажи, словно придавленные к ковру таким ракурсом, расходятся в финале сцены в разные стороны кадра, будто покидая зал через разные двери. На момент выхода «Танцора» лучшие образцы индийского кино (от «Обездоленных» Нимая Гхоша до «Шахматистов» Сатьяджита Рая) вот уже 30 лет выходили в советский прокат, этот специфический код считывался нашим зрителем естественно и легко. Публика отличала бомбейское кино от любого другого и не ждала аналогичных приемов от фильмов, скажем, американских.
К семидесятым система визуальных кодов реализовалась максимально за счет накопленного опыта и развития кинотехники. В это время в Индии выходит череда блокбастеров с небывалыми кассовыми сборами. Например, первый индийский широкоформатный фильм «Месть и закон» вышел на экраны в День независимости, 15 августа 1975 года, и держался в крупнейшем кинотеатре Бомбея «Минерва» 149 недель, оставаясь абсолютным кассовым рекордсменом еще 19 лет.
Но этот диктат киноязыка становится слишком навязчивым. В «Мести и законе» был, например, один главный музыкальный номер — праздник красок холи, снятый как доводящий до головокружения каскад вращательных движений: колесо обозрения, карусель, хоровод и облетающая все это кругами камера. А в популярном детективе о переселении душ «Долг чести», снятом пятью годами позже «Мести и закона», на протяжении двух с половиной часов уже нет вообще ни одного (!) кадра, снятого со статики. Операторских трюков становится слишком много, и зритель элементарно устает от фильмов.
Кризисным для индустрии становится 1982 год, когда и вышел «Танцор диско». Из вложенных 2 миллиардов рупий прокат возвращает только половину. Колоссальные прибыли 1970-х привлекают в кинобизнес любителей легкой наживы, и в индийском кино начинается эра перепроизводства: если в 1982-м тут было снято 763 фильма, то в 1985-м — уже 914, это абсолютный рекорд Болливуда.
Многие из новоиспеченных продюсеров, наснимавших эти сотни фильмов, не имели средств на краны и тележки. «Танцор» тоже снят на сдачу, полукустарным способом, не только без звезд первой величины, но и без любых движений камеры, кроме трансфокаций (да и то редких), без декораций и без профессионального освещения; в сценах ночных танцев на улице роль осветительных приборов играют естественные внутрикадровые объекты, фары и уличные фонари. Но вынужденная бедность фильма стала его сильной стороной: виды реальных дворов, квартир и концертных залов вызвали бурный отклик у зрителей. Эту сказку про такого же, как они, бедняка, покорившего стадионы, правдоподобием награждал сам воздух экрана, узнаваемый, неотличимый от того, каким дышит публика на улице, в квартирах и даже непосредственно здесь и сейчас, в кинозале. Взгляд камеры, статичный, на уровне роста оператора — это тот ракурс, которым видит жизнь зритель в повседневности.
Попранная идеология
В Индии «Танцор диско» не вошел в топ-десятку года по валовому сбору, хотя принес чистую прибыль его создателям, в СССР же на фильм было продано в четыре раза больше билетов, чем на родине. Почему? Во-первых, летом 1984 года он был единственным новым развлекательным фильмом: Голливуд и жанровое кино Европы к моменту выхода «Танцора» повылетали с наших экранов. На смену разрядке 1970-х в СССР пришла эра конфронтации с Америкой и, как следствие, усиление партийного давления. На июньском Пленуме ЦК 1983 года был зачитан доклад «Об усилении идеологической работы», призывавший среди прочего пересмотреть подход к закупке и прокату зарубежных фильмов.
Во-вторых, «Танцор» был фильмом о молодости и для молодых. А молодежь в СССР тем самым летом ощутила первые спазмы дискомфорта от только что начавшейся школьной реформы, когда начали насаждать профподготовку, и вместо купания, дискотек и праздношатания, которыми обычно были отмечены первые дни лета, тем июнем старшеклассникам пришлось отправиться на заводы, в колхозы и военные подготовительные лагеря; самых младших заставили копаться в огородах, наскоро разбитых в школьных дворах. Посреди этой принудиловки так освежающе смотрелась картина, где в жизни и судьбе молодого парня ничто не имело значения, кроме юношеской ловкости и изящества, с которыми он танцевал или дрался.
