В списке номинантов на «Оскар-2023» новый фильм Мартина Макдоны «Банши Инишерина» появляется, считайте, во всех главных категориях: лучший фильм, режиссер, лучшие актеры первого и второго плана, лучшая актриса второго плана. Рассказываем, в чем состоит фирменный метод Макдоны-младшего, почему у Фаррелла, Глисона и Керри Кондон больше шансов на статуэтку, чем у самого режиссера, и как его драматургия противостоит голливудскому конформизму.
«У вас замечательный член, мистер Уиллоуби», — говорит в «Трех билбордах» жена шефа полиции своему умирающему от рака мужу после романтического уик-энда. Он отшучивается: «Это из какой-то пьесы?» В «Голгофе» между священником и дочерью происходит похожий диалог: «Ну, как тебе откровение третьего акта?» — «Банально».
Братья Макдона любят ломать в кадре четвертую стену, но делают это по-разному: если у Джона Майкла персонажи просто не чужды самоиронии, то в фильмах его младшего брата Мартина они почти всегда разговаривают так, как будто только что вышли из гримерки театра Royal Court. В 1990-е это место стало приютом для большей части скандальных постановок in-yer-face theatre — «театра, бьющего в лицо», направления британской новой драмы, к которому причисляют и Мартина Макдону. Провокации, нецензурная брань, безудержное насилие, черный юмор, расистские шутки — все это пришло в его кино оттуда. Пожалуй, самое точное описание этого феномена оставил драматург Саймон Грей: «И знаете, что самое страшное? Герои этих пьес говорят грамматически безупречно. Они строят предложения. И даже с некоторой элегантностью! Глаголы и существительные торчат зрителю прямо в лицо».
In-yer-face theatre сформировался в лютые 1990-е под влиянием американской драмы, тру-крайма и провокативного искусства «молодых британских художников» (пример — Дэмиен Хёрст, заформалинивший акулу); Филипп Ридли, автор ключевой пьесы этого направления, «Питчфорк Дисней», учился в Сент-Мартинсе на перформанс-артиста и причислял себя к YBA. Активную роль в появлении новой драмы сыграли арт-директора двух театров. Во-первых, Йена Брауна, из эдинбургского Traverse Theatre (он подал дурной пример коллегам, начав ставить скандальных авторов Нового Света — Брэда Фрейзера и Трэйси Леттса), и в конечном итоге эта линия в шотландской культуре привела к появлению «На игле». Во-вторых, Стивена Долдри из Королевского придворного театра, где ставили «Шопинг и факинг» Марка Равенхилла, а также скандальных «Пенетратора» и «Цензора» Энтони Нилсона и Мартина Макдону.
Мартин Макдона до сих пор продолжает работать в театре и считается одним из самых влиятельных современных драматургов, но, правда, его последняя пьеса «Очень-очень-очень темная материя» с треском провалилась. Другие («Череп из Коннемары», «Калека с Инишмана», «Сиротливый Запад», «Человек-подушка», «Палачи») регулярно ставятся по всему миру — от Бродвея, где калеку Билли сыграл Дэниэл Рэдклифф, до фестиваля в Перми, который носит имя ММ (инициировавший его театр «У моста», собственно, и открыл драматурга Макдону российской публике, поставив аж восемь его пьес). Москвичам Макдона должен быть знаком по постановкам МХТ им. Чехова («Очень-очень черная материя») и закрытого ныне «Гоголь-центра» («Палачи»). Экс-худрук последнего Кирилл Серебренников — наиболее близкая к ирландцу фигура на нашей сцене: оба мастера черной комедии, которые пишут свои сценарии поверх пьес («Изображая жертву», «Ученик») и продолжают играть в театр даже на съемочной площадке.
Несмотря на то, что как минимум три фильма ММ получили высокие оценки на фестивалях («Залечь на дно в Брюгге» взял премию BAFTA за лучший сценарий, «Три билборда» и «Банши из Инишерина» отметились в Венеции), как драматург и писатель он все еще более обласкан славой, чем как режиссер фильмов. Зато самые важные кинонаграды обычно достаются актерам Макдоны: «Оскар» — Фрэнсис Макдорманд, «Кубок Вольпи» — Колину Фарреллу. Для любой голливудской звезды попасть к Мартину на съемки — это именины сердца.
У него всегда есть что играть — от физических увечий и всевозможной эксцентрики до сверхдлинных монологов (помните пятиминутный питч Сэма Рокуэлла в «Психопатах»?).
Свою постоянную труппу Макдона расширять не торопится: список его любимчиков за почти 20 лет мало изменился. Сэм Рокуэлл, Колин Фаррелл, Вуди Харрельсон, Желько Иванек снялись у него по паре раз, ирландец Брендан Глисон — в трех фильмах. А актер Гари Лайдон, кажется, обречен всю жизнь играть полицейских в картинах обоих братьев. ММ верен своим — старым товарищам, коллегам по театру, ирландцам. Как будто в насмешку над Голливудом в прологе «Семи психопатов» он снимает в эпизодической роли Майкла Питта (на тот момент супервостребованную звезду «Подпольной империи») и убивает его выстрелом в затылок.
Куда бы ни отправлял Макдона своих героев — в туристический Брюгге, в Голливуд, на границу Миссури или в ирландскую глубинку (говорят, местом действия его следующего фильма станет остров Пасхи), — они каждый раз разыгрывают один и тот же спектакль: декорации меняются, репертуар — нет. Режиссер этого и не скрывает: «Что бы я ни снимал, у меня все равно выходит black comedy». Основа всех замыслов Макдоны — это замешанная на абсурде сложносочиненная драматургическая конструкция: все ружья у него обязательно выстрелят, но не туда и не в тех, на кого можно подумать. Его дебютная короткометражка «Шестизарядный» («Оскар» за лучший короткий метр) была ребусом о шести дурацких смертях, зашифрованным в названии. «Залечь на дно в Брюгге» — черной комедией о причудливой механике божьего суда, где его вершителя настигала та же кара, которой он грозил грешнику. «Семь психопатов» — постмодернистской деконструкцией собственного творческого метода в жанровой оболочке фильма про гангстеров. А «Три билборда» — псевдовестерном о борьбе за право на возмездие, в финале которого выяснялось, что в долгой памяти не было такой уж необходимости.
На том же принципе обмана зрительских ожиданий строится «Банши Инишерина»: заявленная в названии смерть (банши в ирландском фольклоре — вестницы загробного мира) тут настигнет не тех, кто весь фильм ходит по краю, а тех, кто мирно цедил свою пинту в углу паба. В своей непредсказуемости Макдона предсказуем. «Мне кажется, так и надо рассказывать истории — заявлять тему, а потом уводить зрителя в совершенно другом направлении», — говорит режиссер в одном из интервью. Именно это он и делает в каждом фильме — играет с жанровыми условностями, испытывает сюжет абсурдом, разбавляет повествование интермедиями и байками, забалтывая фабулу (критики называют его «треш-токером»), чтобы в итоге собрать все сюжетные линии в один пазл.
Спусковой крючок конфликтов у Макдоны-младшего — всегда идея, а не событие: в его историях они возникают как будто на пустом месте.
В «Банши» герой Брендана Глисона перестает ходить в паб с другом, потому что он вдруг перестал ему нравиться. В «Билбордах» для противостояния Милдред и полицейских, убравших в долгий ящик старое дело об изнасиловании и убийстве, нет никаких причин, кроме их обоюдного упрямства (любой жанровый фильм на аналогичную тему начался бы с того, что дело закрыли или появились новые улики или жертва). В «Залечь на дно в Брюгге» матерый гангстер дает слабину и передумывает убивать напарника, насмотревшись на шедевры западноевропейского искусства.
То же самое в «Голгофе» Макдоны-старшего: неизвестный собирается убить хорошего священника, чтобы привлечь внимание общественности к проблеме домогательств в католической церкви, — завязка, достойная Достоевского.