Что еще немаловажно, исполнитель главной роли Митхун Чакраборти стал первым бомбейским актером с атлетической фигурой. Его торс мы разглядим во всей красе на киноэкранах несколько позже, в ленте «Правосудия!» (1983), но и здесь в сценах драк и танцев его накачанная грудь выступала чеканно.
Впрочем, торс Чакраборти отечественный зритель уже видел на многочисленных фотографиях в «Советском экране» и прочих киножурналах задолго до «Танцора». В 1977 году в конкурсе Московского кинофестиваля участвовал фильм бенгальского Годара, режиссера-марксиста Мринала Сена «Королевская охота». Главный герой, вожак племени, весь фильм должен был прыгать по деревьям в одной набедренной повязке. Сену нужен был прыткий парень с красивой фигурой. Он отправился посмотреть студентов актерского факультета в Киноинститут в Пуне и нашел такого в лице 27-летнего бенгальца по имени Митхун (в Индии оно соответствует астрологическому знаку Близнецы, под которым актер родился). Чакраборти стал гостем Московского фестиваля. Он был настолько нищ, что в обмен на интервью просил накормить себя хотя бы плошкой риса, что дало благодатный повод нашим корреспондентам разразиться серией статей о судьбе актера в буржуазном обществе, а в качестве иллюстраций они располагали только кадрами из «Охоты» с Чакраборти в одной лишь набедренной повязке.
Мы не просто так упомянули успех Ван Дамма в России. Фильмы с Ван Даммом, как и ленты с Чакраборти, сделаны без всякой эстетики, драматического освещения, движения камеры (в отличие, скажем, от картин с Брюсом Ли). Эти простецкие и честные картины тем и берут, что ничто в них не имеет значения, кроме самого парня в кадре. Он сам, какой есть, с его красотой, силой, ловкостью — самодостаточный аттракцион. А право на самодостаточность — это как раз то, в чем именно в тот период советскому человеку так надсадно отказывали школа, партия и правительство.
Впечатление на советского зрителя произвели чисто физическое «я» Чакраборти, пластика, уверенная легкость движений, утверждавшие: «Я есть!» Сами танцы были жуткой мешаниной, какую мог только нафантазировать Суреш Бхатт, признанный болливудский хореограф 1970-х, научивший многих тогдашних звезд азам катхака и бхаратанатьяма (виды классического индийского театрального танца. — Прим. ред.), но о диско имевший лишь смутное представление.
Однако эта мешанина производила эффект невиданного. Например, в одной из песен Митхун укладывается боком на эстраду и начинает сгибать и разгибать вверх-вниз одну ногу, а вокруг него укладываются поклонницы, повторяя эти движения. Это типичная сцена из телепередачи про аэробику, но они у нас появятся только через два года. Выходит, и это новшество первым показали нам не Джейн Фонда, не Сидни Ром и не Лилия Сабитова (первая ведущая подобных программ на отечественном ТВ), а Чакраборти в «Танцоре».
Обратите внимание на то, что происходит по ходу фильма со старшим поколением. Мать танцора гибнет, схватившись за электрогитару сына, к которой конкуренты подвели 2000 вольт. Дядя, обучивший его песням и танцам, тоже умирает на концерте, заслоняя племянника от пули негодяя, которого Джимми потом превратит в пепел, приложив к электрощиту. Джимми-танцор, проводив на тот свет все старшее поколение — носителей опыта, морали, некоего давления, — может свободно скакать по сцене единолично и петь свое «Ай эм э диско дэнсер, ай эм э диско дэнсер» на фоне разноцветных прожекторов.
Спустя четыре года в финале фильма «Асса» на фоне таких же прожекторов Виктор Цой будет петь «Перемен» — великий позер и наш собственный айдол. «Танцор» выдал нам индульгенцию дурачиться перед статичной включенной камерой, и, судя по рейтингам видеоблогеров и тиктокеров, за 40 лет мы от этого не устали.
Смотрите «Танцор диско» и его продолжение «Танцуй, танцуй» на Кинопоиске в Плюсе.
Фото: Христофоров Валерий / ITAR-TASS, Малышев Николай / ITAR-TASS