Единство места и времени тоже от театра, как и «сидячие» мизансцены: если два человека должны поговорить, Макдона их чаще всего усаживает — на стул, лавку, за барную стойку, в купе поезда или исповедальню. Пока герои сидят и диалог длится, им ничего не угрожает. Если встают с места — жди беды. Только в «Банши» вышло по-другому: когда Колин Фаррелл решает поджечь дом Брендана Глисона, тот остается внутри и упорно не хочет покидать свой стул. Но и тут есть своя логика, ведь конфликт героев в том, что они отказываются сесть и поговорить. У другого ценителя длинных диалогов, Тарантино, с которым Макдону часто сравнивали в нулевых, это правило не работает: его актеры запросто могут словить пулю за приятной беседой. Для Макдоны обмен остротами священен, он не любит обрывать реплики на полуслове и всегда дает второму участнику диалога отыграться. Но удача ждет его не там, где он затягивает перепалку, как на школьных дебатах, а там, где заменяет слова действием. Так, в «Трех билбордах» шеф полиции Уиллоуби в ответ на очередную шпильку Милдред неожиданно для самого себя харкает ей в лицо кровью.
Очевидный талант Макдоны в том, что он умеет создавать колоритные характеры.
Но и в них есть что-то от театральных и даже площадных амплуа, персонажей-масок: ирландские чудаки, фокусники с кроликами, развратные церковники, гнусные полицейские, деревенские дурачки, карлики, женщины в беде. Все они хор, массовка. Ведущие партии всегда делят между собой два главных героя или психотипа: упрямец, носитель идеи фикс, обороняющий одному ему понятную правду, и трикстер-психопат, который при помощи ультранасилия, черного юмора и цинизма атакует основы мироздания (церковь, государство, бога, первого встречного). Иногда черты этих двух типов могут комбинироваться в одном персонаже (Милдред в «Трех билбордах»). Первому примерно два шага до того, чтобы превратиться в фанатика (Гарри в «Брюгге»), второй имеет задатки «просто хорошего парня» (преступник-подросток из короткометражки «Шестизарядный»). Как раз такая перемена происходит с офицером Диксоном в «Трех билбордах»: из очумелого фашиста он становится практически пай-мальчиком и образцовым копом. Американская критика сразу поставила это Макдоне на вид, уличив его чуть ли не в оправдании расизма.
Он, кажется, усвоил болезненный урок: в его новом фильме «Банши Инишерина» превращение безобидного душнилы в отчаянного провокатора будет дьявольски убедительным. Через сыгранного Колином Фарреллом Падрайка просвечивают все архетипические герои Макдоны: с одной стороны, он дурачок, с другой — надоеда, обладающий поистине ослиным упрямством (неслучайно его все время сопровождает ослик), с третьей — оборотень-трикстер, проверяющий мир на прочность. Его антагонист Колм — тоже упрямец, психопат и старый дурак. При желании в «Банши» даже можно увидеть split-драму, где два рассорившихся друга — это на самом деле части одного расщепленного сознания. Сознания человека, который хочет убить в себе обывателя, чтобы стать автором.
«Банши» и правда большой шаг вперед для Макдоны. Здесь он впервые по-настоящему выходит за рамки театра масок и добивается психологической правды с помощью все того же, но с осторожностью примененного инструментария: абсурд, насилие, мастерские диалоги, черный юмор.
Даже в своих иносказаниях он стал лаконичнее. Если раньше, для того чтобы поговорить о гражданской войне и ИРА, ему нужно было закошмарить зрителя пытками (пьесу «Лейтенант с Инишмора» запретили к показу в Ирландии), то теперь он может обойтись парой едва слышных выстрелов за кадром.
Философская база для направления in-yer-face theatre была позаимствована у театра жестокости Антонена Арто: чем больший дискомфорт испытывает зритель, тем лучше спектакль. Убийства, самоубийства, членовредительство, кровопролитие — всего этого должно быть не просто много, а очень много. В дебюте «Шестизарядный» ММ не отступил от этого правила: освоение нового визуального языка он начал с размазанных по стеклу электрички брызг крови. Но и сегодня в работах обоих братьев можно найти следы того угарного периода — например, мотив каннибализма в «Голгофе» Макдоны-старшего кажется ностальгической отсылкой к скандальной пьесе Сары Кейн «Подорванные» («Blasted», 1995). Жуткая гибель ослика и селфхарм героя Брендана Глисона в «Банши» (он отрубает себе пальцы и кидает их на порог своему другу, позже ими давится любимый карликовый ослик Фаррелла) тоже вполне в духе радикальных постановок fringe theatre. Таких страшилок у Макдоны много: в «Королеве красоты из Линейна» и «Очень-очень-очень темной материи» тоже отрезают конечности, в «Сиротливом Западе» герой режет уши любимой собаке брата, а в другой пьесе он рассказывает историю о «старике Шекспире», который держал черную карлицу в коробке и колол ее ножом каждый раз, когда ему надо было написать пьесу. Похоже, это и есть метафора творчества, по Макдоне: чтобы создать что-то настоящее, нужно испытать — или причинить — болевой шок.
Мартин Макдона гордится своей репутацией хулигана, анархиста, антиклерикала и нарушителя статус-кво (в 1996 году на церемонии вручения премии Evening Standard Theatre Awards он вместе с братом отказался поддержать тост за королеву и обматерил шикнувшего на них Шона Коннери), но за его вечным подростковым бунтом (хотя ему уже за пятьдесят) стоит детство в католической школе. Несмотря на то, что он все время клеймит священников, их паству и институт церкви как таковой, все его кино о поиске Бога в нелепых поворотах жизни. Ну, или Христа в человеке. Христа, кстати, найти легче: у Макдоны, называющего сына Божьего «суицидальным чуваком», самоубийцы всегда вызывают симпатию. Да и богохульство — почтенный способ выяснения отношений с Богом. Неудивительно, что он нашел общий язык с Фиби Уоллер-Бридж, которая стала его женой: у нее за плечами тоже католическая школа, и она тоже любит грязно пошутить (священник-сквернослов из второго сезона сериала «Дрянь» появился явно не случайно).
Мартин — вегетарианец и большой любитель животных, без них у него не обходится ни один фильм.
От «коровы, поймавшей ветер», и кролика в «Шестизарядном» до собачонки Бонни в «Семи психопатах». Его пьесы — это вообще настоящий зверинец; кого там только нет! Убийство животного непростительно. «В кино нельзя убивать животных, только женщин», — говорит похититель домашних питомцев Билли. А если от героя «воняет дерьмом и зоопарком» («Три билборда»), то для Макдоны это, скорее, комплимент. Он не видит в людях ничего звериного, а в зверях — ничего человеческого. Поэтому они у него всегда такие кроткие и напоминают о потерянном рае: «И лев возляжет рядом с агнцем». Подрику в «Банши» сестра запрещает впускать осла, корову и лошадь в дом, но чем дальше он продвигается по пути познания «слишком человеческого» в лице своего слетевшего с катушек друга Колма, тем больше животных оказывается в его лачуге — в финале это уже настоящий рождественский вертеп.
Казалось бы, чему режиссер, так любящий болтовню в кадре, может научиться у бессловесных зверей? Но как раз с ними у него и его героев происходит настоящий диалог. Если идти в паб, то с осликом. Если и быть откровенным, то с оленихой. Не он ли придумал священника, который разговаривает с лисами во втором сезоне «Дряни»?
Автор: Аглая Чечот
Фото: Tim P. Whitby / Getty Images for BFI, Andy Butterton - PA Images / PA Images via Getty Images, Andrew Toth / Getty Images, Picturelux / «Легион-Медиа», Entertainment Pictures / «Легион-Медиа», American Pictorial / «Легион-Медиа»